Дело о дневнике загорающей
Шрифт:
– Как вы определяете время? – спросил Бергер.
– Приблизительно. Я ездил посмотреть кое-какую недвижимость, а когда возвращался, меня остановил на бульваре этот детектив, и мне кажется, что тот человек у Балларда в доме подавал сигнал где-то около десяти часов вечера.
– Можете ли вы сейчас опознать человека, подававшего сигнал?
– Да, сэр. Это был Перри Мейсон.
– Когда вы в первый раз узнали, кто он такой?
– Он появился у меня дома… у нас как раз полным ходом шла небольшая вечеринка.
– Во сколько это было?
– Поздно ночью.
– И все-таки во сколько?
– О,
– Что хотел мистер Мейсон? Что он сказал?
– В основном он хотел выяснить, хорошо ли я разглядел и смогу ли узнать того человека в окне. Я ответил, что человек был такого же телосложения и… А после того как мистер Мейсон уехал от меня, кто-то из гостей, не помню кто, сказал что-то насчет того, что слишком уж он озабочен, смогу ли я того незнакомца снова узнать и… еще кто-то добавил: «А может быть, он озабочен потому, что хочет знать, не подозревает ли его кто-нибудь…» Все засмеялись, но меня вдруг как осенило… я понял, что человеком в окне мог запросто быть мистер Мейсон.
– Вы видели того человека сначала в окне, а потом когда он уходил, верно?
– Да, сэр. И когда он уходил, я разглядел его лучше.
– Видели, как он вышел, сел в машину и уехал?
– Да, сэр.
– Кто был этот человек?
– Сейчас я могу утверждать, что это был Перри Мейсон.
– Называя это имя, вы имеете в виду свидетеля, сидящего от вас слева?
– Да.
– Положите руку ему на плечо.
Фрейзер приблизился к Мейсону и выполнил, что от него требовалось.
– Это все, – заявил Гамильтон Бергер.
Окружной прокурор встал, повернулся к присяжным, затем взглянул на Мейсона и произнес:
– Мы вас больше не задерживаем, мистер Мейсон. Вы свободны.
– Благодарю вас, – сказал Мейсон, – но если вы хотите быть абсолютно и окончательно точным в глазах Большого совета присяжных, то вам бы не мешало отметить и тот факт, что у обоих этих свидетелей я спрашивал, могут ли они опознать виденного ими человека. Манди, мне помнится, ответил, что вряд ли, а Фрейзер сказал, что может опознать, если снова увидит. Но в тот самый момент Фрейзер смотрел прямо на меня.
– Нет нужды начинать оспаривать это дело, – возразил Гамильтон Бергер. – Члены Большого совета в состоянии сами сделать выводы, особенно относительно того, почему вам так не терпелось увидеть свидетелей, и в то время, как от вас они этого ждали бы в самую последнюю очередь, поставить им ловушку и заставить заявить, что однозначно положительного опознания они дать не могут.
– Прошу не касаться мотивировки моих поступков, господин окружной прокурор. Сконцентрируйтесь на своих! Я всего лишь хочу отметить некоторые очевидные моменты. Да, сейчас я не имею права подвергать свидетелей перекрестному допросу, но если Большой совет решит предпринять какое-либо действие, то такое право у меня появится, и не забывайте – перекрестный допрос состоится тогда в присутствии общественности.
– Не пытайтесь оспаривать дело, – огрызнулся Бергер. – Я уже сказал: мы вас больше не задерживаем.
– Благодарю вас, господин окружной прокурор. – С этими словами Мейсон покинул зал заседаний Большого совета, за дверями которого его моментально окружили репортеры.
– Что там происходит? –
Этот вопрос прозвучал одновременно из нескольких уст. – Это правда, что вы замешаны в убийстве Балларда?– Насколько мне известно, – спокойно ответил Мейсон, – свидетель не вправе обсуждать с кем-либо показания, данные перед Большим советом.
– Вас вызывали в качестве свидетеля?
– Да.
– Тогда почему вы оставались в зале, пока вызывали еще двоих свидетелей? Их вызывали, чтобы опознать вас?
– Об этом спросите окружного прокурора или кого-нибудь из присяжных. Я от комментариев воздерживаюсь! – Мейсон любезно улыбнулся.
– Но, предположим, вас опознали.
– Предположим.
– Пытается ли Бергер склонить членов Большого совета обвинить вас в чем-либо?
– Боюсь, что я не в состоянии читать мысли господина окружного прокурора. Извините, джентльмены, но я должен идти!
– Нет, нет, мы вас так не отпустим! Вы были вчера ночью в доме у Балларда?
– Да, был.
– В то время, когда его убили?
– Нет. Когда я от него ушел, он был жив-живехонек.
– Во сколько это было?
– Я не посмотрел на часы.
– Это правда, что вы – последний человек, видевший Джордана Балларда живым?
– Убийца видел его живым.
– Это правда, что вас пытаются обвинить в лжесвидетельстве? Что они собираются предъявить вам?
– Если мы обратимся к закону, то увидим, что предсказанием будущего занимаются люди, кому это соответствующим образом дозволено государством. Я этим не занимаюсь.
– Что произошло в зале заседаний? – Репортеры так и наседали.
– Никаких комментариев! – Мейсон усиленно пробирался к выходу. – Почему бы вам не спросить об этом Гамильтона Бергера? Он будет весьма рад предоставить вам эту информацию.
По выходе из Дворца правосудия Перри Мейсон взял такси и поехал обратно в офис.
Делла Стрит уже заждалась его.
– Что случилось, шеф?
– Гамильтон Бергер готовится обвинить меня в лжесвидетельстве.
– Вы отказались отвечать на его вопросы?
– К счастью, Гамильтон Бергер формулировал вопросы таким образом, что у меня не возникло необходимости отказываться отвечать ему. Он хотел знать, опускал ли я эту штору в доме у Балларда с тем, чтобы подать сигнал Арлен Дюваль. Я ответил отрицательно. Затем он вынудил меня отрицать также и то, что, опуская и поднимая штору, я вообще подавал кому-либо какой-то сигнал. Я воспользовался этой возможностью и сказал – нет. Я боялся, что если он будет много говорить, то в конце концов задаст и правильный вопрос, а именно: подходил ли я или нет к окну этого дома и опускал ли я или поднимал штору? Он вышел из себя. А когда наш друг Гамильтон Бергер сердится, то мыслит не очень четко.
– То есть он так и не спросил вас, что вы там делали, кроме того, что кому-то сигналили?
– Вот именно. – Мейсон усмехнулся.
– Замечательно! И что же мы теперь будем делать?
– Позвоним Дрейку и спросим, нашел ли он того рассыльного.
– Он его не нашел. Хотя обзвонил все службы, где есть курьеры.
– В таком случае остается последняя возможность – связаться с теми, кто шьет театральные костюмы. Одежда могла быть взята напрокат.
– Он уже над этим работает. А вот и он – легок на помине.