Дело о карикатурах на пророка Мухаммеда

То же подумала и Айаан Хирси Али, когда авторы американского телесериала “Южный парк” весной 2010 года получили угрозы в свой адрес, создав в одном из эпизодов сатирический образ мусульманского пророка. Она призвала Голливуд провести кампанию солидарности с мультипликаторами и прокомментировала ситуацию для “Уолл-Стрит Джорнал”: “Мысль такова: создавать различные истории о пророке Мухаммеде, чтобы изображать его как можно чаще. Эти истории вовсе не должны порицать или оскорблять пророка, нужно лишь раздвигать границы риска. Цель такой акции — атаковать сверхчувствительность мусульман сразу с нескольких сторон, чтобы они не могли охватить их все. Другое важное преимущество такой кампании — это возможность приучить их к обращению, к которому уже давно привыкли последователи других религий”.

Более глубокое исследование выявило и другие примеры самоцензуры и ограничений свободы слова помимо тех, на которых было основано мое решение опубликовать рисунки. Приведу еще пять эпизодов.

1. Осенью 2005 года в маленьком французском городке Сен-Жени-Пуйи, расположенном на границе со Швейцарией, группа исламских активистов протестовала против литературных чтений трагедии Вольтера “Фанатизм, или Пророк Магомет” (1741). Мусульмане считали, что это произведение оскорбляет их районную общину, и поэтому мероприятие следует отменить. Двенадцатью годами раньше подобный инцидент произошел по другую сторону границы — в Женеве и закончился тем, что постановка трагедии не состоялась, лишившись поддержки общественности. Между тем мэр французского городка занял твердую позицию, и в день мероприятия в город были направлены специальные патрули для обеспечения безопасности. В итоге демонстранты подожгли один автомобиль, а в отдельных районах произошли перестрелки.

2. Летом 2005 года британское правительство, сформированное партией лейбористов, выдвинуло законопроект о введении юридической ответственности за критические высказывания в отношении религий в невиданных ранее масштабах. Эту инициативу, известную как “закон против разжигания межрелигиозной ненависти”, члены британского ПЕН-клуба в своих выступлениях назвали компенсацией проживающим в стране мусульманам за дискриминацию, которой они подверглись вследствие борьбы с терроризмом, усиления контроля над гражданами, жестокого обращения с заключенными в Гуантанамо и войны в Ираке. Разумеется, борьба с дискриминацией — это благородная цель, но, по мнению Салмана Рушди и комика Роуэна Аткинсона, данный закон, будучи принят, приведет к установлению самоцензуры и повышению напряженности в мультикультурном британском обществе. “Мы понимаем намерение правительства найти способ на законодательном уровне защитить мусульман по аналогии с правовыми нормами, запрещающими любые проявления расизма. Однако закон, который устанавливает широкие полномочия по урегулированию конкретных случаев, изначально свидетельствует о непонимании сути вопроса, — написали Рушди и Аткинсон ответственному министру. — Законопроект неминуемо обострит противоречия между различными вероисповеданиями, завалит работой суды и приведет к (само)цензуре в искусстве, СМИ и издательствах. Мы также опасаемся, что из-за него в обществе будут ограничиваться любые критические высказывания о пороках, так или иначе имеющихся в религиозных структурах, и в то же время воодушевятся те, кто желает использовать суды и СМИ для самовозвеличивания”.

Больше четырехсот писателей открытым письмом предупредили министерство внутренних дел, что законопроект фактически санкционирует цензуру, обедняя культурную жизнь и усиливая религиозную нетерпимость во всех конфессиях. “Создается впечатление, что нам приходится снова вступать в битву за эпоху Просвещения в Европе”, — говорит Салман Рушди в одном из своих эссе. По словам комментаторов, “Сатанинские стихи” Рушди также подпадали под действие нового закона. Парламентское голосование должно было состояться несколько месяцев спустя, и инициатор предложения заявил, что оно также поставит вне закона рисунки, опубликованные “Моргенависен Юлландс-Постен”. Несмотря на непрекращающиеся протесты и острую критику, правительство все же выдвинуло законопроект на голосование, причем именно в тот вечер, когда карикатурный скандал достиг своего апогея. В тот день я участвовал в выпуске новостей на телеканале “Скай Ньюс”, где подробно обсуждались британский законопроект и скандал, вызванный “карикатурами”. Инициатива правительства в итоге провалилась с перевесом всего в один голос, в немалой степени благодаря тому, что Тони Блэр рано ушел домой, полагая, что закон примут и без него.

3. 29 декабря 2004 года Музей мировой культуры в Гетеборге открыл двери для посетителей пяти выставок, одна из которых называлась “Безымянная лихорадка: СПИД в эпоху глобализации”. На ней демонстрировалась работа художницы арабского происхождения Лузлы Дараби “Любовная сцена” (2003). Картина изображала сцену соития: женщина лежит на спине с раздвинутыми ногами, лица стоящего мужчины не видно. Заметно, что женщина наслаждается этим актом любви. В верхней части картины приведен первый стих из Корана на арабском языке: “Во имя Аллаха, милостивого, милосердного. / Хвала Аллаху — Господу миров, / милостивому, милосердному, / властителю дня Суда! / Тебе мы поклоняемся и к Тебе взываем о помощи: / веди нас прямым путем, / путем тех, которых Ты облагодетельствовал, не тех, что подпали под Твой гнев, и не путем заблудших”.

