Дело о немом партнере

— М-м, пожалуй, да.

— Когда у вас появилась эта привычка?

— Еще с девятнадцати лет, когда я работала на кондитерской фабрике, — ответила она с улыбкой.

— Вы приучились так есть конфеты, пока там работали?

— Да, — сказала она и тихонько хихикнула. — Девушкам не разрешалось есть конфеты, с которыми они работали, но… видите ли, хозяин мне не нравился, и мне казалось, что таким образом я свожу с ним счеты.

— Понятно, — улыбнулся Мейсон. — Теперь кто-то, должно быть, знал об этой вашей склонности потреблять конфеты сразу в больших количествах?

Она замолчала в некотором замешательстве, потом покачала головой.

— Говорите громче, — обратился к ней судья Гросбек, — так, чтобы секретарь мог занести ваши слова в протокол.

— Нет, — сказала она, — я не думаю, чтобы кто-нибудь… ну, разве что кто-то из близких друзей… Ирма Радин, например.

— А мистер Лоули является близким другом?

— Нет.

— Мистер Колл?

— Нет. — В ее голосе прозвучал вызов.

— Может быть, мистер Мейгард?

— Мистер Мейгард скорее наниматель, чем друг.

— Но он знает, как вы едите конфеты?

На ее лице опять отразилась нерешительность. Она явно не хотела давать утвердительный ответ, который содержал бы в себе прямой намек. Судья Гросбек теперь сидел, облокотившись на свой большой стол из красного дерева, и внимательно изучал ее лицо. Фрэнк Лейбли с озадаченным видом, болезненно осознавая, в каком опасном направлении развивается слушание дела, и явно опасаясь прерывать процедуру дальнейшими возражениями, сидел, сдвинувшись на кончик стула, и провожал вопросы и ответы поворотом головы от Мейсона к свидетельнице и обратно.

— Отвечайте на вопрос, — настаивал Мейсон.

— Мистер Мейгард знал, что я работала на кондитерской фабрике.

— Откуда ему это было известно?

— Он же нанимал меня.

— То есть вы работали на кондитерской фабрике, когда мистер Мейгард пригласил вас к себе в «Золотой рог»?

— Нет. Он просмотрел мои бумаги.

— И вы не считаете мистера Колла близким другом?

— Нет.

— Он ведь, кажется, был им одно время?

— Ну… ну, это зависит от того, что вы называете дружбой.

— А как насчет мистера Лоули? Он когда-нибудь являлся таковым?

— М-м, нет… Впрочем, может быть, и да.

— Мистер Пивис угощал вас конфетами?

— Да. Несколько, раз. Он очень славный.

— Он видел, как вы их ели?

— Да.

— Ваша честь, — обратился Мейсон к судье Гросбеку, — я хотел бы попросить суд перенести заседание на завтрашнее утро. Я, разумеется, понимаю, что суд будет решать этот вопрос на собственное усмотрение, и…

— С нашей стороны возражений нет, — торопливо заявил Лейбли…

— Очень хорошо, — объявил судья Гросбек. — В соответствии с договоренностью сторон дело откладывается слушанием до десяти часов утра завтрашнего дня.

Какой-то момент казалось, что судья Гросбек хочет задать вопрос Эстер Дилмейер, потом он, очевидно, передумал и решил остаться верным принятой им на себя роли беспристрастного распорядителя. Он поднялся из-за стола и вышел в отведенную для судьи комнату.

Мейгард решительно зашагал вперед по проходу со своего места, откуда с интересом наблюдал за развитием событий. Он направился прямо к Мейсону. Вид у него был свирепый.

— С какой стати, — загрохотал он, — вы пытаетесь впутать меня в эту историю с конфетами?

— Я не пытаюсь, — ответил Мейсон, стоя за своим столом и собирая бумаги в «дипломат». — Я просто задавал вопросы свидетельнице. Она отвечала ни них.

— Что ж, вы задавали их очень своеобразно.

— Такая уж у меня привычка, — улыбнулся Мейсон. — Особенно когда я имею дело с людьми, пытающимися диктовать мне условия.

Мейгард приблизился еще на шаг. Взгляд его глаз, устремленных на адвоката, был холодным и злым. С таким видом опытный палач обычно рассматривает приговоренного к казни, оценивая его сложение, вес, мышцы шеи.

— Итак? — спросил Мейсон.

— Мне это не нравится, — коротко сказал Мейгард, круто повернулся на каблуках и пошел к выходу.

К Мейсону подошла Милдред Фолкнер и взяла его за руку:

— Наверное, я не смогу оценить всех юридических тонкостей, но, кажется, вы здорово их озадачили.

— Похоже, я нащупал что-то интересное. Вы виделись с Карлоттой?

Оживление исчезло с ее лица. Она кивнула, в уголках глаз заблестели слезы.

— Как она?

— Очень неважно. После того как ее доставили в приемный покой, ее осмотрел врач. Он сказал, что ей нельзя никого видеть по крайней мере в течение двух суток. Он сделал исключение в моем случае потому, что она все время спрашивала обо мне, и врач полагал, что беседа со мной пойдет ей на пользу. Он только предупредил, чтобы я ни слова не говорила о деле.

— Ну и как, вы молчали?

— До конца не получилось. Она очень хотела мне кое-что рассказать. Поначалу я старалась отвлечь ее, но потом решила: пусть говорит, может быть, ей станет легче, если она выговорится. Она казалась такой взволнованной.

— Чем именно?

— Они заставили ее признаться, что она отдала вам сертификат. Они сказали ей, что вы умыли руки, передав его полиции. Мистер Мейсон, как полицейские могут быть настолько жестоки, настолько беспринципны?

— Они считают, что имеют дело с преступниками и цель оправдывает средства.

— Знаете, это не способ бороться с преступностью. Они лгут и прибегают к жестокости, даже зверству. Так они никогда не добьются уважения людей. Они являют собой почти такое же зло, как сами преступники.

— Вы так настроены, потому что дело касается близкого вам человека. Ведь, в конце концов, случай действительно неординарный.

— Карла теперь оказалась на краю пропасти. Даже не знаю, сможет ли она пережить все это. Она выглядит несравнимо хуже, чем когда-либо вообще. А ведь она уже почти выздоравливала.

— Знаю, — сочувственно произнес Мейсон. — Это как раз та самая ситуация, которой я всеми силами пытался избежать.

— Ну, вашей вины здесь нет. Если бы она следовала вашим указаниям, с ней было бы все в порядке. Теперь она это понимает.

— А больше она ничего не говорила в полиции? Только о сертификате?

— Нет, больше ничего. Но с теми уликами, которые они уже собрали против нее, и этого достаточно. Мистер Мейсон, она просто не вынесет, если это будет продолжаться… А если ее признают виновной… Может быть, будет даже лучше, если… лучше, если…