Дело об исчезнувших вампирах. Дело №1

– Жених. Просто ответил он.

– Чей? Не поняла я.

– Твой, дорогая. С мягкой велекодушностью поясняет мужчина.

Порой, моя жизнь мне представляется за гранью реальности. Большинство чистокровных людей сидят в резервации и до конца своей жизни не знают не ведают о том мире, который царит за ее границами. Вполне вероятно, что за погонею ощущений полноты жизни я перестаралась? Вот сейчас в щемящей тишине мне казалось все происходящее не более чем затянувшийся сон воспаленного мозга. Потому что если передо мной стоит тот самый нахарар, чье имя боятся произнести, то что будет со мной, использовавшей его ради своих целей?

А пока: мой разум пытается справиться с новой напастью, название коему князь Дахан Эзра; челюсть уползла вниз, и о ее возвращение я на какое-то времени забыла; пропустившее положенный удар сердце сорвалось, отбивая чечетку по внутренним органам.

Впервые жизни я сожалею, что не могу упасть в обморок. А так хочется на время потерять сознание и не видеть, издевательски- насмешливого лица, пропустить эту часть моей жизни и никогда, никогда не вспоминать о ней.

– Нахарар, у людей слабое сердце.

Как вовремя подмечено. Оборотень даже не изменил положения тела, продолжая облокачиваться подбородком о сложенные руки. Подобрав нижнюю часть лица, и прикрыв глаза, какое благостное состояние то, тру пальцами, отяжелевшей конечности, лоб. Все это слишком для меня.

– Действительно, сейчас моя новоиспеченная невеста ненароком потеряет дар речи. Скажи, Шарк, ты бы в ее случае назвал меня женихом?

– Пусть меня казнят, нет.

Провалиться мне на этом месте. Закусываю губу.

Неожиданно Шарк поднимается и подходит к нам.

– Нахарар, - тихо завет он князя – она … девчонка еще. Глупая совсем. Может… не стоит?

Дахан недоуменно смотрит на серьезного оборотня потом как выдаст:

– Чего не стоит? Я голоден с самой Тартарары и не завтракал совсем.

У меня шок. Он что, намекает на … на … память моментально подкидывает эпизоды недавнего события. И беспокойного ночницу, на заднем дворе таверны и его хвост и с кисточкой и…лес.

– Фельдмаршал оторвал голову своей любовнице за то, что она назвала его по имени в момент близости. Виновато оправдывается Шарк, за неуместное подозрения нахарара.

– Знаешь, Шарк, читал бы ты поменьше светской хроники. В тот момент она произнесла другое имя.

И потом, Серафи назвалась моей невестой, так что не смей ее защищать передо мной, у тебя нет никакого морального права. Отойди.

Они смеются над мной.

Проглатываю все, только бы побыстрее закончились мои мучение.

Шарк мельком улыбнулся, со словами «я понял» вернулся за любимый стол, а нахарар к моей персоне.

Надо мной потешались, развлекались от души, отдыхали на моей сообразительности. Так обидно…после того как я вырвалась из лап смерти, терпеть все это.

– Раз у меня поменялись пристрастия и я не ем девственниц на завтрак…

Нет сил! Вскакиваю и выпаливаю в лицо сатира:

– Да уж лучше бы он меня сожрал, вместе с тем ночницей, если вам невыносима сама мысль о запятнанной фамилии!

Демон застыл под коротким шквалом обвинения.

А дальше я исчерпала весь яростный запал. Князь Эзра подходит ближе, неожиданно накрывает ладонью заплывший глаз, наклоняется, тихо произносит: «Береже, кварден, мерсен».

Там где болело, начинает сильно пульсировать – быстрее потекла кровь, рассасывая гематому и снимая опухоль.

Его ладонь, закрывающая глаз скользит в право, плотно ложится на щеке, длинные пальцы касаются виска. Глаз больше не болел и видел обзор на все сто процентов.

– Я возвращенец от бесов и меня обвиняют в сумасшествии, но сложно найти более безрассудного существа, чем ты.

– Вы называете попытку спастись безрассудством? Зашептала я и мои губы заскользили по его ладони, оказавшихся слишком близко, что не осталось без внимания.

– Я называю отсутствием ума попытку повышать на меня голос. Отчетливо и очень спокойно сказал демон.

Втянуть голову, как черепаха, мне мешала его теплая рука.

– Спасибо, что вылечили. Краснею я, робко глядя на нависшего надо мной демона. Он не улыбается, сосредоточен на мне. Синия глаза блестят как гладь воды в лунную ночь. Его серьезность пугает меня больше чем насмешливость вкупе с ледяным высокомерием. Только сейчас понимаю, что возможно, именно сейчас, он настоящий, позволяет увидеть себя без налета сарказма и аристократичной холодности. И даже острота черт лица сгладилась, утратив хищность, но открывая несгибаемую волю и неуязвимость силы духа.

– Пожалуйста. Наконец нарушает тишину князь, возвращая свою невозмутимость. Опускает руку, отпускает меня, маленького человека только что прикоснувшегося к нечто мощному и трудному пониманию.

В замешательстве стою посреди комнаты.

Тем временем князь Эзра поманил пальцем кресло и тот скрепя и сопротивляясь трению пола пододвинулось к нему.

Откинув полы камзола, он садится, закидывая ноги на ногу, ставя локти на высокие подлокотники и сцепляет руки в замок.

– Итак, Серафи, самое интересное мы видели…

Сколько же можно! Прихожу в себя, сажусь обратно в неудобное кресло.

– Теперь с самого начала, когда Рышкевич к Вам обратился?

Серьезный тон, без намека на сарказм и официальное обращение отрезвляют, помогают собраться, и рассказать все что знаю.

Повествование уместилось в пять минут. К Орри Рышкевичу я пришла сама, по наводке газетчика-гнома, у которого я покупаю газеты с объявлением.