Дело о похищенных туфельках
Шрифт:
И она побежала, протиснулась между плотно стоящими складскими помещениями, чтобы попасть на другую линию — перед глазами мигало ослабевающее пламя свечи, тянуло к себе, просило помочь.
— Рести, стой, лучше в обход, — крикнул сзади Медоед. — Забор же там, ну!
Забор и правда был. Хоть и не вполне ясно, для чего разгораживать линии, все равно ведь стены и двери складов повсюду.
Рести давно уже не была в форме, чтобы подтягиваться на руках, лезть через заборы и уж тем более спрыгивать в темноту. Пока Медоед пыхтел, подсаживая ее, Руис уже перебрался и протянул руки. Женщина уже беспомощно свисала,
— Прыгай, только осторожно!
Ну уж это как получится, подумала Рести и разжала пальцы. Полицейский поймал ее, не удержался и повалился набок, опрокидывая Рести на себя, чтобы не ушиблась.
— Ох уж эти бабы, сначала лезут куда ни попадя, потом думают, — буркнул Кокус, приземляясь рядом с грацией молодого сурка.
— На себя посмотри, вы с Малышом те еще увальни, — зло, но тихо ответила Рести.
— Потом подеретесь. Идемте. Кажется, это восьмидесятые номера, нам надо пройти немного по направлению к Трем углам, — тихо сказал Руис.
В руке Рести уже подрагивал фонарик. Она почти ничего не видела вокруг. Она знала только одно: еще чуть-чуть, и будет поздно.
— Как бы не опоздать, — прошептала она.
И вот тут снова послышалась музыка — теперь самую чуточку отчетливей и громче. Музыка звала, разгоралась, крепла — и, к удивлению Рести, огонек рос вместе с нею. Откуда менталист черпал силы в этом пустынном месте? Разве что из собственного мучителя!
— Вперед, — шепнул Орлео, указывая на темнеющий рад складов.
Первым было семьдесят первое помещение, распахнутое настежь, пустое, холодное. Мусор и мелкий хлам попадались под ноги, шуршали бумажки, хрустели осколки. Возле складов напротив зияла черная выщербина на месте фонаря. Узкий луч карманного фонарика очертил серый столб без привычного стеклянного пузыря, замок на двери с номером 72. И только номер семидесятый порадовал отсутствием запоров и плотно притворенной дверью. Кажется, нашли!
Кокус Винфи уже приложил ухо к железной створке. И обрадованно кивнул, хотя сейчас музыку никто не слышал.
— Здесь, — прошептал он. — Гаси фонарик, Рести. Без моего сигнала свет не включать, не болтать и не стрелять. Но оружие наизготовку.
И приналег на дверь могучим плечом. Она открылась без скрипа и скрежета, только потревоженный воздух, пахнущий как в склепе, слабым сладковатым ароматом тлена, шелохнулся от движения.
Внутри было небольшое душное помещение, впотьмах с трудом можно было различить забитые хламом полки. Света с улицы сюда попадало недостаточно, чтобы рассмотреть все в подробностях. Зато отлично виднелась другая дверь, а под нею узкая полоска света. И тихо, но отчетливо слышалась песня.
Моя любовь, как терпкое вино,
Прельщает всех и мучает меня…
Анзала! Рести вздрогнула, словно ее ударили. Анзала страстная, с коротким рваным ритмом, с размером в две четверти, танец страдания, ревности и даже убийства.
— Фонарики включите, — шепотом сказал Медоед. — К свету чуток привыкнете, и пойдем. Как высажу дверь — прикрывайте меня, поняли? Мало ли, вдруг наша Башмачная фея не одна там, а с Дедом Зимой?
Рести скрипнула зубами. Уму непостижимо, как можно шутить, когда за дверью, возможно, прямо сейчас убивают мальчишку? О приказе капитана Тидо она предпочла не напоминать. Мало ли что там приказано?
Да пока они все приедут, Флайминга может уже и не стать.— Прикрывайте, — повторил Медоед, и Орлео спросил:
— А твой пистолет?
— А мне не надо. Я же Медоед, понял?
Ага, внешне неуклюжая, не слишком опрятная зверюга вроде барсука. Точно. Живет далеко в теплых странах, жрет все, что шевелится, равнодушна к боли и практически неубиваема. Хорошая зверюга! Вот и Кокус Винфи вроде этого хищника.
Вот он встал напротив двери, расставив ноги, вот подвигал плечами, разминаясь, а затем выставил руки, и от этого движения железная створка со скрежетом прогнулась внутрь.
Брызнул во все стороны свет — глаза после фонариков в темноте тут же полуослепли. Грянула сильнее, чем хотелось бы, музыка, словно кто-то подкрутил громкость в динамиках. Рести плечом ощутила плечо Орлео, и стало чуть легче идти. Глядя перед собой вприщур, она видела только два силуэта, которые обнялись так страстно, словно вот-вот готовы были заняться любовью. Мужской и женский. Высокий, полноватый — и поменьше, хрупкий. Пышная юбка, волосы, некогда уложенные в красивую прическу, а теперь просто растрепанные.
Медоед устремился к этим двоим, словно хотел протаранить, но танцующие лишь обошли его по плавной дуге, не дав даже приблизиться. Глаза Рести притерпелись к свету, и она увидела, как четко и красиво движется пара — и как мертвенно-бледно лицо Флая. Пламя свечи в воображении агента Сольвинс вдруг снова стало стремительно уменьшаться, таять, и тогда Рести тоже двинулась в атаку. Кокус — слева, она — справа. Где был Руис, она не сразу увидела, но внезапно музыка смолкла.
— Я нашел, — в благословенной тишине сказал полицейский. — Хитрое устройство… хоть и выглядит, как подобранное на помойке. Стояло в том помещении, сюда только динамики выходили.
Рести не было дела до хитрых устройств. Она следила глазами за троицей в маленьком танцевальном зале, оборудованном в складском помещении. Пара продолжила двигаться еще несколько тактов, пока Медоед не поймал ритм и, пристроившись за удивительно подвижным и вертким Эдвеллом, не положил руку ему на затылок.
Эдвелл под давлением силы и магии отлип от Флая, и парень сразу упал. Прямо на Рести! Она чудом удержалась на своих двоих — по счастью, удобные туфли на низком каблуке выдержали, да и Флай все-таки весил не как агенты-здоровяки. Женщина с трудом отволокла молодого агента к стене, села, уложив его голову к себе на колени и попросила вздрагивающим голосом:
— Муха, ты давай живи… Ты не спеши туда, хорошо? Тебе слишком мало лет, ну куда ты торопишься?
Он ей не особо нравился, этот маленький поганец. Разбередил душу, попытался втолковать то, о чем давно перестала думать, внезапно заставил вернуться к собственным дневникам и стихам, надежно похороненным в недрах огромного шкафа в родительском доме. Он не так уж ей был по душе, максималист и торопыга, не спешащий, однако, заглянуть вглубь и в суть вещей. И она давно убедила себя, что вообще не склонна доверять мужчинам, тем более — магам, тем более — менталистам, чего уж там. Нечего лезть в чужие мысли и сердца, копаться в размышлениях и чувствах! Это слишком личное, чтобы давать посмотреть на это каким-то там мальчишкам, которые служат без году неделя, а уже имеют собственное мнение!