Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек
Шрифт:
Она предложила ему сигарету со словами:
– Ну, что? Опять про убийство?
Фен кивнул:
– Отчасти. По правде говоря, единственное, что мне нужно, – уточнить насчет кольца.
– А, это… Догадываюсь, что это ставит меня в первый ряд подозреваемых. Как и то, что у меня были мотивы. Как и то, что у меня нет алиби, – сказала она, выпуская две тающие струйки дыма из узких крупных ноздрей.
– Нет алиби?
– Я весь прошлый вечер читала в своей комнате. В полиции пришли к блестящему умозаключению, что я могла выскользнуть и вернуться обратно в любое время, никем не замеченная.
– В нашем расследовании наблюдается почти полное отсутствие алиби у кого бы то ни было. Множество
– Вы хотите сказать, что это было самоубийство?
– Напротив, я уверен, что нет. Это была бы слишком драматическая ирония, если быть реалистом.
Она кивнула и, помедлив, добавила:
– Если полицейские считают это самоубийством, должны ли вы вывести их из данного заблуждения? Самоубийство это или убийство, но всем очень повезло, что оно случилось.
– Да, здорово же не любили эту молодую женщину… – пробормотал Фен. – Порой я думаю: а не потеряли ли вы все в том, что ее касается, чувство меры?
– Если бы вы поработали с ней пару лет, то так бы не считали.
– Скажите мне вот что. Это ваше кольцо… Случалось ли кому-нибудь говорить о нем что-нибудь особенное?
– Мне кажется, почти все в театре успели отпустить какую-нибудь шуточку на его счет.
Фен крякнул, бросив полный отвращения взгляд на пиво в своем стакане, и залпом проглотил половину. Именно такое выражение лица, вероятно, было у брата Барбаро, когда он по указанию святого Франциска проглотил ослиный навоз [137] . В «Астон Армс» не подавали виски.
137
Криспин допускает неточность. Источник этой легенды о святом Франциске Ассизском – глава 115 «Второго жития Святого Франциска», написанной в 1244–1246 гг. Томмазо да Челано (1200–1265). Некий брат Барбаро в присутствии «высокородного мужа с острова Кипр» оскорбил грубым словом своего собрата по ордену, но затем, увидев, что тот задет его словами, раскаялся и в гневе на самого себя взял пригоршню ослиного навоза и съел его, сопроводив это словами: «Пусть язык, изрыгнувший яд гнева на брата моего, отведает навоза».
– Но говорил ли кто-нибудь о вашем кольце совсем недавно? – спросил он. – В течение последней недели?
– Да, после репетиции в среду был какой-то разговор о нем в Зеленой комнате, в котором принимали участие почти все. После этого я пошла в одну из гримерных смыть грим с рук, сняла кольцо и оставила его на раковине. Когда я вернулась за ним через полчаса, оно исчезло.
– Чья это была гримерная?
– Ну, хозяева гримерных у нас все время меняются; этой на следующей неделе должна была пользоваться Рэйчел. Бывает, что в нее заходят в первую очередь.
– И кто присутствовал при разговоре о кольце?
– Мне кажется, почти все, включая любителей.
– Включая… – тут Фен назвал имя, заставившее Шейлу резко выпрямиться в кресле. Она пристально посмотрела на него, прежде чем ответить.
– Да, – медленно проговорила она, – но, наверное…
– Поймите меня правильно, – сказал Фен, – было бы глупо делать поспешные выводы.
Он опять на некоторое время впал в мрачное молчание, а затем спросил:
– Вам неприятно, что Уорнер приехал сюда и ставит пьесу сам, в обход вас?
Шейла пожала плечами и зашлась в приступе кашля.
– Черт, – сказала она, вытирая глаза носовым платком, – простите… О чем вы говорили? Ах, да, о том, что Роберт ставит пьесу. Ну, для меня, конечно, было бы хорошей рекламой, если бы удалось сделать это самой. Но он несравненно лучше как режиссер, и вполне естественно,
что ему хочется поставить собственную пьесу самому. Нет, я не возражаю. Я могла бы помешать ставить ее здесь, если бы сочла это необходимым, но я не сочла.– Значит, вы восхищаетесь его творчеством?
