Демоническая интермедия. Первый экзорцист

– Ты даже не знаешь, как были устроены отношения между рабами и вельможами в этой эпохе. Так что даже не начинай.

– Всё-всё, молчу!

– Да, может, мы перейдём непосредственно к сути? Есть что-то новое? – если дело касалось работы, Энтони всегда проявлял настойчивость и упорство.

– Наш Нимериус переписывается с кем-то из Измира. Я видел это письмо, – он стал говорить заметно тише и наклонился вперёд. – Но то ли я просто тупой и не понимаю древнегреческого, чего вообще физически быть не может, то ли это был совсем не древнегреческий и даже не один из существующих когда-либо языков, – Диаваль осторожно осмотрелся по сторонам и прислушался, но ничего подозрительного не заметил.

– А как ты тогда узнал адресата? – он осуждающе смотрел на своего собеседника, но из-за явной разницы в росте выглядело это комично и по-детски нелепо.

– Я не палю своих пташек… – самодовольная ухмылка перешла в негромкий смех. – Это миленькая служанка, в саду работает. Амелия. Она несла письмо какому-то парню сегодня утром, проще говоря – частному почтальону. Я поговорил с ней, очаровал, поинтересовался насчёт свитка и успел взглянуть него пару раз, но… – он пожал плечами, а Энтони, приложив пальцы к подбородку, задумчиво и тихо сказал что-то. – М-м-м? Повтори-ка.

– Это может быть напрямую связано со скрижалью.

– Если за одно путешествие в прошлое мы найдём и первого экзорциста и ту самую скрижаль, то начальство нас будет посмертно боготворить! – забыв об осторожности, демон повысил голос, но Энтони сразу шикнул на него и приложил указательный палец к губам.

– Пойми, если мы заберём её сейчас, изменится слишком многое. Нам нельзя так рисковать. Ты же сам говорил, что скрижаль должна дожить до двадцать первого века. Включи мозги, Ди!

Окутанные мыслями, его зелёные глаза метались из стороны в сторону, останавливаясь то на бюсте какого-нибудь божества, то на мозаике, то на оплетённых плющом колоннах. Никого из посторонних рядом не было, и это успокаивало его.

– Да я просто решил тебя проверить. Конечно, я знал, что мы не можем забрать скрижаль сейчас. А что насчёт нашего первого экзорциста?

– В биографии Нимериуса сказано, что после пожара в их доме здесь, в Византие, его семью больше не видели.

– Пожар? Замечательно! К чему бы это?

– Видимо, это именно тот момент, когда мы должны забрать его. Видишь? Тут всё сходится. А со скрижалью нет – её осколки добрались до нашего времени без посторонней помощи. Нужно хотя бы иногда обращаться к истории, Ди. И не прикидывайся, что…

– Да ты гений, Антонио, – восхищённо перебил его Диаваль, но тот опустил этот момент.

– Если честно, то я и сам это знаю… А пока что нам остаётся только наблюдать за ним и не попадать в неприятности. Будь осторожен, знаешь. Здесь столько богов. Необыкновенно и ужасающе одновременно. Сейчас всё ещё идёт их эпоха. Хоть пока что и есть свобода вероисповедания, это должно скоро измениться. Мутная история. Не в пользу богов, конечно. Что тогда будет? Страшно представить их гнев. Но пока в каждом доме, если ни в каждой комнате, стоит по статуе какого-то божества или его мозаика. И если они увидят в тебе угрозу, то… Сам понимаешь. А я не планировал оставаться здесь навечно.

***

Улицы Измира были переполнены любопытными греками, непроходимым потоком стекающими на пристань и главную улицу города, чтобы поприветствовать прибывшую из Рима аристократию. Порт в тот день был переполнен зеваками, а вся видная гавань Эгейского моря усеяна судами.

Город постепенно приходил в упадок и в размерах становился всё меньше и меньше, поэтому власть имущие прибыли сюда восстановить его былое могущество. А вместе с ними в полис прибыли и богатства. Если бы сюда когда-нибудь пожаловал император, то после него улицы были бы буквально усыпаны золотом и серебром.

В полдень, в самый разгар жары и человеческого любопытства, против толпы бежал двенадцатилетний мальчик, а ветер уносил летевшие в его сторону ругательства и оскорбления. Худые ноги в высоких сандалиях наступали на пальцы прохожим, поднимали пыль и песок в воздух, спотыкались о подножки, но мальчик всё равно продолжал бежать.

Одежда этого ловкого сорванца и озорника не сильно отличалась от одежды рабов, но в отличие от них он был свободным гражданином и с гордостью носил это звание. Священнику, приютившему его шесть лет назад, он до сих пор был безмерно благодарен.

Мальчик пробежал весь город от запада на восток: от многолюдной гавани с грузовыми ладьями и барками до одиноко стоящих домиков на холмах, окружённых виноградниками и оливковыми рощами. В одном из таких скромных и отдалённых жилищ он и остановился.

Из аркообразных окон тянулся терпкий запах лечебных трав, а на веранде в круглых клумбах росли редкие заморские растения: огромные красные бутоны приманивали пчёл и бабочек, по высоким травинкам с белыми круглыми лепестками текла тонкая муравьиная дорожка…

Ворвавшись в дом, мальчик испугал мирно спящую кошку – она инстинктивно зашипела и изогнулась крутой дугой. Не заметив у очага своего наставника, Измаила, он рванул к лестнице и в несколько широких шагов одолел её.

– Вам письмо. Из Византия, – своим приходом мальчик взбудоражил царящую в комнате гармонию, и мужчине пришлось оторваться от своих записей.

Скромные тёмные одежды выдавали не скорбящего человека или невольного, а священника. Когда-то его называли жрецом, к нему обращались за помощью и советами, а теперь он оборвал с внешним миром почти все связи. Только его ученик, Тит, перед каждым воскресным днём бегал на рынок и покупал им еды ровно на семь дней.

Гонения на христиан после ухода жестокого Диоклетиана утихли, однако до сих пор большинство граждан в Империи придерживались язычества. В любой момент закон о свободе вероисповедании мог измениться, поэтому выдавать свою принадлежность к непопулярной у знати религии было опасно. Даже в наступившее мирное время.

Измаил прошёл долгий путь от языческого жреца к христианину и теперь с осторожностью и трепетом изучал иудейские писания, вечерами дополнял их и чувствовал, как благодать наполняла всё его тело. Он нашёл правильный путь и теперь хотел обратить в истинную веру весь римский народ.

– От кого, мальчик мой? – безучастно спросил Измаил и поставил перо в маленькую аккуратную чернильницу.

– От господина Октавия Нимериуса. Думаю, вам стоит его прочесть только потому, что оно написано нашим с вами новым алфавитом, – Тит указал на свёрток папируса, спустился с лестницы и протянул его учителю.

– Это не новый алфавит, Тит. Мы с Октавием придумали его много лет назад.

Наградив мальчика удивлённым взглядом, Измаил вдруг переменился в лице и добродушно улыбнулся, как всегда улыбался по утрам и во время чтения молитвы. Эта улыбка была исполнена светом и благодатью. Оторвав печать на свитке, он терпеливо развернул его и окинул оценивающим взглядом. Потом начал читать его про себя, мысленно переставляя буквы местами и непонятный для обывателя шифр превращая в плавно льющийся текст.