Дело Малышева

– Ушел? – Игорь даже трубку опустил, и табак просыпался на ковер, – не хотите же вы сказать, что знаете убийцу и видели его?

– Ой, Горяшка, – Бабуся вскочила, – экой ты растяпистый, весь ковер изгваздал. И как только Ирина такое терпит!
–

Бабуся выпалила последние слова и осеклась. Она прикусила язык, но было уже поздно. Игорь посмотрел на рассыпанный табак, на виноватое лицо Бабуси.

– Пустяки, Евдокия Тимофеевна, – нарочито бодрым тоном ответил он, – я все равно завтра собирался пылесосить, вот все и уберу.

Он даже не упомянул об Ирине, хотя болезненно сердце сжалось при воспоминании о ней. Бабуся тоже чувствовала себя не в своей тарелке, что с ней бывало крайне редко.

– Вы сказали, – снова вернулся к разговору Игорь, – что его не могли найти, потому что он уже ушел. Кто это он?

– Я тебе давно рассказать хотела про одного человека, да все как-то не случалось. Думаю, что он во всем и виноват. Помнишь, я тебе говорила, что проверить мне надо было, как к людям в Доме относятся. Я тряпье и напялила на себя.

– Как же, помню! – перебил ее Игорь, – меня самого чуть удар не хватил, когда я вас в этом одеянии волшебном увидел.

– И подумал, поди, что бабка совсем сбрендила на старости лет. А вот когда я в энтом наряде ходила, то села передохнуть возле Дома, да посмотреть, что вокруг делается. Кто туда идет, кто оттуда. Меня еще человек один про него расспрашивал. Я еще подивилась тогда: «Зачем ему Дом?»

– Может, он там родственника какого искал? – предположил Игорь.

– Я, Горяшка, тоже так подумала. А на следующий день в Доме этого человека встренула. Смотрю, идет себе тихонечко, в сад направляется. Дай думаю, я его расспрошу. Подкараулила его и разговор завязала.

– И как же? – улыбнулся Игорь, думая, что Бабуся у него просто неистощима на разные выдумки.

– А так. Встала у окна да смотрела, пока он назад не пойдет. Как увидала, что назад направляется, пошла в кладовку, набрала подушек и потащила их наверх, туда, где комнаты. Тащу подушки, сгинаюсь под тяжестью, ничего по сторонам не вижу. А он мне навстречу и попался. Зацепился он за них, подушки мои и посыпались. Я его обругала маленько, а он мне подушки собрал да еще и отнес их сам наверх. Вот мы и разговорились с ним.

– Представляю, – старался не засмеяться Игорь.

Он нисколько не сомневался, зная Бабусю, что человека она прекрасно видела, а подушки посыпались у нее в самый подходящий момент и совсем не потому, что он ее задел.

– И о чем же вы говорили? – спросил заинтригованный Игорь.

– О жизни, внучек, о жизни. Я ему на старость свою пожаловалась, что руки уже не те, силы в них не осталось, ноги отказывают, глаза не видют…

Игорь закашлялся. Бабусе грех жаловаться, но если она начнет прибедняться да еще и таким жалостливым тоном, то любой поверит, что так оно и есть. В Бабусе пропадала актриса, так здорово умела она перевоплощаться.

– А ты не смейся, – строго сказала она и продолжала свое повествование, – одна, мол, как перст на всем белом свете, детей нет, заботиться обо мне старой некому, А потом разговор на него самого перевела, мол, чего он тут обретается. Павел-то Лексеич тоже стал про себя рассказывать.

– Много сказал? – Игорь насмешливо посмотрел на Бабусю.

– Не много, – Бабуся не обратила на насмешку внимания, – только сомнение меня взяло.

– Почему это?

– А вот. Лексеич сказался бывшим военным. Служил когда-то в горячих точках. А теперь на пенсии. Пенсия хорошая, дай Бог каждому. Дети у его уже взрослые, давно живут своими семьями. Старший в Москве, младший тоже военный, в Мурманске служит. С женой он развелся почитай лет десять назад, Надоело ей одной куковать, дожидаясь, пока он вернется со службы своей. Да и неизвестно было, вернется ли. Убивали там наших солдатиков много. Ее он не винит, только больше жениться не стал.

Жил один в хорошей двухкомнатной квартире. Брат у него был и сестра. Но сестра давно померла. От нее только дочка осталась, теперь уже совсем взрослая. А брат жил бобылем. Жил. Так как некоторое время назад помер неожиданно. Вот Павел Лексеич решил в Доме-то и обосноваться.

– И что же вам не понравилось? – спросил Игорь, выслушав Бабусю.

– Все, – решительно ответила бабка, – все вроде бы на месте, складно так выходит, но сумнение меня большое берет.

– Почему вы сомневаетесь? – спросил Игорь, – интуиция Бабусю еще никогда не подводила.

– В Доме-то старички обретаются. У кого детей нет, а кого дети забросили, забыли совсем. Бабки дряхлые, дедки.

– Вы же сами говорили, что многие еще крепкие.

– Говорила, – отмахнулась Бабуся, – только Лексеич никак на старичка не тянет. Он пожилой, но еще в полном здравии. Нечего ему среди бабок-дедок делать. Не такой он человек. Пытается он ходить ссутулившись, одежу старую надевает, а все равно не похож на старого. Он уже и бороду отпустил, а ровно волк в овечьей шкуре.

– И зачем он все это делает? – удивился Игорь.

– Вот и поди узнай, зачем. Только неспроста все это, я тебе скажу. И о брате своем он так говорил, словно рану не зажившую теребил, растравливал.

– Брат его, вы сказали, неожиданно умер?

– Это мне так Лексеич сказал. Не больно-то много он мне поведал, только то, что брат был старший да жил один. А потом друзья и советчики у него завелись. Сбили, мол, его с панталыку. А потом он вдруг помер. Хотя и не болел ничем.

– А что за друзья?

– Не знаю, Горяшка, только с такой злобой он про них говорил. Видно, пытался сдерживаться, но так и прорывалось из него. Я его об этом пытать не стала. Только вот думаю, а не жил ли его брат в нашем Доме.

– Вы думаете? – Игорь с сомнением покачал головой.

– Не знаю. Только зачем ему этот Дом старушечий сдался. А когда сегодня катавасия вся эта началась, то ведь Лексеича не было. Я сама видела, как он с приездом главного нашего за ворота и подался. И пока суматоха там творилась, он вроде как в стороне был.

– Ну знаете! – не выдержал Игорь, – вы такие заключения строите на ровном месте, прямо Агата Кристи.

– Давай-давай, обижай бабушку, – сказала Бабуся, – только чего же ты сам подхватился, когда я тебе сказала про записку, что к нашему главному попала?

– Потому, – ответил после небольшой паузы Игорь, – что точно такие же записки получили недавно в городе два человека, и теперь они мертвы.

Бабуся тихонько охнула и прикрыла ладошкой рот.