– «Восхищаюсь»? Вряд ли это подходящее слово. Разве уместно «восхищаться» Шекспиром? – улыбнулась она.
– Даже так? – удивленно поднял брови Фен. – Конечно, – добавил он поспешно, – я не могу судить о современной литературе, но, думаю, соглашусь с вами. Да, пожалуй, соглашусь. И «Метромания» – это…
– Лучшее из всего, что он когда-либо написал.
К ним подошел Дональд Феллоуз, держа в руке полпинты.
– Николас сказал мне, – сухо обратился он к Фену, – что я теперь под подозрением.
– Феллоуз, – мягко ответил Фен, – вы самый что ни на есть круглый идиот. Вам, увы, невдомек, что сокрытая информация в конце концов всегда выходит наружу. Итак, зачем же ее скрывать? Продолжая в том же духе, в то время как всем и так известно, что именно вы скрываете, вы выставляете себя таким дураком…
– Ну, что ж, тогда – вперед, – пробормотал Дональд. – Скажите же мне, что именно я скрываю.
– Мой юный друг, – произнес Фен с некоторой суровостью в голосе, – я здесь не для того, чтобы делать то, что вы сочтете уместным. Я скажу вам, когда буду готов. А пока…
– А пока, – с неожиданной агрессией повторил Дональд, – каким боком, черт побери, вас это касается? Вы не из полиции.
Фен вскочил с места; он возвышался над Дональдом, как океанский лайнер над буксиром.
– Вы, – проговорил он, – самый слабоумный, низкий, безмозглый трус из всех, кого только мне подкидывала моя злосчастная судьбина. И, что еще хуже, с каждым часом становитесь все более слабоумным, низким, безмозглым и трусливым. С сожалением вынужден признать, что вы – хороший органист и хормейстер. В противном случае колледж вряд ли терпел бы вас так долго. Несколько раз я пользовался своим влиянием, чтобы вас за вашу лень не вытолкали взашей. А теперь у вас хватает наглости спрашивать меня, какое право я имею пытаться по мере сил выяснить обстоятельства этого дела. Пожалуй, лучше уж я предупрежу вас здесь и сейчас: если вы будете по-прежнему следовать избранной вами идиотской стратегии, упорно утаивая сведения, то окажетесь в тюрьме – и поделом. Уж на этот раз я вас выручать не стану.
Дональд побледнел.
– Да пропадите вы пропадом! По какому праву вы так со мной разговариваете? Да я счастлив буду убраться из этого места – с его замшелыми традициями, пошлыми умами и университетскими шишками. И не воображайте, будто ваши угрозы хоть что-то для меня значат – могу вас заверить, здесь вы просчитались! – Он смерил Фена свирепым взглядом, повернулся и вышел.
Найджел, вошедший к концу этой неожиданной и неприглядной сцены, тихо присвистнул.
– Ндаа… – сказал он. – Твоя инвектива не осталась без ответа.
Фен весело ухмыльнулся.
– Боюсь, с моей стороны это представление было игрой и расчетом от начала до конца, и своей целью оно имело нечто совершенно рациональное. Может быть, мне и не стоило этого делать, – с видимым сомнением заключил он. – И все же, не исключено, оно сослужит свою службу.
– Дональд на страже своего ущемленного достоинства всегда немного смешон, – фыркнула Шейла. – Он придет в себя через полчаса или около того. – Она зевнула и потянулась.
– А теперь, – сказал Фен, обеспокоенно озираясь по сторонам, – мне необходимо повидать мисс Уэст, пока опять не началась репетиция. Найджел, будь паинькой и принеси мне еще этой гнусной бурды, – попросил он, указывая на свою высокую пивную кружку. С этими словами он решительно направился в сторону Рэйчел, о чем-то разговаривавшей с Робертом.