Дембельский альбом

Помню, что дед, подобно многим украинцам, был убежденным антисемитом. Он, например, утверждал, что евреи-архитекторы специально строят в новых районах дома по основной розе ветров. Поэтому в них всегда холодно. Это делается с целью уничтожения русской нации под корень путем вымораживания. Спорить с ним было бесполезно. Еще он очень любил розыгрыши. Однажды он разыграл мичмана Леху, обмерив его тело и убедив, что, по словам доктора, дела мичмана очень плохи.

А еще стармех был крупнейшим спиртовладельцем на пароходе, хотя количество спирта на душу личного состава в службе у доктора было больше.

Служба связи. Радисты

Русский язык очень многозначен. Недавно одна телепродюссер рассказала, что она сделала заказ на установку двери с кодовым замком в подъезде. В назначенный срок к ней в дверь позвонил мужчина в рабочем комбинезоне, и когда она открыла, он поздоровался и спросил буквально следующее:

– Подъезд з а к а з ы в а л и ?

Продюссерша шарахнулась, было, в сторону, но потом сообразила, что это не убийца-заказник, а всего лишь пришли устанавливать дверь в подъезд.

Таким же многозначным был и плакат на переборке в радиорубке, изданный отделом наглядной агитации Воениздата: матрос с дебильно-угрюмым лицом, в наушниках, на фоне бушующего моря призывал: За связь без брака! Радисты почитали это своим главным лозунгом.

Я помню, что командир судовой части связи Вова Поботаев всегда умел блестяще объяснить, почему связь плохая. У меня сложилось устойчивое впечатление, что весь путь наших пароходов пролегал через сплошные радиоямы. Именно там мы и оказывались, когда надо было срочно связаться с Родиной. При этом все командиры Вову, по-моему, боялись. Его служба была единственной, в которой служили матросы срочной службы. Их было четыре человека, и Вова почитал себя самым военным на борту, в отличие от всех нас, у которых в подчинении были только гражданские специалисты. Поэтому Вова был слуга царю и отец солдатам. Всякую попытку обвинить его моряков в чем-либо он воспринимал как личное оскорбление, каменел лицом, стекленел взглядом и сурово спрашивал:

– Вас что-то не устраивает в моей работе?

Тон вопроса был таким, что язык присыхал к гортани, и было ясно, что он будет биться до последнего патрона. Поэтому все сразу соглашались, что их все устраивает. Даже командиры.

Штурманская боевая часть

Штурманы или, как чаще с легкой руки Петра I - штурмана, являли собой белую флотскую кость и голубую кровь со времен открытия Навигацкой школы. Когда-то, в Морской кадетский корпус принимали только детей знатных дворянских фамилий. Этим подчеркивалось, что только офицеры, получившие навыки кораблевождения, могут впоследствии стать крупными флотскими начальниками, в отличие от разных там докторов и механиков. Эти славные традиции Высшего Военно-морского училища имени Фрунзе (ВВМУ) - бывший Морской кадетский корпус, пронесло сквозь все бури революции, социализма и даже перестройки.

Постоянно действующим штурманом на этих страницах будет Сева, яркий продукт ВВМУ имени Фрунзе.

Еще в годы учебы в Военно-медицинской академии у нашего взвода был офицер- наставник, все наставничество которого сводилось к байкам о службе на корабле. Капитан первого ранга Вячеслав Абросимов был выпускником самого престижного в те годы ВВМУ имени Фрунзе, которое выпускало штурманов - будущих командиров кораблей и командующих флотами. Он очень гордился тем, что принадлежит к командной касте, и говорил об этом так:

– Мы, на х… б…, штурмана, б… - флотская, б…, интеллигенция, на х… б…! Не какие-нибудь, там, на х… б…, маслопупы. У нас, на х… б…, всегда белые манжеты. Мы папочку под мышку, на х… б…, манжетики поправили и домой, всегда, б…, чистенькие, всегда, на х… б…, с манжетиками.

