Демонстрация силы
Шрифт:
– Я не знаю, какой у тебя характер, Камиль, но о твоем вкусе можно догадаться. – Искандер указал бокалом в сторону танцовщиц.
Грубую лесть Искандера хозяин яхты приписал его невежеству и снова оставил без внимания. Однако в этот раз ответил на первую часть вопроса, продемонстрировав свою образованность:
– Какой у меня характер?.. Какой мне приписывают другие, я сам и тот, который есть на самом деле. – И приступил ко второй части, продублировав жест Искандера. Указав на танцовщиц, он заметил: – Я не знаю, как им удается заворожить публику, я вижу результат. Я поставляю идеи, они поставляют достижения.
– Ты особый человек,
– Я так не думаю. Исключение то, что я делаю.
Разговор в таком тоне начал надоедать Хакиму. Искандер виделся ему то двоечником, пытающимся ответить на вопрос учителя, то озабоченным юнцом, попавшим под амурные стрелы развратной тетки. Улыбнулся, представив Искандера на шоу черных как смоль нубийцев в «Ориентал кемп». Шоу русских девочек на него уже не подействует. Камиль извинился и начал обходить гостей – в основном завсегдатаев «Синдбада», убивающих время за игровым сукном и рулеткой, и представителей администрации округа Красное море.
Мурат-Эмин нехотя потянулся к работающей на приеме рации. На связь снова выходил начальник охраны. «Хорошо ему на яхте», – раздраженно хмыкнул Мурат, несший дежурство на катере. Отношения между Муратом и начальником охраны по имени Шахин натянулись 22 июля, когда Мурат нес службу, а все его родственники справляли день рождения его младшей сестры Димы. Зато на следующий день, пришедшийся на годовщину Дня Революции 1952 года и ознаменованный небывалой жарой (столбик термометра зашкалил за сорокаградусную отметку), он был волен делать все, что угодно.
Катер с охранниками на борту с высоты птичьего полета походил на след от кроссовки, застывшей на глади океана. По сути это был «легкий» сторожевик из отряда боевого охранения водного района, однако превосходящий его по комфортабельности. Роскошная каюта была оснащена столом, диваном и креслом, трансформируемыми в спальные места для восьми человек. Пост управления катером оборудован в кокпите, где были установлены складные кресла и кормовой диван. Время от времени шкипер заводил двигатель и подводил катер к дрейфующему дрифтеру на установленное расстояние.
Салон отстоял от бортов, образуя два просвета к небольшой носовой палубе и более просторной кормовой. Вооруженные израильскими автоматами «галил» охранники сосредоточились на носу. Два наблюдателя находились на своих привычных местах: один следил за показаниями радара на посту управления, другой обозревал район в бинокль ночного видения. Катер дрейфовал под сигнально-отличительными огнями, время от времени на корме включались мощные прожектора, бьющие минимум на кабельтов.
Мурат-Эмин наблюдал за «Екатериной» из салона. Ветроотбойное стекло было поднято, и до Мурата отчетливо доносились голоса праздной публики – это в коротких перерывах между песнями; восточная музыка сменялась европейской попсой, и тогда, казалось охраннику, низкие частоты раскачивали чувствительный при плавании по неспокойной воде катер.
Мурат не спешил ответить на запрос начальника. Он словно упивался злобой, когда в доносившихся до него голосах пытался разобрать голос шефа, кричащего в рацию.
– Да, Шахин, слушаю тебя, – наконец отозвался он.
Перед Муратом лежал пакетик с финиками, его любимый сорт заглюль. Изредка он бросал в рот бурые вяжущие плоды и выплевывал косточки через открытое окно прямо на палубу, под ноги своим подчиненным. Время от времени поглядывал на показания продублированного в салоне экрана радара, на котором четко обозначился
зеленоватый силуэт «Святой Екатерины».– Почему своевременно не отвечаешь на запрос? – раздался из рации шипящий голос Шахина. «Он сердится», – заметил Мурат и тут же просветлел от этой мысли.
– Я выходил на палубу. У нас все спокойно, Шахин.
Рация молчала. Легкий треск помех казался Мурату предсмертным хрипом начальника. Он улыбнулся, послав через открытый люк благодарный взгляд небу, на миг споткнувшись на прикладе пулемета с ленточным питанием, крепящемся на вертлюге.
– Конец связи, – прохрипел голос Шахина.
Мурат не ответил. Он встал и снял майку. Перекинул ее за спину и быстрыми движениями вытер вспотевшую спину. Надел свежую, белоснежную и вышел на палубу. Над Красным морем навеки, казалось, застыло черное безоблачное небо. Яркие звезды слепили, отражались на поверхности моря, на стеклах «Святой Екатерины» и далеких гостиничных комплексов. Утро придет на смену ночи, как всегда стремительно, бешеным броском, и солнце начнет свою повседневную работу.
Погода на побережье Красного моря не менялась больше недели. Ночью – 26, днем – 34. Такую погоду Мурат тонко назвал «футболкой». Нет волнения даже в полбалла, а лишь его треть – фут.
Он перебросился несколькими фразами с подчиненными. Мысленно же обращался к ним с коротким монологом: «Что мы здесь делаем?» Образ жизни Камиля Хакима отвергал усиленную охрану. Хотя понимал, что сейчас обеспечивал охрану гостей Хакима. Десяток охранников на борту «Екатерины», столько же на маневренном катере, постоянно торчавшем на виду.
Диверсионная лодка, оставаясь невидимой на радарах «Святой Екатерины» и сторожевого катера, замедлила ход в полумиле от объекта. Еще пару кабельтовых прошла на самом малом. Шум двигателя под звуконепроницаемой крышкой отсека обрывался в радиусе ста метров. Что давало возможность подойти к объекту на минимальное расстояние. Джеб ограничил его до двухсот и дал команду заглушить мотор.
Абрамов потянул рукоятку газа на себя, убрал реверс и нажал на кнопку, выключая работу двигателя.
Блинков взял в руки бинокль. С такого расстояния он отчетливо видел катер и охранников, облюбовавших носовую палубу. Яркие огни дрифтера давали легкую подсветку на глаза, которая, впрочем, не мешала командиру диверсионной группы разглядеть все в деталях. Теперь он мог сравнить увиденное на снимках с оригиналом. Это было красивое судно с гордой осанкой и стремительными обводами корпуса и рубки. Отдаленно напоминало тихоходный итальянский лайнер, рассчитанный больше на роскошь. Бьющий в небо прожектор освещал полощущийся на легком ветру красно-черно-белый флаг Египта и силуэт сокола – символа власти, расположенного чуть ниже клотика. Низкий фальшборт позволил разглядеть и людей в носовой палубе.
Джеба коснулась неприятная мысль. Часть праздной публики находилась в непрерывном движении, часть стояла неподвижно и выглядела театральным задником. На корабле шло какое-то представление, а зрелище именно в такой форме насторожило командира подразделения. Наверное, оттого, попытался унять беспокойство Джеб, что такую картину он видел впервые. Его команда работала фактически на «мертвых» судах и с немногочисленной командой на борту. Армейские учения, максимально приближенные к боевым, также не подразумевали ничего похожего. Там все было сурово и не выбивало из делового русла. Условный враг виделся врагом, а здесь…