По словам Дараби, у мусульман на ее родине, в Алжире, есть старая традиция: прежде чем лечь с женой, муж обращается к Богу. Она объяснила, что ее картина символизирует связь между любовью и верой и что физическая любовь помогает установить контакт с духовным миром. При этом Дараби подчеркнула, что ее работу также можно рассматривать как критику патриархального общества и насилия над женщиной, а также как вызов суровому табу на право женщины получать сексуальное наслаждение, действующему в том мире, откуда она родом. “Картина стала результатом моих размышлений о женщинах, прежде всего о насилии, которому они подвергаются, о чем я знаю из личного опыта моей мамы и тети”, — сказала Лузла Дараби, рассказывая о своей картине.

В январе музей получил порядка шестисот или семисот электронных писем от оскорбленных мусульман с требованиями убрать картину из экспозиции. Некоторые сообщения содержали угрозы со ссылкой на убийство голландского режиссера Тео ван Гога в 2004 году. “Ты и твоя отвратительная работа оскорбляют мусульман Швеции! Извлеки уроки из события в Голландии! Даже крупнейшая мировая сверхдержава не может себя защитить, поэтому спроси себя, кто защитит тебя”, — говорилось в одном письме.

Дело закончилось тем, что спустя три недели после открытия выставки картину решили убрать, причем без согласия художницы и куратора выставки. Сначала вместо работы повесили объявление о том, что картина будет заменена другим произведением Дараби без стихов из Корана. По словам персонала музея, “Любовную сцену” изначально выбрали для экспозиции, потому что она символизировала эротическую любовь, в то время как другие работы в основном представляли мрачные чувства, такие как печаль, слабость и страх. В официальном сообщении руководства музея говорилось: “Принятое музеем решение об изъятии полотна из экспозиции и его замены другим произведением продиктовано тем, что само по себе противоречивое сочетание изображения и текста не отвечает содержанию выставки”.

Впоследствии директор музея Йетте Сандаль прокомментировала свое решение в интервью газете “Юлландс-Постен”. В частности, ее спросили, трудно ли отказывать художнику в размещении его произведения на выставке по той причине, что оно тем или иным образом задевает посетителей.

— Подобные действия наверняка затрудняют проведение каких-либо выставок.

— Мы выставляем много предметов, которые могут кого-либо задеть, причем достаточно сильно. Наш музей — это место, которое бросает политический вызов. Я не боюсь кого-либо задеть, но если мы совершаем ошибку, то должны ее признать. Выставлять ту картину было бессмысленно, поскольку она не имела отношения к проблеме, которую мы хотели поднять. Мы рассматривали картину именно с точки зрения эротического искусства, а не религии.

— Но разве художники не вольны создавать свои работы именно так, как хотят?

— Личная свобода зависит от свободы других. Ни у кого нет права оскорблять другого. Нельзя говорить о других что захочешь. Любая философия права подразумевает уважение к правам и свободам других. Это заложено в законодательстве. Я могла бы оказаться в похожей ситуации, если бы мы выставили работы, задевающие женщин или гомосексуалистов. Мы, как профессионалы, стремимся к диалогу с публикой, и если ее реакция однозначно негативна, я убираю произведение из экспозиции. Мы не хотим оскорблять своих гостей.

— Разве это не цензура?

— Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду, но мы выставляем действительно много предметов, которые могут кого-то обидеть, и вовсе не боимся негативной реакции. Иногда все же следует обращать внимание на чувства людей, хотя очень непросто вообще никого не обидеть.

Логика в объяснении директора сильно хромала. Или оставляешь за собой право обидеть кого-то, или нет. Руководитель государственного музея не должен делить публику на тех, кого можно оскорблять, и тех, кому лучше не наступать на мозоль, в частности когда речь идет о духовных и религиозных убеждениях. Таким образом, музей грубо нарушил права своих посетителей. Очевидно, что в данном случае отдельным категориям посетителей выказывалось особое отношение — из-за страха или просто из желания принять во внимание их потребности. Кроме того, ограничение свободы людей, выражающееся в запрете говорить то, что может быть расценено как оскорбление, само по себе абсурдно. Таково определение “свободы” при авторитарных режимах, но не демократических странах. Во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года, впоследствии взятой либерально-демократическими странами за основу, понятие свободы определяется так: “Свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда другому; таким образом, осуществление естественных прав каждого человека ограничено лишь теми пределами, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же правами. Пределы эти могут быть определены только законом”.

Данное определение фактически противоречит философии права в интерпретации Йетте Сандаль, с помощью которой она обосновала свое решение об изъятии картины Дараби из экспозиции. Точно такой же аргумент я слышал от премьер-министра Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, бывшего министра иностранных дел Дании Уффе Эллеман-Йенсена, ведущего сирийского режиссера Наждата Анзура и многих других.

Кристиан Гетер, директор музея “Аркен”, расположенного в 20 км к югу от Копенгагена, с пониманием отнесся к дилемме, перед которой шведский музей оказался из-за угроз, но счел достойным критики положение, при котором решение о том, выставлять или нет произведение искусства, зависит от реакции публики. “Такой вариант решения проблемы должен применяться лишь в крайнем случае, когда остается лишь признать, что свобода слова ограничена и больше не существует ни одного открытого общественного учреждения, — сказал он в интервью газете “Дагбладет Информашон”. — Крайне важно, чтобы учреждения культуры и искусств могли работать в безопасности, не рискуя подвергнуться насилию. Не нужно налагать на себя какие-либо ограничения в самовыражении. Если хочешь сказать что-то важное, то это нужно сказать. Если при этом нарушены какие-то границы, то для оценки этого есть суд, а не какая-то группа самозванцев”.