Потом он снисходительно смотрел на нас и добавлял, разрешая и нам принадлежать к какой-то части флотской, на х…, б…, интеллигенции, б…:

– Ну, доктора, на х… б…, тоже вроде интеллигенции, б…, на флоте, поэтому мы с ними, обычно, на х… б…, дружим.

Об особенностях флотской речи

Автор одной из юморесок в исполнении Ефима Шифрина предполагает, что после распада Советского флота на флота бывших союзных республик, а ныне независимых государств, моряки не перестанут понимать друг друга, потому что будут общаться на объединяющем флот языке - матерщинном. И он попал в самую точку. Действительно, как только морской волк попадает в привычную корабельную среду, речь его приобретает некоторые специфические черты. В ней появляется множество слов, которые принято относить к разряду непечатных.

На Камчатке, в поселке Рыбачий (но не где скалистые горы, тот на Севере), я впервые начал постигать многие яркие обороты флотской командной речи.

На лодке, где я стажировался, проходили практику курсанты Краснознаменного учебного отряда подводного плавания (есть такой на Васильевском острове). Хочу сделать небольшое отступление по поводу курсантов, будущих мичманов. Как-то я, уже будучи офицером, симулировал почечную колику в 1-м Военно-морском госпитале на Фонтанке, и со мной в палате лежал капитан третьего ранга, командир роты из этого Краснознаменного отряда. Будучи человеком образованным и интеллигентным, он рассказал мне содержание одной объяснительной записки будущего мичмана, так сказать золотого фонда Вооруженных Сил (это не я придумал, это фраза из статьи в журнале Коммунист Вооруженных Сил). Записка гласила:

…Я опоздал из увольнения, потому что меня задержал патруль на станции метро имени Василия Островского….

Так вот, эти будущие мичмана очень досаждали старпому своей глупостью и полным нежеланием, да и неспособностью учить устройство подводной лодки. Выстроив их как-то вечерком на пирсе после вечерней поверки, он произнес перед ними речь, которая потрясла мою юную и неокрепшую докторскую душу своей силой и выразительностью:

– Вы что? Думаете, что вы квинтэссенция флотского общества?! Ошибаетесь. Вы - г…но! И я лично вас раком в трюма поставлю, так, что одна ж…па торчать будет! А кто не доволен, того прямо щас по п….де мешалкой!

Помню, что потом группа курсантов все оставшееся время практики являла собой образец дисциплинированного воинского коллектива. Из разговоров с ними я понял, что больше всего их потрясли две вещи - квинтэссенция и загадочная мешалка.

Когда одному моему сослуживцу кто-нибудь делал замечание, что так ругаться матом нехорошо, он искренне удивлялся и отвечал:

– На флоте матом не ругаются. На флоте матом разговаривают.

И это была чистая правда. Речь моряка состояла на треть из слов, которые, чаще всего, не несли никакой смысловой нагрузки, а были лишь призваны улучшить продвижение мысли, которая в данный момент высказывалась. Как правило, общаясь с мирным населением, офицеры старались контролировать свою речь, чтобы не сказать чего такого, что могло бы оскорбить слух граждан. В результате их речь становилась скучной, невыразительной и какой-то разорванной, видимо, из-за отсутствия необходимых связок между словами. Отсюда, наверное, так популярные среди гражданских пародии на высказывания военных командиров: Вы …в строю…, или ….вы ….кто? Вы… солдат…, или … вы… где? Ничего в этом смешного нет. Это просто сухие, дерущие горло офицеру слова, который вынужден контролировать приличность речи. Поэтому она и утрачивает всякий смысл как для того, кто говорит, так и для того, кто слушает. А поставьте-ка вместо многоточий что-нибудь для связки. А, как? Фраза сразу зазвучит, как песня, в ней даже появится этакий одесский юмор и богатство интонаций. И она обязательно дойдет до сердца каждого солдата и матроса.