Дело о рубинах царицы Савской
Шрифт:
Какова же была моя радость, когда я увидела своих друзей, целыми и невредимыми.
Головнин с Сапаровым отыскали Аршинова, Нестеров оказал ему помощь, рана оказалась пустяковой, и вскоре мои друзья принялись разрабатывать план спасения меня и Малькамо. Но он не понадобился, так как мы объявились в монастыре сами, к бурному восторгу нашей экспедиции.
Как только Агриппина увидела тело, она зашлась в крике. Я стояла молча и смотрела, жалости у меня не было никакой, я раздумывала, рассказывать или нет, и решила рассказать Аршинову о преступлениях Маслоедова.
Аршинов выслушал, насупив брови, и произнес,
—
Он ушел, а я отправилась в свою келью, которая после всего пережитого показалась мне чуть ли не уютной.
Нас провожали монахи и солдаты. Они целовались с моими товарищами, избегая, правда, прикасаться ко мне. Агриппина отправилась с нами, хотя ей очень хотелось остаться при могиле и справить по брату девять дней, а если удастся, то и сороковины. Аршинов договорился с монахами, что когда она вернется из экспедиции, ей предоставят уединенную келью в удаленном крыле монастыря. Кто знает, как все обернется и что нас ждет впереди?
Во дворе к нам подошел Астер Тункара. Он обнял каждого и произнес:
— Я благодарю вас, мои храбрые друзья, за ту неоценимую помощь, что вы нам оказали. Позволю себе дать вам один совет: чем дальше вы будете продвигаться на север, тем меньше у вас будет возможности достать еды. Вот вам три мешка с припасами, надеюсь, их хватит надолго. В северных провинциях голод, не задерживайтесь там.
Мы поблагодарили фитаурари, а Автоном прогудел:
— И изъядоша седмь кравы злыя и худыя седмь крав первых добрых и избранных… [53]
53
И съели тощие и худые коровы прежних семь коров тучных; (Бытие 41:20)
— Что он говорит? — поинтересовался Тункара.
— О семи годах голода, приснившихся фараону, — перевел ему Аршинов.
— Верно, — кивнул офицер, — правду говорит святой человек. Ждут нас семь лет голода, но, к сожалению, мы не подготовились к нему так, как фараон, наученный премудрым Иосифом.
Лошади посвежели, отдохнули, и мы галопом скакали по равнине — вперед, к озеру Тана. Еще сутки, и мы будем у цели. Настроение было самое приподнятое, страхи развеялись, на горизонте ни одного вражеского отряда, они остались на юге. А нас ждали рубины царицы Савской и цветущая колония на берегу залива.
Озеро Тана открылось перед нами внезапно во всей своей красе. После изнуряющей пустыни, где преобладали серо-желтые оттенки песка и скал, глаз радовали многочисленные оттенки голубого и зеленого. Деревья клонили тяжелые ветви, по водной глади скользили тростниковые челноки, на маленьких островках кричали пеликаны, а в полверсте справа в воде у берега с громким
шумом появлялись и исчезали какие-то черные пятна.До самого горизонта виднелись острова с круглыми хижинами на них, и с обычными для этих мест коническими крышами.
— Боже мой! Какая красота! — воскликнула я. — А что это там?
— Гиппопотамы, — ответил мне Малькамо. — У них начался брачный период.
— Вроде, танцуют, — пробормотал Головнин, щуря глаза. — Эх, поохотиться бы…
— Не время, Лев Платонович, — остановил его Аршинов. — Нам деревню искать надо.
— И как мы ее найдем? Может, она на островах?
— Нет, на островах монастыри, — ответил Малькамо. — Справа — самый большой, святого Георгия.
— Поспрашиваем местных, — решил Аршинов, — вон там женщины собрались на берегу.
Мы спешились. Мужчины принялись расседлывать коней, Агриппина достала немного еды и тут к нам подбежали двое подростков. Они были неимоверно худы: торчали ребра, щеки впали. Наша кухарка мгновенно собрала все обратно и замахала на них руками, чтобы они ушли. Но подростки не уходили.
— Барыня, — взмолилась Агриппина. — У нас и так прокорма в обрез. Еще этих баловать! Смотрите, их же там не меньше пяти дюжин, всем только на один зуб!
Подошла женщина в балахоне, подпоясанном грубой веревкой. За ее спиной, в платке, перевязанном крест-накрест под грудью, сидел младенец. Глаза у ребенка были огромные и грустные. Женщина держала на голове большое тростниковое блюдо, заполненное разным тряпьем.
Малькамо заговорил с ней. Оказалось, что ее зовут Чиклит, она пришла сюда с мужем и четырьмя детьми из деревни в трех днях пути от озера. В деревне голод и они решили, что у озера они найдут себе пропитание. Муж сейчас ловит рыбу, другие мужчины пытаются поймать пеликанов, и им всем не хватает инджеры. Сейчас ранняя весна, фруктов и овощей нет, и в их деревне многие умерли от голода. Поэтому кто бежит сюда, на озеро, кто записывается в армию, неважно с чьей стороны, так как там дают в день немного поесть, а это сейчас самое главное.
Все это Чиклит говорила тоненьким голоском, а Малькамо переводил. Агриппина и без перевода поняла, достала из сумки остатки разваренных бобов, завернутые в тряпицу, и протянула женщине. Та аккуратно разделила еду, протянула часть подросткам и поела сама. Потом дала грудь ребенку — он с жадностью присосался.
— Скажи мне, Чиклит, — спросил Аршинов, — как называется твоя деревня? Танин?
— Нет, — ответила она, — Тис-Аббай.
— А где Танин?
— Не знаю, — эфиопка пожала плечами. — Это Тана, а Танина здесь нет.
— Попали… — протянул Головнин. — Где теперь искать этот Танин?
Один из мальчишек стал дергать его за рукав и тыкать в сторону озера, как раз в правую сторону, где возвышалась самая большая хижина.
— Что он говорит?
Малькамо переспросил паренька и ответил:
— Он говорит, что на том острове монастырь, там живет святой, и он знает все на свете. Надо поплыть к нему, и он ответит. Только лодку пусть наймут у его отца.
— Ах ты, постреленок! — засмеялся Аршинов. — А что, дельное предложение, надо будет добраться, если парень не врет. Так что Григорий, Георгий, отведите лошадей подальше, разбейте палатки. Лев Платонович и вы, Арсений, озаботьтесь охраной. А мы с Малькамо отправимся в монастырь.