Демонический культиватор 3

Семь километров, если по прямой… Полетели, че. Кого-то выручать мне было не впервой… Уже практически вошло в привычку. Не сказал бы, что мне это не нравилось. Геройство, моральное удовлетворение, спасение родственницы человека, который мне небезразличен; все дела. Просто…

Просто, стараясь быть готовым ко всему, нужно соизмерять риски… и что чужое спасение может обернуться твоей собственной погибелью… И не обязательно от якобы вражеских сил. Это не применительно к этой ситуации, ко мне, Вайю, ее бабушке, их возможному интриганству, а вообще.

К чему я вообще это начал?.. Наверное, мимолетное мудрствование настраивало меня на нужный лад. Это моя мантра, моя молитва? Это то, что делает меня менее человечным в глазах обычных людей? Я уже предвосхищал, что сегодня на моих руках будет еще чья-то жизнь. Я приготовился убивать.

…

Хуану сказал бежать по моему следу; в течении пары секунд развернул технику Ледяных крыльев… И рванул в пасмурное безликое зимнее небо. Адонелла не так быстро, но последовала за мной. Лишь огорченный рев рыся послышался где-то позади…

Снизу смазывались каскады деревьев, дорог и редких домов — если абстрагироваться от внешнего воздействия, то у меня на мгновение даже сложилось впечатление, что это не я лечу… А земля подо мною вертится!

Впереди я наконец услышал глухие отголоски драмы и звуки боя… А затем и увидел.

Не успеваю.

Хотя…

Глава 127

Глава 127. Жизнь или смерть

…Что ж, ее детская мечта осуществилась. Пускай она умрет и не от старости. Зато с ним… в один день…

Уже далеко не молодая женщина совершила последний вдох, шеей чувствуя приближение холодного оружия, покрытого раскаленной искрящейся духовной энергией.

Подул резкий ветер — неожиданно рядом приземлился какой-то тяжелый объект; чуть ли не у самого уха раздался шум столкновения метала об… Метал?

Искрами обдало ее лицо… Но они почему-то казались ледяными.

Через пару секунд установилась тишина, звуки сражения стихли… Кто-то неподалеку вдохнул ртом морозный воздух. С треском свалилось дерево. И совсем рядом перед ней что-то упало в снег. Ее палач кашлянул и что-то влажное приземлилось ей на одежду.

Наконец Вера Александровна открыла глаза.

Мужчина перед ней находился на последнем издыхании. Стоял он лишь благодаря проткнувшему грудь наискосок длинному светло-голубому лезвию, которое перевешивало тело назад к рукояти; постепенно оружие стало уменьшаться в размерах.

Кровь текла и была повсюду. Рука мужчины была отрублена до предплечья — секира, которую все еще зажимала человеческая кисть, воткнулась в снег совсем рядом. Знакомая мужская рельефная фигура как скала возвышалась рядом с ее противником.

Одет он был в зеленые армейские штаны, черные берцы и белую майку, под которой виднелся еще один слой «змеиного бронежилета», покрашенного в цвет человеческой кожи.

— Кого-то ты мне напоминаешь… борода… стихия молнии… — тихо и задумчиво произнес Иньдуан и поскреб уж свою напоминающую бороду щетину. — А, вспомнил! Тот франт из леса… Значит ты франт-старший? Прежде чем умрешь, думаю мне стоит тебе сказать. Он не сгинул в Зоне, как ты до этого упомянул, а это я его убил… Как и тебя, — и он пожал плечами; удивление на лице мужчины промелькнуло даже сквозь предсмертную судорогу, после чего Иньдуан без лишних колебаний поднес два пальца к краю его лба и прямым Ледяным когтепальцем проткнул голову мужчины насквозь.

Тело мертвеца пару раз дернулось и обмякло, повиснув на когте.

Прислушиваясь к его монологу и постепенно возвращаясь в реальность, Вера Александровна потрясенно спросила, стараясь не смотреть на окровавленное тело с пробитой головой:

— Иньдуан, это правда?

— Спроси у внучки, она присутствовала и может рассказать подробности… — ответил он и внезапно взревел в окружающий лес, добавив ментальной энергии в голосовые связки; ближайшие статуи сражающихся отмерли от его голоса. — Вы еще здесь? Убирайтесь! Через пять секунд я начну убивать любого, кого замечу не спиной ко мне! — а сам приблизился к Вере Александровне, чтобы на всякий случай защитить от «отчаянной» пули.

Повторять не пришлось — последний наследник семьи погиб и погиб жесточайшим образом едва ли не с одного удара, и если сейчас они спровоцируют этого высокоуровневого практика, словно сошедшего с небес, то если не смогут его убить сразу — а такая вероятность даже с подавляющей огневой поддержкой была невелика, то полягут все — не от его рук, так от подкрепления, которое должно прийти с минуты на минуту; даже личная охрана госпожи Вахрамеевой, видя, что она цела и узнав пришедшего ей на помощь человека, решила убраться подальше, кое-как оцепив ближайшую территорию. В живых осталось всего четверо, один из которых был тяжело ранен.

Вера Александровна снова погрузилась в себя.

Просканировав окружение, Иньдуан отошел и присел на им же срубленное мета-оружием дерево.

Наблюдая за печально склонившейся над стариком силуэтом госпожи Вахрамеевой, Иньдуан вряд ли догадывался об их отношениях, но он по крайней мере мог понять, насколько этот мужчина в годах был ей дорог.

Ему стало грустно от ее слегка сгорбленной спины. Вздохнув, он отвернулся и мог лишь надеяться, что никто и никогда не будет наблюдать за ним такую же картину. Близкие люди… — его взгляд обратился в прошлое.

…Что на этом свете может быть печальнее, чем смерть родного человека?!

Иньдуана вновь пробило на самонаблюдение, он поймал одну из своих мыслей и расширил ее — прежде всего, чтобы понять изменения в самом себе.

Количество целенаправленно и осознанно убитых им живых существ уже вплотную приближалось к нескольким десяткам. У скольких из них были близкие и родные, которые ожидали их возвращения?..

Но скорее всего не увидели и уже не увидят даже трупа.

Какой порочный круг. И можно ли было его разорвать, если бы он пошел исконно мирным путем?

И скорее всего умер бы еще при встрече с первым убитым извергом, спасая «принцессу»? Она бы в таком случае тоже умерла?

Или пал бы под клыками и брюхом того дикого кабана-мутанта? То есть разорвать этот порочный круг — значит умереть самому и обречь на смерть потенциально дорогих ему людей? Которые уже сумели оставить след в его душе?..

О счастлив тот, кто лежит в теплой постели с книгой в руках, а на кухне в это время готовит любящая жена или любимая мама; и ему не приходится делать этот злосчастный выбор.