Дело петрушечника

Муромцев прикурил папиросу от керосиновой лампы и спросил:

— А купцы в тот англицкий клуб были вхожи?

— Да ведь клуб невелик был, — фыркнул Гефест, — так что все вхожи были. Чай, не Питербурх и даже не Киев. Несколько раз у нас даже Дворянское заседание было, и губернатор по приезде заседал, и сиротские суды проходили, бывали и обычные суды, и аукционы, балы еще…

— Погодите, — остановил его Муромцев, — вы сказали — сиротские суды?

— Ну да, — подтвердил Гефест, переминаясь с ноги на ногу, — собирались по необходимости, когда думали, куда сироту пристроить, под чье опекунство, значит. Вот всем миром и решали. Но обычно это уже заведомо было понятно, кому сиротку отдать — крестному или дальним родичам. Но иногда так бывало, что и не находили никого, вот тогда уже спорили.

Роман снова полез в саквояж и достал пачку рисунков и фотографий, на которых были изображены жертвы.

— Попрошу вас взглянуть еще раз на эти рисунки и карточки. Не припоминаете ли этих господ на заседаниях тех сиротских судов?

Купчинский налил из бутылки джина себе в бокал и медленно спросил:

— Позвольте, Роман Мирославович, но какое это имеет отношение к делам недвижимости?

— Я позже вам все объясню, уважаемый господин Купчинский, — ответил Муромцев, протягивая Гефесту очередные рисунки.

— Купца-то видал, — ответил старик, — имени не припомню, а этого как не знать — это ж наш художник Ромка Никольский, только куда как старше. Он тогда везде рисовал и при суде прислуживал и на всех совещаниях. Видать, в зеркале себя намалевал, точно, вон и подпись. Да, вот и доктора припоминаю, он служил недолго у нас, потом переехал. Но в сиротском совете заседал, это точно. И этого еще… секретаришку, как бишь его…

Старик потер ладони и закрыл глаза. В тишине было слышно лишь, как майор глотками допивает очередной бокал джина, уже без вермута.

— Ничипоренко! — вдруг вскрикнул Гефест. — Точно! Валька его звали! Уж и не хлопец, а все в сектретаришках сидел. Поди и сейчас секретарит?

— Нет, учиться пошел, — грустно вздохнул Муромцев, — только не доучился.

— Ну, я и не удивлен, — ответил с удовлетворением старик, — способностей у него маловато. Писанину любил, а писал черт знает что.

— А вот этого человека узнаете? — Роман показал новую фотокарточку.

— Может, и видел, не знаю.

— Это Евген Радевич, учитель.

— Нет, шановний пан, не помню! Вы лучше вот что, поезжайте завтра к нынешнему голове. Он в архивы заглянет, и вы все сверите. Я хоть память пока ясную имею, что-то подзабывать все стал. С вашего позволения я пойду, господа, к ужину готовить.

Старик по-военному отдал честь, повернулся и захромал прочь.

Глава 18

Ночь Муромцев провел в захудалой гостинице с громким названием «Версаль», которую посоветовал радушный и гостеприимный Купчинский. Выспаться ему не удалось по ряду причин: сначала его атаковали комары, налетевшие в раскрытое окно, затем, когда летающие кровопийцы ретировались, за свою кровавую трапезу принялись клопы. Благо, Роман Мирославович предусмотрительно не стал полностью раздеваться, и насекомые не сильно докучали, к тому же в саквояже нашелся немецкий порошок от этих тварей, коим сыщик обильно посыпал скрипучую кровать.

На рассвете Роман Мирославович спустился в пустой ресторан с намерением выпить кофе, однако никого из персонала так и не смог найти. Настроение испортилось окончательно, и Муромцев вышел на улицу.

Город начинал просыпаться. Розовые лучи солнца красили дома и заборы, прогоняя ночные сумерки куда-то на запад, в овраги и низины. Из-за угла показался бородатый дворник с метлой. Он шел медленно, хромая и подволакивая ногу в обрезанном валенке. Во рту его дымила короткая трубочка, и пепел с нее сыпался прямо на бороду, очень похожую на метлу, которую он нес на плече.

Роман Мирославович остановился и, когда старик поравнялся с ним, спросил:

— Доброе утро! Не подскажете, где мне городского голову вашего найти? В думе, наверное?

Дворник остановился, оперся о метлу и, почесав подбородок, ответил:

— И вам не хворать, шановний пан. А чего голове в такую рань в думе сидеть? Они завтракают в «Черноморской звезде» кажное утро. А после в управу пойдут.

— А далеко эта «Звезда»?

— Никак нет, пан начальник, в квартале отседова, в ту сторону, — старик махнул метлой вдоль улицы и пошел дальше.

Муромцев быстро отыскал нужное заведение. Городской голова действительно сидел за одним из столиков на веранде и пил кофе. Роман Мирославович сглотнул слюну и решительно пошел в ту сторону.

После недолгого объяснения за чашкой недурного кофе по-турецки сыщик и голова, которого звали Сидор Евграфович Омельчук, отправились сразу в управу. Роман не стал на этот раз скрывать свою личность и род занятий, чем весьма заинтересовал городского голову. Зайдя в просторный кабинет, Омельчук предложил Муромцеву сесть и продолжил разговор, начатый в ресторане:

— Да, Роман Мирославович, вы правы. Помимо управления городом и всем его хозяйством, в мои обязанности входит и руководство сиротским судом. Сейчас времена, конечно, поспокойнее и посытнее, что ли, чем раньше. Но сиротки все равно появляются и нужно определяться с опекунами.

— Скажите, — спросил Роман, доставая портсигар, — а двадцать лет назад как дела обстояли?

— Ну, это было при другом голове, — ответил Омельчук, услужливо поднося зажженную спичку Муромцеву, — Аркадии Тарасовиче Непришейке. Ныне уж нет его в живых, несколько лет назад скончался от удара, так что, увы, по старым делам я вам не советчик.

Голова тяжело вздохнул, подошел к окну и отдернул тяжелые и пыльные шторы.

— Вот ведь раньше какие времена были у нас! — тихо сказал он, не оборачиваясь к сыщику. — Пожары, засухи, неурожай! Прямо казни египетские, прости Господи! И все это выпало на время Аркадия Тарасовича! Эх, не повезло ему. Столько смертей было, ужас сколько! И как раз лет двадцать назад. И сирот, конечно, из-за этого было просто тьма — суд сиротский тогда собирался чуть ли не раз в неделю, представляете? Я тогда на эти суды не ходил, так как мелким чиновником еще служил в присутствии. Зато сейчас приходится иногда на такое смотреть, на слезы сиротские в том числе. Но ничего-с, закалился я через это как булат, теперь меня ничем уже не проймешь, да-с.

Муромцев достал фотокарточки и выложил их веером на столе:

— Узнаете здесь кого-нибудь, Сидор Евграфович?

Голова подошел к столу и принялся рассматривать карточки, близоруко щурясь.

— Увы, эти господа мне не знакомы.

— Хорошо, — вздохнул Муромцев, — тогда вот что. Насколько мне известно, сиротский суд состоит из членов, избираемых на три года частными собраниями купеческого, мещанского и ремесленного сословий, так?

— Да, все верно, — подтвердил голова.

— Можно ли поднять архивы лет за пятнадцать-двадцать и выявить все заседания, на которых могли присутствовать вот эти господа? — Роман протянул листок с фамилиями жертв.