Демон на Явони
Шрифт:
Роман, уже обретал силы, уверенность. Цель существа, завладевшего им, вырисовывалась ясно и казалась теперь его личной главной целью жизни, при достижении которой он должен был обрести силы этого духа, с которыми никто не в состоянии справиться. В это невозможно было не поверить, поскольку воздействие этих сил человек ощущал на себе. Кроме того, ему теперь было открыто, как они действуют на других: именно это он наблюдал на ярмарке в бабе Шуре и в тех, из слушавших ее, кто увлекся, имея возможность взглянуть в душу каждого. Не было ни одного чистого, каждый раболепствовал в чем-то или чем-то, имя свои страстишки, причем даже не пытаясь им противостоять, но радоваться.
Бес показал ему, как он может манипулировать всеми, кто ему подчинился, и не было ни одно, кто бы в той или иной мере, не послушался. Видя, что
Приблизившись к узкому мосточку, он сделал несколько шагов вперед к самому краю – от доски в стороны пошли небольшие концентрические волны, от соприкосновения с водой раздавался плескающийся звук, что только усиливало ощущение шаткости конструкции. Слегка присев, что понизило центр тяжести, мужчина продолжил движение, отметив, что раньше не додумался бы принять такое положение, а напротив, развернулся бы и со страхом покинул мосток. Ловкость и многие умения, которых не было прежде, появлялись и росли в необыкновенной скорость, позволяя ощущать себя уже настоящим хищным зверем.
Подобравшись к самому концу, сел на колени и наклонился над самой гладью, пока еще теребящейся остатками водного беспокойства. Через минуту зеркало расправилось, но кроме его отражения ничего не было видно. Как он ни всматривался ничего не получалось. Вспомнив, что Олег сказал в «полночь», он понял, что, скорее всего, свет от луны именно с этого времени начинает пробивать водную гладь под нужным углом, что и вызывало, что-то из ее толщи.
Неожиданно его качнуло, гробовщик, осознал, что-то необычное. Присмотревшись, он отметил, что резко изменилось положение ночного светила на небе – оно встало ровно над ним. Зловещая улыбка растянула его тонкие губы: «Мой сюзерен всемогущ, для него нет ничего не возможности!». Всмотревшись еще раз, он неожиданно «растолкал» взглядом сначала отражение от воды, затем мутность и тусклость самой жидкости, устремившись в глубь, пока не натолкнулся на большой валун, искрящий разноцветными каменьями. Он явно видел рассыпанные по нему брильянты, рубины, изумруды, топазы, сапфиры. Они были вправлены в золото: «Это же валун из сплава золота и каменьев!». Неожиданно блестки от отражающегося света луны пришли в движение и начали подниматься с глубины к нему, по ходу обретая форму, сначала рыбы, затем русалки, пока из воды не появилось прекрасное лицо модой женщины, очень знакомой, но гораздо лучше и совершеннее настоящего:
– Да! Ты идеал… Но кто ты?
– Сын не узнает мать?
– Да, ты и есть мой идеал… Но тебя же нет!…
– Я всегда и везде твоя… Хотя сейчас и занята…
– Ты там с кем-то?… Как ты можешь?
– Я идеал, а идеал всегда принадлежит господину…
– И кто он?
– Он господин тьмы…, но сейчас он отпустил меня к тебе…, он гордится тобой и ооочень надеется… Иди ко мне… – Под водой мелькнула блестящая чешуя, влажные холодные руки обвили его шею. Он поддался и соскользнув в воду, быстро погружаясь во тьму, которой не было конца. Пролетали мысли, теряющиеся в бесконечности: «Таким глубоким дно не бывает, да и русалок нет, и мамы…, но это она! Она принадлежит господину тьмы, который мною доволен…, но я не сделал пока того, что даст мне бессмертие и непобедимость… мама, мама! Постой, мне нужно…»... – Олег тряс, лежащего наполовину в воде Романа, совершенно бледного и холодного. Уже минут пять он не мог привести его в чувства. Не помогало ни искусственное дыхание, ни прямой массаж сердца, но неожиданно, когда спаситель уже отчаялся, утопленник сделал резкий вдох и вывернул наизнанку содержимое желудка, выплесну воду из легких…
– Ну ты меня напугал! Не отбормочешься потом перед твоей матерью, да и перед Богом потом как оправдаться?! Ты чего сдурел?
