Дело о жнеце

Быстро моргая, Эмма Бэннон опустила голову и прошла к двери.

Березовая мебель, синие подушки, обои нежно-голубые, как летнее небо. Зеркала тускло сияли, хотя шторы были сдвинуты — полоска сада у каменной стены была не лучшим видом, хотя порой Эмма думала о небольшой иллюзии — может, озеро? Вот только это ослабляло эфирную защиту, хотя стекло отлично помогало строить иллюзию.

Она стояла у холодного камина — без огня в комнате было прохладно. Это отражало ее чувства насчет всего дня, она с тоской посмотрела на диван. Но нет, она хотела преимущество, потому стояла.

Воздух задрожал, дверь открылась.

— Мэм, — прошептал Финч, пропуская гостя вперед.

Фигура в черном и вуали, и показалось, что это отражение. Или дно темного колодца. Но эта женщина была чуть выше Эммы и круглее. Ее черное платье было как у вдов, камни сияли, она убрала вуаль пухлыми пальцами.

Беззвучная вспышка, как молния перед громом, и Эмма сжала губы, а потом скрыла это.

Но она не присела в реверансе. Гордость была грехом волшебницы.

«Может, я научилась ценить себя».

Лицо за вуалью тоже было круглее, показывало следы времени, заботы и хорошей еды. Девушка, которой она была, пропала. Груз правления сделал из нее женщину со слабым подбородком, но взгляд пронзал, глаза были черными полностью, в них были созвездия, которые даже волшебница не могла назвать. Ее щеки были шершавыми и румяными, и, может, повезло, что Александрина Виктрис, королева Островов и императрица Индуса, сосуд правящего духа, не знала, как сильно схожа с умершей матерью.

Комната дрожала, как масло на поверхности пруда в ветреную погоду. Пыл Примы мог взорвать дом, а с ним и улицу, если будет нужно, оставив дыру хаоса и нелогичности. Шрам не скоро заживет.

Зачем останавливаться? Лондиний стоило почистить. Может, если убрать камень с камня, взорвать деревья и заглушить птиц, Эмма Бэннон успокоится.

«Но разве я хочу спокойствия?».

Губы Виктрис дрогнули, может, от презрения. Точно не от изумления, как раньше.

— Эмма.

Первый удар на дуэли.

— Ваше величество.

«Видите лицо матери в зеркале? Говорят, вы помирились с ней на ее смертном одре, хоть нашли в бумагах Конроя доказательства ужасной вины».

Как было носить в себе правящий дух, быть законом и волей островов… и обнаружить, что мать затевала тебе зло? А еще был супруг, его здоровье было плохим после чумы в Лондинии. Эмма думала, наряд вдовы был упреком, но королеве не нужно было упрекать… и это подданные Виктрис выпустили чуму в мир.

Теперь все знали лекарство, и Эмма молчала.

Клэр выжил, хоть Эли, Щит Эммы, — нет. Он верно служил ей, а она не смогла его защитить.

«Я не спокойна», — тренировки впились в нее когтями, сдавили тисками лоб. Дрожь юбок вызвала тихое шуршание.

И все.

Виктрис приподняла голову.

— Мы пришли поговорить с тобой.

— Ясно, — Эмма не собиралась быть вежливой. И ее потрясло, что подбородок женщины дрожал, это движение выдавало ее.

Лицо королевы двигалось, как глина под потоком холодной воды. Эмма смотрела сквозь вуаль, как просыпалась Британния. Ее пухлый сосуд был Темзой в каменных берегах во время осенних дождей, когда она разливалась и топила Лондиний.

Дух смотрел на нее из соседа, камни Виктрис вспыхнули с силой, отличной от магии.

— Наглая ведьма, — голос тоже изменился, лицо Виктрис было каменной стеной. — Ты затаила обиду?

— И что такого? — Эмма подняла плечо и опустила. Движение не подобало леди, но выражало ее чувства идеально. — Чего требует дух империи?

Британния долго разглядывала ее, взгляд стал пронзительнее.

— Ты все еще слушаешься моего сосуда, ведьма?

«Я возвращала все письма, не открывая, долгое время».

— Она все еще хочет оскорбить меня?

— Мелочно, — Британния прищурилась, сияние над ее головой с сединой напоминало корону, дух заполнил сосуд. — Кто ты, чтобы оскорбляться?

«Я — Прима. Ты должна знать лучше, Британния, даже если Виктрис — нет», — она смотрела сквозь вуаль, заставляя красную ярость в ней отступить.

— Мы ослабели, — сказал дух, холодный голос казался неприличным, звуча из горла пухлой женщины. — Мы… нашу жизненную силу осушают. Угроза.

«Осушают? Ослабели» — Эмма пялилась. Мир двигался под ней.

— Ах, — выдавила она. — Вижу.

— Нет, — Британния оскалила рот Виктрис. — Не видишь. Но мы тебя просветим.

Глава девятая

Множество знакомств

Комната немного изменилась, и Клэр замер, глядя на кровать. Она была аккуратно заправлена, простыни были белоснежными, красный бархат покрывала был знакомым, как потертое одеяло на его узкой кровати на Бейкер-стрит. Тут мебель была тяжелой и темной, качественной, и его квартира казалась жалкой в сравнении.

Сколько раз он спал здесь? Обсуждал дело за столом мисс Бэннон, пил чай в солнечной комнате в тишине, прерываемой только «Передайте мармелад» или «Как можно было написать такую статью?». Сколько раз мисс Бэннон тихо организовывала все для него, ждала, что ему что-то потребуется? Она звала это женской магией, отмахиваясь от его благодарности.

Он вел себя гадко. Голос Логики требовал остановиться и обдумать все, и он послушается этого раньше, чем голос Манер.

Он тяжело дышал. Сердце грохотало в груди, она восстановила это сердце — Валентинелли притащил его сюда, грязного и в жутком состоянии. Мисс Бэннон не задавала лишних вопросов, не пугалась. Она заставила свои нелогичные силы сотворить чудо и сохранить жизнь Клэра. Мисс Бэннон познакомила его с Людовико. Для защиты Клэра.

Он не должен был бояться болезней, судя по ее словам, как и старения. Его способности не притупятся. Страх ментата был отложен в сторону.

Страх физического вреда, который был для ментатов менее важен, ведь они не допускали Чувства, пропал вовсе.

Шансы для экспериментов потрясали.

Он мог найти немного коки в аптеке. Клэр закрыл чемодан. Он посмотрел на дверь, открыл рот, чтобы сказать Валентинелли…

…ничего. Место неаполитанца было пустым, таким и останется.

Ему не стоило думать о том, скольких знакомых он переживет.

«Если бы я знал, не позволил бы ему идти туда. Опасность была понятной».

Но как он остановил бы неаполитанца? Тот был ужасно упрямым. И почему мисс Бэннон не добавила это бремя ему? Они были двумя котами, волшебница и убийца, презирали друг друга, но были рядом, бросали взгляды и подкрадывались.

Валентинелли был женат один раз, но имя жены было загадкой, как и многое другое в нем.

Он шептал напоследок «стрига», словно имя любимой во тьме.

Клэр еще долго не испытает этого. Как долго? Кто знал? Вопросы! Вопросы требовали ответов.