Демократы
Шрифт:
Докладчики, чувствуя, что комитет торопится, тоже заспешили.
Задержались еще ненадолго, выбирая помощников главного врача, и особенно — санитаров и истопников. Претендентов было много, почти каждый третий член комитета предлагал своего помощника главврача, санитара, истопника. Доктор Гомлочко раздавал восьмушки бумаги, писались и подсчитывались имена.
— Роздано двенадцать бюллетеней, — читал президент и, складывая бюллетени кучками, называл фамилии кандидатов — доктор Грюн, доктор Грюн, доктор Ахматов, доктор Ахматов, доктор Ахматов, доктор Бенцик, доктор Грюн, доктор Ахматов, доктор Бенцик, доктор Бенцик, доктор Бенцик, доктор Бенцик. Итак, доктор Грюн — один, два, три… доктор Ахматов — один, два, три, четыре…
А после голосования только и слышалось:
— Туристическое общество в Зволене… Ассигнуется три тысячи крон.
— Против никого?.. Принимается.
— Туристическое общество в Банской Быстрице — пять тысяч крон.
Президент уже не говорил «Кто против?», а только «Дальше!».
— Туристическое общество в Брезно-на-Гроне — две тысячи.
— Дальше!
— Туристическое общество в Ружомберке — пять тысяч.
Президент лишь громко глотнул воздух, словно хотел поторопить референта; это означало — «дальше».
— …ическое общество в Микулаше — три тысячи… Общество в Попраде — пять… Кежмарок — четыре, — сокращал и референт.
— Сколько там их у вас? — на мгновение остановил его президент.
— Двадцать восемь.
— Дальше!
— Стара Вес — три… Нова — четыре…
— Что Нова? Нова Баня или Нова Вес? Говорите хоть названия. — Этот галоп президента уже раздражал.
— Нова Вес. Туристическое общество в Новой Веси просит пособия. В своем заявлении…
— Да ладно, не надо, — раздались голоса, — сколько?
— Предлагается четыре тысячи.
— Чего четыре тысячи? — нервно перебил президент.
— Крон.
— Так и скажите… Толковей докладывайте, — посетовал, покосившись на соседа, доктор Кияк. — Болван.
Сбитый с толку докладчик докудахтал свой доклад и с надутым видом сел.
— Никак не угодишь, — заворчал он себе под нос.
Следующим на очереди было просвещение.
Поднялся пожилой господин, причесанный на косой пробор, и заговорил неторопливым тенорком. Пенсне на его носу сидело боком и подрагивало, готовое свалиться. Оратор то и дело поправлял его, прижимая к переносице.
«Чего он нового пенсне себе не купит?!» — опять вспылил президент.
Просьбы нескольких школ об ассигнованиях на строительство были удовлетворены без возражений. Все обошлось благополучно и для национальных просветительных учреждений. Музеи встретили поддержку. Только при упоминании о монастырской гимназии социалист Малерник замахал руками, словно отгоняя назойливую муху. Сидевший неподалеку Корень насмешливо спросил его из-за спины Мангоры:
— Не нравится?
— Нравится, — отрезал Малерник. — Я бы еще шесть тысяч добавил, лишь бы покончить с этим.
— С чем — с заседанием или с гимназией? — ехидно вмешался в разговор Мангора.
— С тем и с другим, — буркнул Малерник.
Президент посмотрел в их сторону.
— Просите слова?
Они затихли.
Никто не протестовал против пособий — на доисторические, исторические, археологические, естествоведческие, астрономические, этнографические, языковедческие, технические, художественные и прочие изыскания. Гладко прошла и кампания против глистов и древесного вредителя — жука-короеда обыкновенного. Никто не придрался ни к «Просветительному обществу», ни к «Сельскохозяйственному просвещению», ни к «Социалистической академии» {123} , ни к «Клерикальной культуре», ни к «Обществу культурных связей с СССР», ни к «Клубу искусств и наук», ни к обществам всевозможных писателей второго, третьего и четвертого поколений. Каждому безропотно выделяли кусок… Не пикнул и Петрович.
123
«Социалистическая академия» — общество, объединявшее марксистски настроенную интеллигенцию.
И все же!
Когда докладчик неуверенно, сквозь сжатые зубы процедил: «Национальная академия…», член комитета Клинчек повел ушами, словно заяц на капустных грядках, вытянул руки ладонями вперед, будто отгонял сатану, и прервал этим доклад; затем он встал, пригладил помятый сзади длинный пиджак и серьезным басом отрезал:
— Я против!
Сам факт, что он поднялся с места, предвещал нечто чрезвычайно небезопасное, потому что вставали только докладчики: члены комитета говорили сидя.
— Я вынужден протестовать, — начал он после лаконичного «против», — сожалею, но вынужден, ибо я глубоко огорчен таким оборотом дела. Как патриот я обязан просить пана президента снять с повестки дня просьбу нашего самого старого, самого уважаемого, так сказать, исторического, национального института. Событие, происшедшее в помещении этого общества, а вернее, в этом национальном учреждении, явится, я полагаю, достаточно веским доводом для того, чтобы поступить так, как я предлагаю: снять рассмотрение прошения с повестки дня. Произошло нечто неслыханное и невероятное. Буду краток. Известный английский журналист, английский журналист…
— Смит, — подсказал Мангора.
— Знаю, я хотел лишь подчеркнуть, что английский… Смит, английский журналист, наш добрый друг, каких у нас немного, в сопровождении нашего коллеги посетил Академию, — он указал на Мангору. — Роль гида при осмотре исполнял молодой секретарь…
— Брожик, — шепнул Мангора.
— Знаю, Брожик. Я только хотел сделать ударение на слове «секретарь», потому что там все служащие — секретари. Это подозрительно. Когда журналист, остановившись перед огромными книжными шкафами, выразил удивление, что у столь маленького народа столь много книг, названный молодой человек ответил ему… Вы знаете, господа, что он ему сказал? Он сказал: «Да все вышло еще до переворота» {124} . Англичанин покачал головой. Англичанин! По пустякам они головой не качают. А этот покачал, словно не веря, и задал секретарю вопрос: «Вы — автономист?» И знаете, господа, что ему ответил этот молодой человек? «Все мы здесь автономисты». Это сказал один из секретарей нашего самого старого, самого уважаемого, национального, исторического, в некотором роде, института.
124
…до переворота… — то есть до 1918 года, когда была образована независимая Чехословацкая республика.
— Ну и что? — недоумевал Крокавец, тоже автономист, правда, с клерикальным налетом.
— Своим замечанием он невольно втянул это учреждение, которому полагается заниматься исключительно вопросами культуры, в политический круговорот. Это недопустимо. Молодой человек, вероятно, выразил настроения всех сотрудников Академии. Непозволительно поддерживать дух, противоречащий конституции.
— Я попрошу! — обрушился на Клинчека Крокавец. — В рамках дозволенного — я сам автономист, и в этом нет ничего антигосударственного.
— Не перебивайте оратора, — утихомиривал их президент.
— Академия, рассадник очистительных идей, не сегодня завтра она, того и гляди, превратится в ассенизационный институт. То они очищают страну от чехов, то — наш язык от чехизмов, то нашу расу от чешек. Я позволю себе прибегнуть к тривиальному сравнению: из пары сапог они чистят один, на другой плюют и отбрасывают в сторону. А мы — единый народ, мы с двумя ногами, а следовательно, в двух сапогах… Господа! Без этого второго сапога мы будем смешными, мы не сможем показаться на улице, не вызвав смеха.