Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

Кингстон поспешил удалиться, сославшись на занятость, и оставил пленницу наедине с ее страхами и разочарованиями. Остаток дня и все воскресенье Анна провела, наблюдая из окна за тем, как внутренний двор Тауэра превращался в арену бурной деятельности: рабочие несли доски и деревянные шесты в соседний Королевский зал для создания помоста, возбужденный Кингстон руководил ими, служители бегали туда-сюда, выполняя его распоряжения. Глядя на дорогую мебель, которую вносили в зал: огромный позолоченный помост с гербами Англии, столы, турецкие ковры, мягкие стулья и сундук с серебряными кубками, Анна осознала, что суд пройдет в обстановке, соответствующей ее статусу: торжественно и с церемониями. Все-таки она была королевой Англии.

Глава 27. 1536 год

Анна ждала на крыльце с Кингстоном, сэром Эдмундом Уолсингемом, четырьмя своими надсмотрщицами и – приятный сюрприз – четырьмя бывшими фрейлинами: Нэн Сэвилл, Марджери Хорсман, Мэри Зуш и сестрой Норриса – еще одной Мэри. Видеть их всех было большим утешением. Анна едва не расплакалась, обнимая девушек, хотя явное смятение, запечатленное на лицах фрейлин, ее встревожило. Они слышали, что говорят при дворе. Известно ли им нечто такое, чего не знает она?

Наконец-то у Анны приличная свита, но это не придворный церемониал. Главный тюремщик Тауэра находился рядом, а впереди и позади Анны стояли стражники.

Из зала доносился гул голосов. Внутри, наверное, яблоку негде упасть. Еще до рассвета перед входом выстроилась целая очередь из простолюдинов, которые хотели попасть на суд. По крайней мере, ее будут судить на глазах у народа.

Анна услышала голос, призывавший к тишине, потом грубоватые интонации Норфолка. По словам Кингстона, дядя исполнял роль лорда-распорядителя.

– Господин главный тюремщик Тауэра, введите заключенную! – провозгласил он.

В дверях появился распорядитель и кивком подал знак. Анна высоко подняла голову, как подобает королеве, и прошла вслед за ним в просторный зал, уставленный скамьями. Она понимала, что на нее смотрит тысяча глаз. Лавки и трибуны, установленные вдоль стен, были заполнены зрителями. Анна, облаченная в платье из черного бархата поверх алого дамастового киртла и в маленьком берете, на котором бойко торчало черно-белое перо, знала, что являет собой величественную фигуру. Эти предметы гардероба оказались среди тех, что уложили в сундук и доставили в Тауэр вскоре после ее ареста.

Она была искренне рада, что не поддающаяся контролю истерия, которой сопровождалась первая неделя заключения, сошла на нет. Анна чувствовала себя спокойной, полной достоинства и готовой встретить любой исход, который Судьба – или Генрих – припасли для нее. Господь идет рядом с ней, это она отчетливо ощущала, и в Нем собиралась черпать силы.

На главного тюремщика Тауэра Анна старалась не смотреть. Он чинно вышагивал сбоку с церемониальным топором в руках; лезвие было повернуто в сторону от нее в знак того, что подсудимая еще не признана виновной. Впереди, на троне под балдахином с королевскими гербами восседал представлявший короля дядя Норфолк. Он опирался на длинный белый жезл – атрибут его должности; в кресле у ног Норфолка расположился его сын, кузен Анны Суррей, с золотым жезлом, которым Норфолк владел как граф-маршал Англии. По правую руку от герцога находился лорд-канцлер Одли, по левую – герцог Саффолк; оба верные служаки, которым можно доверить исполнение желаний короля.

С обеих сторон от главных судей стояли пэры, пришедшие допрашивать Анну. Их было человек двадцать, даже больше, все знакомые лица. Одних она когда-то считала друзьями, другие являлись ярыми приверженцами леди Марии, третьи – родственниками или фаворитами короля. От них помощи не жди. Анна заметила Гарри Перси. Выглядел он изможденным и больным. И да упасет ее Господь, отец тоже был здесь – багров лицом и взглядом с дочерью не встречается. При виде его Анна на мгновение замедлила шаг. Каким же надо быть чудовищем, чтобы заставить отца судить своих детей? Неужели Генрих пал так низко? Или за это нужно благодарить Кромвеля?

Господин секретарь тоже присутствовал и вид имел важный и самодовольный. Его триумфальный взгляд опустился на Анну. «Победа осталась за мной», – как бы говорил Кромвель. Ему теперь нечего бояться, она для него не опасна. Анна решила обличить негодяя.

Перед ее глазами проплыли лица лорд-мэра Лондона, олдерменов, шерифов и глав гильдий. Тут же присутствовали французский посол и другие иностранные дипломаты, но Шапуи, презрительной насмешливости которого она опасалась, нигде не было видно.

В центре зала соорудили большую платформу. Анна поднялась на нее по ступенькам, подошла к барьеру и сделала реверанс перед судьями, окинув каждого испытующим взглядом. Она не покажет им страха. Все поклонились в ответ, и Норфолк предложил подсудимой занять установленное на платформе изящное кресло. Анна села, элегантно расправив юбки. Рядом с креслом стоял маленький столик, на котором лежала ее корона, словно в напоминание зрителям о высоком ранге представшей перед судом. Должно быть, корону доставили из сокровищницы, благо она находилась неподалеку.

Пошуршав бумагами и старательно откашлявшись, сэр Кристофер Хейлз, генеральный прокурор, встал, чтобы зачитать обвинительный акт. Голос его разнесся по всему залу.

– Королева Анна, будучи супругой короля Генриха Восьмого в течение трех лет и более, презрев законный, прекраснейший и благороднейший брак с владыкой нашим королем, злоумышляя в сердце своем против владыки нашего короля, поддавшись дьявольскому искушению и забыв Бога, ежедневно удовлетворяла свои нездоровые плотские аппетиты, вела себя лживо и предательски, вела низкие разговоры, награждала поцелуями, ласками, подарками и прочими постыдными приманками многих приближенных короля, чем соблазнила их стать своими любовниками.

Анна подняла вверх руку.

– Не виновна, – твердо произнесла она. – Все это ложь.

Сэр Кристофер гневно взглянул на нее:

– Мадам, у вас будет время ответить. Позвольте мне закончить. Гм… Некоторые из слуг поддались на ее гнусные провокации…

Он назвал Норриса, Уэстона, Бреретона и Смитона, потом зачитал длинный список дат, в которые прелюбодеяния якобы имели место. Анна слушала с возрастающим изумлением: составитель обвинения позволил себе возмутительную небрежность.

Стыдно было слушать описания того, как она сладкими речами, поцелуями, ласками, и не только, побуждала обвиняемых мужчин вступать в незаконные половые сношения с ней. Но больше всего озадачили даты. В списке значилось много таких, когда контакты между нею и предполагаемыми любовниками вообще не могли происходить, так как в эти дни она или имевшийся в виду джентльмен либо вовсе не находились в указанном месте, либо там присутствовал кто-то один из них. Тем не менее дело обставили так, что опровергнуть обвинительный акт было совершенно невозможно, поскольку в нем часто повторялось: прелюбодеяния совершались много раз до и после указанных дат. Как и боялась Анна, это была пародия на правосудие.