Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

– Меня беспокоит то, что в наши дни в университетах становится все больше людей, которые придерживаются радикальных и даже еретических взглядов, – сказала Екатерина, проводя посла по секретной лестнице в свои покои. – Ересь Лютера распространяется. Похоже, слово Божье оспаривают все и вся, а уважение к Церкви неуклонно идет на убыль. Если бы его святейшество высказался и разрушил все их доводы!

– Не падайте духом, мадам. На каждого радикального доктора найдется, вероятно, десять человек с устойчивыми взглядами, – успокаивал ее Шапуи.

Они добрались до апартаментов королевы, где по распоряжению Екатерины ее дамы накрыли ужин для двоих.

– Ваша милость, вы очень добры, что пригласили меня! – воскликнул Шапуи.

Они сидели, пока служанки повязывали им салфетки и разливали вино, потом отломили и положили на маленькие тарелки по куску белого хлеба и принялись за сытное жаркое из оленины.

– Это развеселит вашу милость, – завел разговор Шапуи. – Вчера герцогиня Норфолк сказала мне, что Леди поручила Гербовой палате нарисовать родословное древо, которое возводило бы ее род к нормандскому лорду, который обосновался в Англии четыре столетия назад.

– Я думала, ее предки были торговцами, – вставила Екатерина.

– Думаю, так и есть, эта генеалогия явно вымышленная, и король этим очень недоволен. Но еще больше он расстроился, когда узнал, что Леди снабдила своих слуг новыми ливреями, на которых вышит девиз: «Ainsi sera, groigne qui groigne» – «Так будет, сколько ни брюзжите».

Екатерина засмеялась. Они с Шапуи прекрасно знали, что настоящий девиз был такой: «Groigne qui groigne, vive Bourgogne!» – «Сколько ни брюзжите, да здравствует Бургундия!» Это был девиз императора и его предков, герцогов Бургундских.

– Да, мадам, король объяснил ей, чей это девиз, и сказал, что она не должна заставлять своих слуг носить эти ливреи. – Шапуи ликовал. – Она была убита!

– Жаль, что король не приструнил ее другим способом, – сказала Екатерина, макая хлеб в острый соус. – Взять, к примеру, последнее представление масок. Это был скандал. И король позволил ей сделать это.

– Когда-нибудь он устанет от ее выходок, а мы будем молиться об этом.

– Этот день придет не скоро! – с некоторой горячностью проговорила Екатерина.

В Рождество Екатерина вместе с Генрихом участвовала в традиционных торжествах в Гринвиче. Она очень обрадовалась, что Мария тоже была там, хотя ее весьма встревожил затравленный вид дочери и выражение страдания, которое появлялось на ее лице при каждом упоминании Анны Болейн или ее появлении. А та часто давала почувствовать свое присутствие, при этом проявляя мало почтения к королеве и принцессе.

– Терпеть ее не могу! – вырвалось у Марии, когда они остались наедине с матерью. – Она злая женщина. Как может мой отец так поступать с вами, мадам?

– Ш-ш-ш, дитя! Вы не должны так говорить о своем отце и должны быть снисходительны к ней ради него.

– Матушка, вы обладаете терпением святой! – воскликнула Мария. – Я не могу быть такой, как вы, как бы ни старалась.

Екатерина содрогнулась. Неужели это ее кроткая почтительная дочь? Но в глазах Марии стояли слезы. При виде их Екатерину охватила злость. Почему жизнь ее любимой дочери должна быть отравлена? Генриху не следует при ней выставлять напоказ свою любовницу, это недопустимо!

Накануне Рождества король пришел к Екатерине. Она была готова к встрече.

– Вы подаете дурной пример, выставляя напоказ свою связь с леди Анной! Мария очень расстроена тем, что ей приходится быть свидетельницей этого.

– Как я вам уже говорил, мадам, в моих отношениях с леди Анной нет ничего дурного! – резким тоном ответил Генрих, явно рассердившись. – Я намерен жениться на ней и сделаю это, что бы ни сказал папа. Марии лучше привыкнуть к этой мысли.

Он был непоколебим. Екатерина выбрала неудачный час, потому что за время праздников стало ясно: он очень жалеет самого себя. Даже в Двенадцатую ночь, когда они вместе сидели на тронах, было устроено представление масок, игры и роскошный банкет, Генрих оставался исполненным жалости к себе и беспрестанно брюзжал о нескончаемых отсрочках в Риме и о том, как плохо к нему относится папа. В конце концов Екатерина оставила попытки добиться от супруга проявлений веселости, хотя бы ради Марии. Ей было почти жаль его. Он сам устроил это безумие, и все же она верила, что его сбили с толку. Раньше она считала ответственным за это Уолси, но теперь точно знала, кто виновник. А Генриха настолько поработили чувства, что он ничего не замечал!

Екатерина не сомневалась: несмотря на все угрозы и недоброжелательство, его природные добродетели в конце концов возьмут верх. Если бы только она могла провести с Генрихом достаточное время – всего два или три месяца – так, как было раньше, то заставила бы его забыть о разводе. Но конечно, Анна была умна. Она понимала, что сердце Генриха на самом деле принадлежит жене, поэтому старалась не допускать того, чтобы он оставался один на один с Екатериной. А пока Генрих находился в обществе Анны, он не мог избавиться от ее влияния.

Первый день нового года только занялся, как в покои Екатерины явился встревоженный Шапуи.

– Ваше высочество, хорошо осведомленный джентльмен сообщил мне, что брак короля с Леди будет заключен во время ближайшей сессии парламента.

– Этого мы боялись и в прошлом году, и в позапрошлом, – напомнила ему Екатерина. Голос ее звучал бодро, хотя особой бодрости она не ощущала. – И до сих пор ничего не случилось. Как бы там ни было, а король не может жениться на ней, не получив сперва развода.

– Я слышал, Леди вполне уверена в этом.

Мария, которая присутствовала при разговоре, фыркнула:

– Она храбрее льва! Знаете, что она сказала мне позавчера вечером? Сказала, что желала бы увидеть всех испанцев тонущими в море. Я возразила ей, что такие речи – неуважение к ее госпоже королеве, на это она ответила, что ее не волнует королева и она предпочла бы видеть ее повешенной, чем признавать своей госпожой.

– Вы видите, какие у нее ужасные планы, – вмешался Шапуи, явно разозлившись.

– Меня не волнует, что думает леди Анна, – сказала Екатерина. – Ее враждебность коренится в неуверенности.

– Фу ты! Простите, мадам, но она с каждым днем становится все заносчивее, даже с королем! – не унималась Мария. – Герцогиня Норфолк говорит, он несколько раз жаловался герцогу, что она не такая, как ваша милость, и что вы никогда в жизни не говорили ему бранных слов. И когда король это произнес, в глазах у него стояли слезы.

Екатерина тоже почувствовала, что вот-вот расплачется. Трудно было представить, что Генрих мог в положительном смысле сравнивать ее с Анной, но, вероятно, он наконец начал приходить в себя.