Демон движения

К этому добавлялось жгучее стремление овладеть этой прекрасной чернобровкой, первой в жизни, единственной, овладеть силой, властью своей...

И так боролись друг с другом, извечной борьбой мужчины и женщины. Но он уже брал вверх; уже неверная дрожь

– 56 -

выгибала тело Розалки, уже руки начали скручиваться, глаза безумно вращались — густой холодный пот струился по черным блестящим косам...

Собрав в себе остаток воли, бросила через сдавленную, будто клещами, гортань:

– Сжалься! Я твоя!..

И тихо опустилась на мураву...

Схватил ее крепко, прижал к волосатой груди и, как дитя, понес в хату с шепотом:

– Идем, дева возлюбленная моя, идем...

Исчезли в проеме двери, затворившейся за ними... Зашепелявили дрожащие листья осины, зашумели тополя, яворы... Поседевший, усеянный губами трутовиков клен выпрямил одну из своих самых больших веток и опустил молодую зелень на соломенную крышу — положил тяжелую отцовскую руку, словно благословляя то, что должно было исполниться...

А остальные деревья вторили негромким пением...

...Иисус, когда увидел ее плачущую и пришедших с нею Иудеев плачущих, Сам восскорбел духом и возмутился и сказал: где вы положили его? Говорят Ему: Господи! пойди и посмотри. Иисус прослезился. Тогда Иудеи говорили: смотри, как Он любил его. А некоторые из них сказали: не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер? Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу. То была пещера, и камень лежал на ней. Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершего, Марфа, говорит Ему: Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе. Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию? Итак, отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными паченами, и лицо его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет. Тогда многие из

– 57 -

Иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него*...

Розалка устало опустила книгу и замолчала. Магда с ханжеским восторгом подняла выцветшие глаза на картину, висевшую над входом, изображающую «Преломление хлебов». С картины она переводила короткие сверлящие взгляды на задумчивое лицо Лавра, чтобы хоть таким необычным образом взглянуть на дочь. В избе наступила тишина, прерываемая жужжанием мух и гудением трутней, доносившимся со двора.

Лавр сидел в тени, в углу светлицы, не двигаясь, не говоря ни слова. С прошлого лета он сильно изменился: исхудал, почернел, и глаза у него безумно блестели.

Какая-то громадная озабоченность легла на некогда спокойное чело, проложила на нем глубокие борозды. Нижняя челюсть как-то непомерно выдвинулась вперед, нос заострился, как клюв у хищного сипа. Хмурым к тому же стал, помрачнел, темнее ночи сделался. Лишь тогда, когда бросал взгляд на Розалку, становился веселее, но ненадолго, поскольку тут же впадал в тупую задумчивость.

Вот уже год подходил к концу с того времени, когда она переступила порог его уединенной обители. Вошла как пламя красное, как факел, и запылало все пожаром. Эти ночи, опьяненные наслаждением, эти толчки тел, пылкие поцелуи... Это желание, пробуждающееся с ранней утренней зарей, исполняющееся в буре безумия в долгие, одуряющие часы пополудни...

Лишь иногда, как проблеск, как мерцание, пробивалась в ней фальшь, и словно морозом грудь сковывало. Тогда острая боль вгрызалась холодным лезвием и жестоко терзала... Но всего одна ласка ее точеных рук, один продолжительный взгляд моментально растапливал скованное холодом сердце. Любовницей ему была, лучиком ярким в осеннее ненастье, всем была для него... Пошел бы за ней, как тот Йонтекиз предания, через семь гор, через семь рек за живой водой

____________

* Евангелие от Иоанна, 11 глава.

– 58 -

для возлюбленной. Ничему не сопротивлялся, уступал малейшей прихоти. Большие, необычные изменения устроила она и в его хате. На пустых стенах светлицы развесила много разных картин, которые он сначала не понимал. Перед одной из них каждую субботу возжигала масляную лампадку и опускалась на колени, так, чтобы он это видел. Поначалу это показалось ему странным, потом стал допытываться, для чего она перед этой женщиной с ребенком на груди поклоны кладет.

– Узнаешь в свое время, — загадочно отозвалась она.

И округа изменилась сильно. Повырывала лопухи, мшистые листья которых разрослись повсюду вокруг, выполола заросли трав, выкорчевала чертополох... И все с таким ожесточением, с таким завистливым жаром, что он лишь дивился и трепетал. Видел, как уничтожала его родной двор, и не противился, хотя с каждым выдранным корнем у него словно вырывали его собственные внутренности. Скрежетал зубами от боли, но превозмогал себя... На освободившейся от сорняков земле посадила весной овощи, зелень, цветы... К лету проклюнулись зеленые бутоны и устлали свежими всходами разрыхленную почву. Вырос новый, молодой мир и подавил старый, вскормленный его соками.

По воскресеньям и праздникам приходила старая Магда, и втроем они сидели до вечера. Розалка доставала из сундука какую-то пожелтевшую книгу, и они читали: странные вещи, неслыханные... О великом, властном Духе, который дыханием своей воли из хаоса предвечного породил землю, о первородном грехе, о избранных людях Израиля — о пророке белом и чистом, о чудотворце, что людей воскрешал, по имени Иисус из Назарета, о муках Господних, воскресении и вознесении, о Пресвятой Деве...

Лавр слушал. В первые недели ему казалось, что он уже слышал одну из этих старых баек, что среди людей ходят, да старухи у зимних костров напевают. Ему объяснили его ошибочное понимание веры и прочего... Тогда он начал размышлять. Как же тогда быть с той силой, что он считал высшей? Разве она не от земли-матушки, бессчетными травами обильной, борами шумными, водами влажны¬

– 59 -

ми?.. Как же быть и с тем умением ясновидца, которое людские болести ему являло? Разве не из лона той матери вышло оно, что в радостной мощи своей, пламенной силой солнца дарованной, цветами ароматными полнится, млеком течет?..

И скорбь безбрежная и разочарование заполонили душу. Великая старая вера остывала, гасла... Каким же ничтожным и никчемным показался теперь ему этот обожаемый мир, этот Бог зари жизни... Завязалась дикая борьба. В нем словно было два человека, два смертельных врага; он чувствовал, как в изломах души перемещаются старые пласты верований, словно каменные глыбы, выдавленные из темных подземных областей, рассыпаясь на осколки и опадая на самое дно, густо устилая его мелким крошевом... Охваченный предчувствием смертельно раненного зверя, он убегал, скрывался в самых недоступных уголках острова. Не помогало. Всегда во снах маячило прекрасное, продолговатое лицо Того, с картины в светлице, Пастыря доброго и смиренного. И уже не отказывался слушать; хворал только все чаще и силы терял. Над головой его зависла мертвая рука какого-то жуткого призрака и грозила местью. Видел ее прямо над собой, отчего боялся поднять глаза, хотел сжаться, исчезнуть; только не ведал, как это получилось и почему, но что ждать осталось недолго — был уверен...

Они вышли из светлицы во двор перед хатой. К воскресной вечерне должно было проясниться. На западном склоне неба несколько веретенообразных полос плавили края в закатывающемся умирающем солнце. Черные стаи галок, клювами врезаясь в синеющую лазурь, прочерчивали по ней темные, расходящиеся тропы. На землю спускалась вечерняя роса, даруя свежесть травам на окрестных пастбищах и лугах...

Со стороны села плыл жалобный отзвук маленького церковного колокола, чтобы сообщить людям благочестивым, что пора отметить тот момент, когда Ангел Господень принес весть Пречистой Марии, что она зачнет сына...