Делирий

Мгновенно проснулось сердце, заработало чуть ли не с полной отдачей.

Неужели Юна?! Так рано? Впрочем, уже восемь, пора вставать.

Он вскочил, набросил на плечи халат, подошёл к двери. расслабился. Интуиция подсказала, кого он увидит.

— Доброе утро, — сказал Варсонофий. Лицо у него было хмурое. — Впустишь? Или у тебя кто-то есть?

Роман молча отступил в сторону.

Они прошли в комнату, обставленную весьма скромно, если не сказать — бедно. Свою мебель и вещи перевозить Роман из Москвы не стал, а интерьер полученной квартиры был весьма практичен. В комнате умещались кровать, столик с монитором компьютера, два стула, кресло и диванчик. Да на стене висела книжная полка, заставленная медицинской литературой. Телевизор, комод и прочие бытовые излишества отсутствовали. Комната, по сути, являлась и спальней, поскольку квартира была однокомнатной.

— Пусто у тебя, — сказал Варсонофий, кинув косой взгляд на фотографию Даниэлы.

Роман пожалел, что не спрятал фото.

— Я в роскошестве не нуждаюсь.

— Дело не в роскоши, а в уюте. Создавать его ты не умеешь. Я на минуту заскочил, уезжаем мы.

— Как уезжаете? — не понял он. — Куда?

— В Выборг. Эмиссары АПГ начинают догадываться, кто я в иерархии «Триэн», могут спровоцировать нападение. А ты рядом, не ровён час подвернёшься под руку. Так что прощаться давай.

Роман пожал протянутую руку, покачал головой, не зная, что говорится в таких случаях.

— Может, ещё обойдётся?

— Не обойдётся, по-умному работают твари, исключительно талантливо формируют мнение о моём несоответствии занимаемой. — Варсонофий сжал зубы, останавливая себя. — Местное управленческое чиновничество — такая клоака! А ты будь поосторожней, не высовывайся понапрасну, если вычислят, кто ты есть, костей не соберёшь. Кстати, знаешь, что в нашем зоопарке слон сдох?

Роман пошевелил губами, вспоминая «сброс» преследующего щупальца мыслеволи в голову слона.

— Отчего сдох?

— Да кто ж знает, скоропостижно скончался, в минуту. Ну, бывай, пошёл я, не поминай лихом. — Варсонофий пожал локоть соседа. — Юнька хочет заскочить, попрощаться.

Он вышел.

Тренькнул айком.

Роман включил, услышал голос Вьюгина:

— Привет, висв, как здоровье?

— Нормально.

— Береги себя, ты нам нужен здоровым.

Роман вспомнил разговор с Афанасием, случившийся после того, как его подлечили лекари «Триэн», и он смог ответить на звонок.

— Спасибо тебе! — поблагодарил полковник. — Нашли мы ту подлодку, отогнали. Гнали так, что команда надолго этот поход запомнит.

— Как там, на Севере? — спросил Роман.

— Север красив, но не для меня, я другую природу люблю. Поправляйся, навещу тебя через пару дней.

Он и вправду приехал тогда в Псков и долго рассказывал о своих впечатлениях от командировки в Арктику. И орден привёз — «За заслуги перед Отечеством» IV степени.

— Вот, радуйся, Евсеич расщедрился, выписал как секретному сотруднику. Носить не рекомендую, спросят — за что.

Тогда Роман не придал награде значения, но после рассмотрел и проникся. Наградами такого уровня похвастать мог далеко не каждый.

Он кинул взгляд на шкаф в прихожей, где на полке лежала коробочка с орденом. Держать её здесь было опасно, и у него давно зрела мысль отдать орден на хранение дяде Коле Саперавину или деду Митяю.

Стукнула дверь. На пороге возникла Юна, одетая в джинсовый брючный костюм. В глазах её стояли сомнения, вопросы и тревога.

— Мы уезжаем.

— Знаю.

Два взгляда один в один!

Чего она хочет? Смотрит — как дразнит. О чём спросит?

— Можно, я буду звонить?

— Конечно, что за вопрос.

— Я не хочу уезжать!

— Разве отец тебе не объяснил, в чём дело?

— Объяснил, но я всё равно не хочу! — Она шагнула ближе.

Роман поймал себя на мысли, что он мог бы заставить её забыть о его существовании. Либо наоборот — броситься в объятия.

Юна бросилась к нему, обняла, прижалась лицом к груди. Плечи её задрожали.

Он замер, не зная, что делать, осторожно обнял за плечи.

— Успокойся, мы же не расстаёмся навеки. Вы переедете, устроитесь на новом месте, ты найдёшь работу, познакомишься с умным парнем.

— Мне никто не нужен! — еле слышно прошептала она.

— Ты красивая, добьёшься всего. — Роман послал мыслеволевой приказ успокоиться. — Верь мне!

Она вздрогнула, прислушалась к себе, резко отстранилась. Глаза девушки сухо блестели.

— Никогда больше т а к не делай!

— Как? — растерялся он.

— Я чувствую. ты пытаешься меня успокоить. Не надо!

— Хорошо, не буду, — пообещал он.

— И я знаю, что она тебя не любит. — Юна бросила взгляд на стол, где всё ещё стояла рамочка с фотографией Даниэлы. — Если бы любила — жила бы здесь. Прощай.

Она повернулась к двери, но вдруг метнулась назад, поцеловала и исчезла за дверью, так что он ничего не успел сказать. На губах таял жасминный отпечаток поцелуя.

Лишь позже пришла мысль, что он не спросил, как обстоят дела с коленом девушки, исцелил он его или нет. Хотя, судя по её стремительности, колено её больше не беспокоило.

Через полчаса на лестничной площадке зазвучали голоса.

Он открыл дверь.

Соседи стояли с сумками в руках, все трое: Варсонофий, Нина Александровна и Юна. Оглянулись на него.

— Я помогу, — пробормотал он.

— Не надо, мы справимся, — отказался модератор псковского отделения «Триэн». — Взяли только самое лёгкое, через месяц приеду, заберу остальное. Будь здоров.

— Как нога? — Роман перевёл взгляд на Юну.

— Спасибо, хорошо, — ответила за неё мать. — Танцует по утрам. Говорит, снова спортом начнёт заниматься.

Роман окунулся в глаза девушки и словно умылся родниковой водой. Хотя последним ощущением была печаль. Юна не хотела уезжать, а главное — любила его, и ничего с этим поделать было нельзя.

— До свиданья.

Семья Солнышкиных потянулась к выходу из подъезда.

Роман закрыл дверь, прижался к ней спиной, внезапно почувствовав пустоту в груди. Это была потеря, он снова оставался один, и никакие мысленные уговоры «заниматься своими делами» не спасали. Терять никого не хотелось, тем более что он привязался и к Варсонофию, и к Юне. И хотя он знал её всего ничего и никогда не позволял себе думать о ней как о «естественной компенсации одиночества», отъезд девушки ощутимо ударил по сердцу, заставил тосковать и страдать.