Дело принципа

— Да, так. Я ничего с ними не делала.

— И вы также утверждаете, что не знаете, который из ножей кому принадлежал, так?

— Да.

— У меня больше нет вопросов.

— Можете продолжить опрос свидетеля, — сказал Сэмелсон, обращаясь к защите.

Адвокат Рэндолф подошел к месту свидетеля.

— Мисс Руджиэлло, — сказал он, — а вы уверены в том, что ножи вам были переданы именно этими молодыми людьми, то есть Артуром Рейрдоном, Энтони Апосто и Дэниелем Дипаче?

— Да, я в этом уверена.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Но ведь я же знакома с ними, не так ли?

— Да, но разве тем вечером не было темно?

— Было не настолько темно, чтобы я не смогла их узнать.

— Но ведь было темно, не так ли?

— Ночь еще не наступила. Да и темнота была совсем не ночная.

— Но все-таки вы не станете отрицать, что на улице было темно.

— Только потому, что надвигалась гроза.

— И разве вы в этой темноте не могли обознаться? Принять этих троих мальчиков, которые якобы передали вам ножи, за кого-то еще?

— Нет, я не обозналась. Их было трое. Я с ними говорила, так как же я могла ошибиться?

— Ясно. А кто первым отдал вам свой нож?

— Не помню.

— Это был Рейрдон?

— Я не помню. Все произошло так быстро…

— Или, может быть, это был Дипаче?

— Я же сказала вам, что не помню.

— Но вы же помните, что это были именно эти мальчики? Вы в этом уверены. Так почему же вы не можете точно сказать, кто из них какой нож вам вручил?

— Протестую! Адвокат защиты пытается исказить показания свидетеля. Она уже заявила, что ножи были переданы ей Рейрдоном, Апосто и Дипаче. И она просто не помнит, в какой последовательности.

— Протест принимается. Задавайте следующий вопрос.

— У меня больше нет вопросов, — сказал Рэндолф.

— Вызывается Дэниель Дипаче.

Дэнни встал со своего места. Он взглянул на адвокатов защиты, дождался их одобрительного кивка и затем нерешительно направился к свидетельской трибуне. На нем был темно-коричневый костюм, а на рыжих волосах играли блики солнечного света, проникавшего в комнату сквозь высокие окна. Секретарь привел его к присяге, и он занял место свидетеля, вытирая ладони о брюки. Хэнк подошел к нему. Какое-то время они молча глядели друг на друга.

— Ваше имя Дэнни Дипаче?

— Да.

— Надеюсь, Дэнни, вам известно, что вы обвиняетесь в убийстве первой степени и если суд присяжных сочтет вас виновным, то вы можете угодить на электрический стул? Вам это известно, не так ли?

— Да, я знаю.

Хэнк взял ножи и показал их Дэнни:

— Вы узнаете эти ножи?

— Нет.

— Дэнни, вы поклялись говорить правду! — прикрикнул на него Хэнк. — Так что не добавляйте к своему приговору еще и лжесвидетельствование.

— А разве это более тяжкий грех, чем убийство первой степени?

— Взгляните на эти ножи. Вы их узнаете?

— Нет, не узнаю.

— Дэнни, говорите мне правду.

— Протест!

— Это те самые ножи, которыми был убит Рафаэль Моррес. Так что теперь вы их узнали и не пытайтесь больше мне лгать. Ваша ложь мне не нужна.

— Протест! На свидетеля оказывается давление.

— Протест отклоняется.

— Так вы узнаете эти ножи, не так ли? Дэнни замялся.

— Ну ладно, — сказал он наконец. — Думаю, наверное, что узнаю.

— Безо всяких «думаю» и «наверное». Да или нет? Так вы узнаете их или нет?

— Ну ладно, да. Узнаю.

— Который из них ваш?

— Не знаю.

— Дэнни, укажите, какой из этих ножей принадлежит вам?

— Не помню. По-вашему, я должен помнить такие мелочи? Хэнк протянул ему один из ножей:

— Этот?

— Не знаю.

— Так посмотрите на него внимательно!

— Смотрю.

— Это ваш нож?

— Не знаю.

— Тогда чей этот ножик? С черной рукояткой и серебряной кнопкой? У вашего ножа была черная рукоятка?

— Нет, я так не думаю.

— Значит, это не ваш нож. Верно?

— Да, наверное.

— Если у вас не было ножа с черной рукояткой, то он не может считаться вашим, не так ли?

— Думаю, это да.

— Да или нет? Это ваш нож или нет?

— Ну ладно, нет. Это не мой нож.

Хэнк вздохнул:

— Благодарю вас. А как насчет другого ножа — вот этого, с перламутровой рукояткой? Это ваш нож?

— Нет.

— Значит, первые два ножа не ваши, верно?

— Да, верно.

— Выходит, вам принадлежит самый последний, третий нож, правильно?

— Я не уверен.

— Что ж, давайте взглянем на нож. Приглядитесь к нему получше, а затем скажите мне, этот ли нож был у вас в руках вечером десятого июля.

— Протест!

— Принимается.

— Просто скажите мне, Дэнни, ваш это нож или нет. Когда я приезжал к вам в тюрьму на Уэлфэр-Айленд, вы сказали мне, что ударили Морреса ножом четыре раза. Но как в таком случае…

— Протест!

— Протест принимается.

— Так вы говорили или не говорили мне о том, что четыре раза ударили Морреса ножом?

— Я… я не помню, что я вам тогда говорил. Это было довольно давно.

— Да или нет ?

— Я… я… думаю, я вам это сказал.

— Что вы ударили Морреса?

— Протестую!

— Протест отклоняется.

— Это была самозащита, — пробормотал Дэнни.

— Но вы ударили его ножом, не так ли?

— Я протестую! Ваша честь…

— Протест отклоняется.

— Да, — выдохнул Дэнни. — Это была самозащита.

— Вот этим самым ножом?

— Протестую!

— Ваша честь, я не могу нормально допросить свидетеля, если в отношении каждого сказанного мною слова защита будет заявлять протест, — зло заметил Хэнк. — Лично я в своей линии ведения допроса не нахожу ничего предосудительного. Так что, может быть, адвокат защиты все-таки заткнется и позволит мне…

— Вы задаете свидетелю наводящие вопросы! — выкрикнул Рэндолф со своего места.

— Черт возьми, но вы же сами не стали возражать против того, чтобы он давал показания, не так ли?

— К порядку! К порядку! — строго приказал Сэмелсон. — И впредь попрошу вас воздержаться от подобных перебранок в зале суда! Суд считает линию проведения допроса вполне приемлемой. Вынужден предупредить защитника о недопустимости выпадов в адрес окружного прокурора. Свидетель, отвечайте на последний вопрос.