– Я…, я…, я… русалка… она…
– Угу… Дятел! Секса с земноводными захотелось?! Че баб мало?! Здесь поди все дно вот в таких вот извращенцах! Говорил же тебе – здесь аномалия, тут не Бога гневить, а молитовки ему читать нужно! Господи! Слава Тебе, Боже за все!… – На этих
словах, Роман подскочил как укушенный, затряс головой, замычал, и разорвав на себе мокрую рубаху и унесся за дом, где был обрыв. Было слышно, как он с него катился кубарем, ревя, как раненый вепрь, совершенно не по-человечески, запахло гарью, будто залили костер, даже в носу почувствовался взвившийся от его пепла:– Е моё! Убился что ли?! Из огня да в полымя! Лечиться ему надо, а не жертвенник искать. На что его мама сподвигла? Ну да желание матери – закон!… – Ответом ему была тишина, перебиваемая редкими всплесками в конце мостка. Повернувшись в ту сторону, он добавил:
– А тебе девка чертова, прости Господи! что б тебе в аду сгореть прямо сейчас!… – Схватил жменю песка и швырнув в ту сторону, он шарахнулся, увидев, как совершенно белые руки обхватили края доски и вытянули за собой полусгнившее тело человека с длинными волосами, вспыхнувшее, как комок серы, заискрившее, и исчезнувшее ярким горящим комком в сторону дна:
– Свят, Свят, Свят! Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй! Да что ж это такое? Пресвята Троица, помилуй нас, Господи очисти грехи наша, Владыка прости беззакония наша, Святый, посети и исцели немощи наша Имени Твоего ради!… – Перекрестив на каждое слово видения, сплюнул, и спокойно встав, развернувшись, направился к дотлевающему костру.
Подкинув несколько поленец, почувствовал озноб и вспомнил, что штаны совершенно мокрые. Сходил к машине, достал запасные, переоделся, и взяв несколько палок соорудил вешалку, на которой повесил одежду сушиться.
– Эх! Господи! Что только нет в земельке нашей! Ну такого еще не видааал, что ж Ты еще уготовил то рабу Своему? А! На все воля Твоя!… – Немного помолчав, он пересел на походное и хотел было завалится, но вспомнил о Романе:
– Ай! Будь тебе не ладно, совсем с этими ведьмами, прости Господи, о тебе бедолаге забыл!… Ромааа, Ромааа, Ромааа… – Трижды громко позвав и не услышав ответа, встал, пошел к машине, открыл багажник, и начал копаться в ящиках и мешках. Сначала вынув небольшой пластмассовый фонарик, покачал головой, сунул обратно, вынул большой и длинный в металлическом корпусе, и одобрительно, кивнув засунул за пояс. Покопался еще, вытащив обрез винтовки, покрутил и бросил обратно: «Неее…, не то… – это не поможет!». Обошел машину, открыл пассажирскую заднюю дверь и вынул пакет, развернув который, оголил большое, массивное Распятье с мощной ручкой. Погладил, будто протер, наложил на себя крестное знаменье, и, поцеловав ноги Христа, пробормотал: «Ну берегись нечистая сила, скидок не будет, Господи не дай подумать, что Ты оставил меня!».
Прежде, чем закрыть багажник, взял пару ракет и ракетницу, зарядил ее, и, хлопнув дверцей, направился на бугор. Там еще раз позвал попутчика, отозвалась тишина, тогда подняв руку с ракетницей, держа в другой Распятие, прижатым к груди, нажал на спусковой крючок. Ракета ушла в высь метров на пятьдесят, где благополучно рванула, осветив окрестности. Олег начал всматриваться, но просмотрев все вокруг себя, не увидел гробовщика:
– Господи, прости мя грешного! Это ж надо, я его из воды вынул, а он снова сгинул, ну видать грешен он, что бесы его привещают! Е моё! Что ж я сделал то! Сейчас же на ракету «отшельник» подтянется! Ох! А этот то, ой не любит, когда его по пустякам треплют… Ну и ладно, искать то потерю нужно… – Только он подумал об этом, как на вздохе, кто-то толкнул его в плечо. Теряя равновесие, на развороте, Олег послал руку с Распятьем наотмашь в сторону нападавшего и удачно. Что-то ухнуло и упало рядом. Быстро вскочив, он понял, что соскользнул с обрывчика, и никто его не толкал:
– Так! А кого же я тогда зацепил?!… – Быстро поднявшись, он увидел Романа, сидящего на пятой точке, и державшегося за щеку.
– Ты че?!…
– Да я…, да я…, ты звал, я и подошел, чуть оступился, ну ты мне тут и врезал. Хорошо у меня на этом плече хворост был, только чуть по щеке зацепило…
– Ну вот, брат, и похристосовался, надеюсь, всю дурь то и выбило. Я тебя Распятием приложил – всяк польза!… – И действительно, Роман сидел в полном непонимании, что тут делал, почему он весь мокрый, зачем собирал хворост, он ощущал жуткую пустоту в душе и страх, словно обнял его изнутри. Он чувствовал полную оставленность, но забыл кем, дрожь пробила его насквозь, слабость предательски, впустила трусость во главе испуга: