Демократы
Шрифт:
— Все. Кто же против бога и против народа? — поспешил ответить глава президиума.
— О господи! Не то! Я спрашиваю — по «лозунгам» партии. Поймите меня, наконец: кто из наших чиновников выступает под знаменем, на котором написано: «За бога и за народ»?
Штястный огляделся, словно хотел увидеть, кто же ходит по комнате со знаменем. Никого не обнаружив, он немного смешался. Проклятая рассеянность!
— «За бога и за народ»? — переспросил он, заглядывая в блокнот. И вдруг его осенило: — Пан президент имеет в виду словацкую людовую партию?
— Да…
— Трое.
— Кто только «За народ!» — без «бога»?
— Словацкая
— Кто «За народ и демократию»?
— Национально-демократическая! Никого.
— «За народ и трудящихся»?
— Национально-социальная. Двое. Швейцар Изакович и служащий Черный из отдела городской полиции. Светлая голова.
— «За трудящихся» — без «народа»? Тьма, наверное?
— Тьма? Не знаю такого.
— А-а-ах! — морщась, замахал рукой президент. — Что с вами? Тьма — то есть уйма. Думаю, что этих будет много. Вы не знаете такого выражения?! «Народу собралось тьма тьмущая», — привел он пример из словаря для наглядности.
— Мы сегодня никого не собираем, — перепугался Штястный и подбежал к окну — посмотреть.
— Ах, да всё не то! — остановил его президент, поймав за локоть. — Я спрашиваю, много ли у нас социал-демократов?
— Двое, — вернулся шеф президиума, торопливо отыскивая что-то в блокноте.
— Эх, насолить бы этим!
Государственный советник поднял недоуменный взгляд на президента.
— Это тоже политический лозунг?
— Нет, я так… «Пролетарии всех стран соединяйтесь!»?
— Никого.
— А вот с этих я бы спустил шкуру, — угрожающе воскликнул президент.
Шеф президиума улыбнулся, понимая, что это только слова, всплеск бессилия.
— «Itt 'elned halnod kell»? [27]
— За венгров?
— Я думаю — никого?
— Венгры бывают разные. За венгров без «христианства» — никого. За венгров с «христианством» — никого.
27
«Здесь жить тебе и умереть» (венг.).
— А за немцев?
— За немцев — «рабочих» без «народа» — никого. За «немецкий народ» без «рабочих» — никого, — затараторил и разом умолк доктор Штястный.
— «Да здравствует Гайда!»? {114}
— Фашисты? Никого.
— «Ubi bene, ibi patria!»? [28]
— Евреи? Никого.
— «Вперед, в Палестину!»?
— Сионисты? Никого…
— «Платите, но только нам!»?
— Партия кредиторов? Никого.
— «Никому не платим!»?
114
Гайда Рудольф (1892—1948) — чешский политический и военный деятель, один из организаторов чехословацких частей в России, создатель фашистской партии («Национальная фашистская община») в Чехословакии.
28
«Моя родина там, где мне хорошо!» (лат.)
— Партия должников? Странно; таких у нас больше всего,
а в партии — никого нет!Наступила пауза. Президент вспоминал.
— Какие есть еще лозунги?
— Как будто все, — установил шеф президиума с помощью блокнота.
— Сколько же всего?
— Двадцать три.
— Ошибка. Вы перечислили мне всего десять. Видите мои пальцы?
И протянул под нос Штястному обе руки с растопыренными пальцами. При подсчете он держал их за спиной и загибал пальцы.
— Всего десять.
— Двадцать три! — подсчитывал в блокноте Штястный. — Прошу прощенья, пан президент, за то, что осмеливаюсь вас поправлять, — двадцать три.
— До десяти-то я, как-никак, считать умею. Иначе за что бы меня назначили президентом?
— Но математика наука точная… Раз, два, три, четыре… всего двадцать три, — пересчитал в блокноте Штястный.
— Я насчитал только десять законодателей.
— Ах, я думал, вы имеете в виду партии.
— Вы все время неизвестно о чем думаете, — тяжело вздохнул президент. — Стольких чиновников у нас забирают! Мы могли бы основать здесь филиал словацкого парламента, — съязвил он с серьезной миной.
— Это было бы противозаконно, — прервал его рассуждения шеф президиума.
— Да я знаю, — недовольно огрызнулся президент, закипая. — Вы из всего делаете слона!
— Помилуйте, до того ли мне! — остолбенел Штястный. — Небольшая статистика, и то по распоряжению…
— По какому еще распоряжению? — Пар вырвался из котла, подбрасывая крышку. — Кто тут распоряжается? Я тут распоряжаюсь!
— По вашему собственному, пан президент.
— Кошшшмар! С вами невозможно разговаривать по-человечески… Короче, комиссара придется отпустить, да? — он еле сдерживал себя.
— Согласно предписанию — да… Закон…
— Ладно. Оставьте законы при себе. Должны так должны. А работать кто будет? Я, я, вечно я, всюду я? — рассвирепел он снова. — Я и так разрываюсь на части! А если я надорвусь? Кому нужен чиновник с грыжей?
Шеф президиума деликатно присвистнул. Когда президент бывал в гневе, Штястный не только терял дар связной речи, у него буквально подкашивались ноги. На сей раз гнев начальника привел его в замешательство, потряс и поразил, но Штястный не мог не отнестись к президенту сочувственно.
— У пана президента грыжа? — пролепетал доктор Штястный. — Я не знал.
— Да не-е-е-т же! — схватился тот за голову. — Я говорю, че-го сто-ит президент с грыжей и вообще чиновник, если он вот-вот лопнет от натуги!
— Правда, правда, — грустно и тихо согласился шеф президиума. — С грыжей лучше сидеть. С грыжей стоять трудно.
— Да замолчите ради бога! Креста на вас нет!
Доктор Штястный положил руку на грудь, скосил на нее глаза и проникновенно шепнул:
— Я никогда их не ношу, пан президент.
Он явно имел в виду воинские награды.
— Разрази вас гром! — не выдержав, президент потряс кулаками в воздухе и стукнул себя по коленям. — Это переходит всякие границы!
В конце концов они договорились.
«Шефу придется помалкивать!» Как бы не так!
Но все-таки горячился президент напрасно. Закон его перекричал. Согласно положению комиссара Ландика пришлось отпустить.
Обязанности его изменились. Раньше в семь утра, в слякоть и непогоду, он тащился в управление, иначе ему пришлось бы худо. Теперь наоборот. Он совершил бы преступление, явившись на службу.