Дело пропавшей балерины

– Благодарю, – хозяин квартиры поднес чашку к губам.

– Стало быть, вы часто… не разделяете эстетических вкусов ваших клиентов? – спросил бывший следователь.

– Только если они – неотесанные мужланы, – резко бросил Щербак. – Это был Назимов.

Следователь отставил чашку, пронзил его взглядом.

– Да, Сергей Назимов. Приходил за картиной. За «Верой», – развел руками художник. – Не вижу смысла скрывать это от вас.

Тарас Адамович внимательно следил за его движениями. Щербак медленно поставил чашку на столик, поднялся, подошел к этажерке, развернул одну из картин, стоявшую у стенки. На картине была изображена балерина. Тарас Адамович не знал, как называются балетные позы и па, вероятно, и для движения, остановленного во времени художником на полотне, существовало какое-то название. Балерина замерла, сложа руки куполом над головой. Хрупкая, прекрасная и неуловимо знакомая. Потом он понял – в чертах Веры Томашевич угадывалась внешность ее сестры.

– Хорошая, – похвалил бывший следователь картину.

– Назимов хотел ее купить.

– Не сошлись в цене?

– Вроде того, – художник грустно улыбнулся. – Он считает, что ее можно купить, для меня же она – бесценна.

– Он не говорил, зачем ему понадобилась эта картина?

– Нет. Мы вообще не очень долго говорили. Цицероном его не назовешь, – он еще раз приложил полотенце к глазу, скривился. Тарас Адамович глотнул чаю. Дивный вкус, невероятный аромат.

– Кстати, если желаете, то можете спросить у него лично, зачем ему понадобилась картина – он оставил свой адрес. – Щербак небрежно взял с этажерки журнал, на обложке которого размашистым почерком чернело «Тарасовская, 6, кв. 10».

Тарас Адамович аккуратно вписал адрес в свою записную книжку.

– На тот случай, если я вдруг передумаю с «Верой», – объяснил Щербак, хотя следователь и не требовал объяснений.

Гость художника допил чай, грустно посмотрел на цветок, устало свернувшийся на донышке чашки. Теперь он не восхищал красотой, как давеча, когда вынырнул из-под воды в маленьком фаянсовом озерце. Тарас Адамович осторожно поставил чашку на столик и спросил:

– А зачем вы писали картину?

– То есть?

– Если не собирались ее продавать. Разве художники не для этого пишут картины?

Щербак задумался, откинулся в кресле, убрал волосы со лба.

– Не могу сказать. Писал, потому что… хотелось видеть ее такой. Понимаете, Вера все чаще пробовала танцевальные… эксперименты. Классика балета – танец на пуантах. Но Вера… она говорила, что танец босиком – это новое рождение балета.

– Вы так не считаете?

– Это вульгарно, – он грустно улыбнулся, – и подобает нетрезвым художникам, покинутым в пустых квартирах или мастерских. А вовсе не балеринам…

Тарас Адамович не слишком сочувственным тоном прервал его:

– Кстати, о нетрезвых художниках – у меня есть билеты на вечернюю программу в Интимном театре.

Щербак остановился у окна, надкусил яблоко.

– Не ходите, Тарас Адамович, это шаблонный театр миниатюр.

– Я иду туда не ради эстетического наслаждения, – ответил следователь, – а в интересах расследования. Составите мне компанию?

Щербак пожал плечами:

– Хотите осмотреть помещение?

– Возможно. И поговорить с теми, кто мог видеть Веру в тот вечер.

Щербак отошел от окна, посмотрел на своего гостя.

– Что ж, я в вашем полном распоряжении. – Хозяин квартиры еще раз продемонстрировал умение выглядеть элегантно даже босиком: эффектно поклонился и положил надкушенное яблоко на подоконник. – Буду вашим… как называют помощника следователя?

– Помощник следователя.

Щербак скривился.

– Нужно поработать над терминологией, – улыбнулся он. – От того, как называть вещи, зависит их восприятие. Если бы я сказал, что бросил вам в чашку пучок сорняка, вы бы вряд ли почувствовали вкус или аромат. Но императорский связанный чай одним лишь своим названием понуждает искать оттенки вкусов.

Тарас Адамович закатил глаза и отложил книгу, с которой собирался скоротать время, пока неожиданный помощник следователя будет одеваться для похода в шаблонный театр миниатюр.

– Императорские чаи ценны не только своим названием, – не удержался он от комментария. – Я, скажем, предпочитаю императорский желтый чай. Говорят, китайцы обычно не продают его, а меняют, и только на мех. Один из видов этого чая – почковый. Существуют даже специальные правила при сборе почек, которые называются «девять несрываемых»: нельзя срывать чай в дождь, нельзя срывать почку, покрытую росой, едва раскрывшуюся или фиолетовую. А еще нельзя…

– Да-да, я понял, китайцы – страшные педанты, – прервал его художник, размахивая руками.

– Я перечислил только четыре правила из девяти. Теперь вы можете представить, насколько сложен процесс заготовки чая. Столь любимый вами императорский связанный чай тоже требует усердия: связывать листья нужно вручную и подходят для этого листочки исключительной свежести.

Конец ознакомительного фрагмента.