Дело в стиле винтаж

— Нет, — пробормотала Эмма спустя мгновение и покачала головой. — Ты должна пойти — при условии, что он тебе нравится, а я полагаю, так оно и есть, иначе весь этот разговор был бы ни к чему. В любом случае… — Она взяла сумочку. — Я лучше пойду. Мне нужно работать над шляпкой — для принцессы Евгении, ни больше ни меньше. — Она помахала мне рукой. — Созвонимся.

Но она не отвечала на мои звонки в течение шести недель.

— Я бы хотела, чтобы ты позвонила Гаю, — донесся до меня мамин голос. — Думаю, ты значишь для него очень много. Знаешь, Фиби, мне нужно кое-что тебе сообщить…

Я посмотрела на нее.

— Что?

— Ну… Гай звонил мне на прошлой неделе. — Мне показалось, будто я скольжу по наклонной плоскости. — Он сказал, что хочет увидеться с тобой и поговорить, — только не качай головой, дорогая. Он чувствует себя так, будто ты «несправедлива» к нему, — он произнес именно это слово, хотя не объяснил почему. Но я подозреваю, ты действительно была несправедлива, дорогая. Несправедлива, и, если откровенно, выглядела идиоткой. — Мама достала из сумочки расческу. — Не так-то легко найти хорошего мужчину. Тебе повезло, раз он продолжает держаться за тебя, после того как ты его отшила.

— Я не хочу иметь с ним ничего общего, — отрезала я. — Я просто… не испытываю к нему тех чувств, которые испытывает ко мне он. — Гай знал почему.

Мама провела расческой по вьющимся светлым волосам.

— Надеюсь, ты не пожалеешь. И об этом, и о том, что ушла из «Сотби». У тебя была престижная и стабильная работа, а проводить аукционы так интересно!

— Особенно учитывая, какой это стресс.

— Ты работала в коллективе, — добавила она, игнорируя мои слова.

— А теперь буду работать с покупателями и ассистенткой, когда найду ее. — Это было необходимо — скоро состоится аукцион одежды «Кристи», на который я хотела пойти.

— Ты хорошо зарабатывала, — продолжала мама, убирая расческу и доставая компактную пудру. — А теперь открываешь… магазин. — Она умудрилась произнести это слово как «бордель». — Что, если из твоей затеи ничего не выйдет? Ты взяла в долг небольшое состояние, дорогая…

— Спасибо, что напомнила.

Она припудрила нос.

— У тебя будет трудная работа.

— Трудная работа прекрасно меня устраивает, — спокойно ответила я. — Останется меньше времени, чтобы думать.

— В любом случае я высказала тебе свое мнение, — вкрадчиво заключила мама, захлопнула пудреницу и убрала в сумочку.

— А как у тебя на работе?

Мама скорчила гримасу:

— Не слишком хорошо. У меня были проблемы с тем большим домом в Лэдброук-Гроув — а Джон совсем потерял голову, и мне приходится тяжело. — Мама работает личным секретарем успешного архитектора Джона Крэнфилда вот уже двадцать два года. — Все не так просто, — сказала она, — но мне еще повезло, что в моем возрасте у меня есть работа. — Она посмотрелась в зеркало и простонала: — Только погляди на мое лицо!

— Очень милое лицо.

Она вздохнула.

— У меня больше морщин, чем у Гордона Рамзи, когда он в ярости. Похоже, все эти новые кремы одинаковы.

Я подумала о мамином туалетном столике. Прежде на нем стояло только масло фирмы «Олэй», а теперь он напоминает прилавок универмага: столько на нем тюбиков с витаминами А и С, баночек с «Дерма генезис» и увлажнителей «Буст», сомнительных с научной точки зрения капсул замедленного действия с керамидами и гиалуроновой кислотой для питания клеток кожи, восстановления эластичности и так далее и тому подобное.

— Это просто несбывшиеся мечты в баночках, мама.

Она пощупала свои щеки.

— Возможно, мне поможет ботокс… Я подумываю над этим. — Она подтянула вверх бровь указательным пальцем. — Но по закону подлости все пойдет не так, и в результате мои веки окажутся на уровне ноздрей. Как я ненавижу эти морщины!

— А ты научись любить их. Морщины — это нормально, когда тебе пятьдесят девять.

Мама вздрогнула, словно я ее ударила.

— Не надо. Я боюсь получать льготный билет на автобус. Почему бы им не давать проездные на такси, когда нам исполняется шестьдесят? Тогда бы я так не расстраивалась.

— Морщины не делают прекрасных женщин менее прекрасными, — заверила я, помещая пакеты с надписью «Деревенский винтаж» за кассой. — Наоборот, они становятся более интересными.

— Но не для твоего отца. — Я промолчала. — Знаешь, я думала, он любит руины, — сухо добавила мама. — Ведь он археолог. Но теперь он с девушкой, которая чуть старше тебя. Это просто гротеск, — горестно пробормотала она.

— Это действительно оказалось сюрпризом.

Мама сняла с юбки воображаемую ниточку.

— Ты не пригласила его на сегодняшнюю вечеринку? Или пригласила? — В ее глазах я прочитала одновременно и панику, и надежду.

— Нет, не пригласила, — спокойно ответила я. Ведь в противном случае без Рут бы не обошлось.

— Тридцать шесть, — горько сказала мама.

— Ей сейчас должно быть тридцать восемь, — уточнила я.

— Да. А ему шестьдесят два! Я бы хотела, чтобы он никогда не имел отношения к этому жалкому телевидению, — простонала она.

Я достала из пакета зеленую сумку «Келли» от Гермес и поместила ее в стеклянную витрину в форме куба.

— Ты не могла предвидеть будущее, мама.

— И подумать только, я сама убедила его — по ее просьбе! — Она взяла бокал с шампанским, и ее обручальное кольцо, которое она продолжала носить в отрицание папиного ухода, сверкнуло в луче солнца. — Я думала, это поможет его карьере, — с несчастным видом продолжала мама. — Считала, это повысит его репутацию и он заработает деньги, которые пригодятся, когда мы уйдем на пенсию. И вот он уезжает на съемки «Больших раскопок», но главное, что ему удалось раскопать, — мамино лицо исказила гримаса, — так это ее. — Она отпила шампанского. — Это было просто…

Мне пришлось согласиться. Едва мой отец завел интрижку на стороне впервые за тридцать лет семейной жизни, как мама тут же прочитала о ней в дневнике событий «Дейли экспресс». Меня передернуло, когда я вспомнила подпись под фотографией папочки и Рут у входа в ее квартиру в Ноттинг-Хилле:

ТЕЛЕВИЗИОНЩИК БРОСАЕТ ЖЕНУ. ХОДЯТ СЛУХИ О БУДУЩЕМ РЕБЕНКЕ.

— Ты часто его видишь? — спросила мама нарочито спокойно. — Конечно, я не могу тебе этого запретить. И не хочу — ведь он твой отец, — но, если честно, мысль, что ты проводишь с ним время, и с ней… и… и… — Мама не могла заставить себя упомянуть о ребенке.