Дело чести
Шрифт:
— Здравствуй, Хикки, — сказал Квейль.
Хикки молчал. Он глядел на Квейля, не узнавая. Андерсон схватил Квейля за руку.
— Джон Квейль! — воскликнул он. — Ах ты, чертов сын!
— Как? — тихо произнес Хикки. — Это ты?
— Ну да. Разве командир ничего тебе не сказал?
— Нет.
И Хикки пожал Квейлю руку. Больше он не произнес ни слова. Он только изо всех сил тряс руку Квейля.
— Как поживаете? — спросила вошедших Елена.
Она увидела радость и изумление Хикки и почувствовала к нему еще большую симпатию, чем прежде. Она видела, что он весь сияет, несмотря на усталость, но сдерживает
— Болит еще? — спросил Хикки Квейля.
— Нет. Я чувствую себя хорошо.
— Я просто не могу опомниться…
— Ну да.
— Идемте. Куда вас отвезти? Мне говорили что-то о госпитале.
— Сперва я хочу отвезти Елену домой, — ответил Квейль.
Они спустились по лестнице, прошли мимо часовых и сели в машину.
— Где вы живете, Елена? — спросил Хикки.
Теперь он говорил непринужденно, и она обратила внимание, что он называет ее просто по имени.
— В Глифаде. Прямо по этой дороге, у подножия того холма.
— Как тебе удалось выкрутиться?
Квейлю уже надоел этот вопрос.
— Деревья ослабили падение. Я пошел обратно с Нитралексисом.
— А где он?
— Его подстрелили, когда мы пробирались через итальянские линии.
Дальше Квейль рассказал, как он забрал в Янине Тэпа и Елену и как они спешили в Афины, насколько это допускала обстановка отступления.
— Тут нас маленько потрепали, — сказал Андерсон.
— Я слышал, — ответил Квейль. — Завтра я уже появлюсь у вас. Мне надо только снять несколько швов.
— Не валяй дурака, — сказал врач.
Пока они ехали, он успел разбинтовать Квейлю голову. Он ничего у него не спрашивал. Приподняв бинт над раной, он внимательно рассматривал ее.
— Тебе дьявольски повезло, — сказал он.
— Я могу летать, — твердил Квейль.
— Разумеется, можешь, — ответил Андерсон. — И лицо твое производит очень приятное впечатление.
— Через сколько времени это пройдет? — спросил Квейль.
Он заметил, что Хикки смотрит на большие сгустки запекшейся крови на правой щеке и широкую вспухшую рану на лбу.
— Не раньше как через месяц. Хорошенький у тебя будет вид, когда все это зарубцуется.
Елена принялась снова забинтовывать голову Квейля.
— Можно будет снять швы? — спросил Квейль.
— Конечно. В госпитале снимем, — ответил Андерсон. — Но не будь ослом. Ведь тебе, наверное, хочется отдохнуть и подкрепиться.
— Он уж раз упал в обморок, — тихо сказала Елена.
— Этого не могло быть! — воскликнул Андерсон, потешаясь над упорством Квейля.
— Нет, было. Я думаю, это от недоедания или переутомления. Вел машину и чуть не опрокинул нас в пропасть. Он несколько часов был без сознания.
— Я выслушаю тебя. Как желудок?
— Хорошо. У меня все в порядке, — ответил Квейль.
Он указал Хикки длинный переулок, который вел к дому Елены.
— Вы зайдете? — спросила их Елена, когда машина остановилась. При этом она поглядела на Квейля.
— Нет, — ответил он. — Вот что. Я поеду, сниму эти швы и к вечеру буду у тебя.
Андерсон засмеялся.
— Не обращай на него внимания, — продолжал Квейль. — Я буду вечером. Ты как? Ничего?
— Хорошо, — ответила она улыбаясь.
— Ну так до вечера.
— Всех благ, — сказала Елена.
Она улыбнулась.
Квейль быстро взглянул на нее и сел обратно в машину.— Приеду вечером. Скажи своим, — крикнул он, когда машина тронулась.
27
Они отвезли его в Глифадский госпиталь, находившийся недалеко от Дома Елены. Это было большое пятиэтажное здание: прежде там был летний пансион. Квейля тотчас же отвели в зал, оборудованный под операционную. При ярком свете висячих ламп пять или шесть врачей оперировали раненых. Среди оперируемых Квейль заметил немца. Сестра-англичанка стала снимать с Квейля повязку.
— Когда вы сюда прибыли? — спросил ее Квейль.
— Я?
— Вообще английские сестры.
— Да уже с месяц. Нагнитесь. Снять повязку, доктор?
— Пока не надо, — ответил Андерсон.
Он снял куртку и вымыл руки. Хикки уселся на длинном столе рядом.
— Ножницы, — сказал Андерсон сестре.
Он взял у нее из рук ножницы и удалил клеенку и марлю. Обнаженной, выбритой частью черепа Квейль почувствовал холодный воздух комнаты.
— Посмотрим, Квейль, есть ли у тебя выдержка. Будет немножко больно.
— Так всегда говорят, — ответил Квейль.
Он почувствовал, как Андерсон разрезает швы. Врач протянул руку, и сестра вложила в нее щипцы. Квейль почувствовал их осторожное прикосновение, потом подергивание при удалении первого шва. Он подскочил.
— Потерпи же, черт возьми!
— Нельзя ли переменить район действия? — спросил Квейль после того, как были быстро удалены еще четыре шва.
— О'кэй, — сказал Андерсон сестре.
Она была полная и толстощекая, и Квейль почувствовал округлость ее руки, когда она охватила его голову, накладывая на нее повязку и помогая снять рубашку. Андерсон выстукал ему грудную клетку и прощупал живот, спрашивая, не болит ли где. Квейль ответил, что нигде не болит, но чувствуется онемение возле колена. Андерсон согнул ему ногу и ощупал коленную чашку. Закончил он осмотром его руки.
— Отведите его в ванную, — сказал он сестре.
— Ну как? — спросил Квейль.
— Все в порядке, — ответил Андерсон. — Необходимо хорошее питание и несколько дней отдыха.
— Когда мне можно будет побриться?
— Примерно через месяц, когда сойдут струпья. Только не сдирай их.
— Я могу принять ванну на аэродроме. Вы ведь теперь там живете?
— Примешь здесь, — ответил Андерсон.
— Идемте, — позвала Квейля сестра.
— Я сбегаю и принесу тебе обмундирование, — сказал Хикки. — Возьму из своего. Твои вещи отосланы в Египет.
Когда сестра отвела его в просторную ванную и принялась раздевать, он заявил, что разденется и будет мыться сам.
— Глупости, — возразила она. — Вы не вымоетесь, как надо. Посмотрите, в каком виде ваша одежда. И сорочка.
Она растянула перед ним грязную сорочку.
— Я знаю, — ответил он.
— Садитесь в ванну.
Ему было неловко, но он сел в теплую воду, от которой пахло каким-то антисептическим средством. Сестра нагнула ему голову вперед и обвязала ее полотенцем, чтобы вода не попала в рану. Она принялась медленно мыть ему шею и спину, потом подняла одну за другой его ноги и выскребла их. Квейль чувствовал расслабленность и физическое наслаждение от этой расслабленности и от ощущения чистоты.