Демоны Черной степи
Шрифт:
– Что за странная скульптура… – Потом он спросил меня. – Ты знаешь ее значение?
– Нет. – Я покачала головой. – Все хочу доктора Григоровича об этом спросить, но забываю. А Линда не знает…
– Линда… – Задумчиво вымолвил парень. – Это ведь та молоденькая докторица?
– Она самая.
– Сегодня мне уже довелось встретиться с ней. Все расспрашивала меня, были ли в моей семье какие-нибудь наследственные болезни, что могли бы передаваться от отца к сыну или от деда к внуку. Бред какой-то…
Ворвавшийся в желтый колодец одинокий порыв ветра шевельнул его волосы. Парень еще раз взглянул на самолет, после чего протянул
– Меня Феликс зовут, а ее Клементина. – Он кивнул на девушку. – Она едва не стала моей женой в конце этого лета. Но… обязательно станет, когда мы выберемся отсюда.
Даже загар не мог скрыть румянец, что появился на щеках девушки при этих его словах.
– А я Ева.
– Давно ты здесь, Ева? – Спросил Феликс.
– С самого начала. Григорович переехал в эту клинику пару месяцев назад, и я вместе с ним, и еще несколько пациентов. Старая клиника была куда меньше и хуже этой. И там меня на прогулки не выпускали. Ну, впрочем, первое время я и ходить-то не могла…
– Клиника? – Феликс хмыкнул. – Нет… это что-то вроде тюрьмы. Какая же это клиника?
– Нет! – Возразила я. – Доктор Григорович не только… – Тут я запнулась, но потом поняла, как продолжить. – Кроме всего прочего, он помогает людям! И вас он сможет исцелить, что бы вас не тревожило.
– Но мы ничем не больны. – Феликс нахмурился.
Не зная, что ему ответить, я посмотрела на девушку, и заметила на ее запястье множество разноцветных тканевых браслетов.
– Красивые браслеты.
– Спасибо. – Девушка улыбнулась. – Каждый из них я покупала себе в очередном городе, в котором мы с Феликсом оказывались, а некоторые сделала сама. – Она наклонилась к земле и подняла один из наполовину высохших ореховых листьев. – Хорошо бы кленовые листья. Я люблю кленовые листья, а тут одни ореховые, и усохли уже почти. Впрочем, осень ведь… Мы с Феликсом любим осень и зиму. Но летом путешествовать легче.
– Вы путешествовали?
– Ага. – Подтвердила девушка. – Наши родители уже давно махнули на нас рукой, и мы путешествовали, автостопом, электричками и даже автобусами, если на автобусы были деньги. Иногда, конечно, приходилось и пешком идти… В городах мы зарабатывали музыкой. Играли на площадях и в подземных переходах, я на флейте, а Феликс на гитаре. Все было хорошо, пока те вояки не прихватили нас и не доставили сюда. – Клементина затравлено огляделась. – Странное место, и жуткое. Наверное, мы добродились, и теперь над нами будут проводить эксперименты.
– То есть, вы бродяжничали. Я правильно поняла?
– Да. И что в этом такого?! – Девушка так забавно возмутилась, что я не могла не улыбнуться. – Мы жили, как хотели! Мы были счастливы! Но злая судьба занесла нас сюда…
– Не самое плохое место…
– Да нет же! – Воскликнул вдруг Феликс. – Может быть для тебя, Ева, и не самое плохое. Но для нас… Этот самолет в клетке очень символичен. Мы так же, как и он - не можем вылететь из этого желтого удушающего колодца, вернуться к степям, дорогам, городам, музыке! Но, мы сломаем эти прутья.
Он так уверен в себе, этот Феликс. Он обещает сломать прутья. Да только как он собирается это сделать? Смутное, не оформившееся беспокойство зародилось в моей душе… Лишь бы эти двое не сотворили чего-нибудь! Нужно сообщить Линде, чтобы она сказала Габриэлю приглядывать за ними.
Прекрасные бродяги… После этого разговора я почти влюбилась в них… Изумрудные глаза Феликса,
и персиковые волосы Клементины… Вечером, лежа на постели в своей палате, я представляла себе бродяг, как моих новых замечательных друзей. Мне казалось, что жизнь моя заиграла свежими красками. Но… надолго ли это? Бродяги все же беспокоили меня, ведь мысли их текли в совершенно неверном направлении. А еще меня беспокоила Линда, которая, как мне казалось начала все более и более от меня отдаляться. И дело тут, похоже, было совсем не в избытке ее работы. Она будто… боялась меня?***
Все последующие дни, снова были серыми и холодными. По утрам, на редких пучках пожухшей травы, и ветвях ореховых деревьев, уже полностью лишенных листьев, я видела серебро инея. Все дальше от лета, все ближе к зиме, в холодную неизвестность…. Но во мне теплилась надежда, что, когда выпадет снег, снеговика я буду лепить не одна.
Феликс с Клементиной… Невозможно было не думать о них! Эти двое прочно засели в моей голове. Размышляя о своих новых знакомых, я неизменно чувствовала сладкий трепет в груди. Но и боялась того, что они могут совершить…
Феликс сказал, что сломает прутья этой клетки. И что же он намерен делать? Что, они оба намерены делать? Лишь бы не натворили каких-нибудь глупостей. Мои милые прекрасные бродяги! Свыкнетесь с вашей новой реальностью, и не совершайте глупостей. Останьтесь, пожалуйста, со мной!
Линде, я так ничего и не сказала. Не сказала потому, что не хотела потерять их. Ведь из-за моего донесения, их могли отделить от меня, и поместить в более строгие условия содержания. А я не желала расставаться с теми, кого только-только обрела…
Однажды, во внутреннем дворе, я стояла под тем самым ореховым деревом, на ветви которого видела жуткую фигуру повешенного. Я стояла, рассматривая темный след на ветке, глубокую потертость, которую вполне могла бы оставить веревка… Это точно след от веревки, но… слишком старый. Ему наверняка десятки лет, а ведь висельника я видела совсем недавно. Значит, туман являет призраков? Он ведь показал Линде ее умершую мать…
Следовательно, когда-то кто-то повесился в этом желтом каменном колодце, на этом самом дереве, под которым я стою сейчас… Жутковато, и интересно…
Я услышала за спиной шаги, и обернулась. Это были они, мои любимые бродяги. Но правда сегодня, что Феликс, что Клементина, оба выглядели из рук вон плохо.
Феликс был мрачен и бледен. Клементина судорожно обнимала себя руками. Весь загар с ее кожи давно сошел, уступив место нездоровой землистости.
И глаза у них обоих потускнели. Я как ни старалась, не находила в этих глазах былого света…
Но все же, Клементина улыбнулась, взглянув на меня.
– Привет, Ева. – Она помахала мне рукой.
– Привет. – Я подошла к ним ближе. – Выглядишь, честно говоря, немножко скверно, Клем.
Девушка отмахнулась.
– Ой, ты бы себя видела. – Потом она попыталась рассмеяться, и… не смогла. Я отчетливо видела, что она действительно хотела этого, но вдруг что-то словно заморозило уже готовый родиться смех. – Он продолжает мучать меня. – Она вздрогнула. – Доктор Григорович! Он… Я даже не знаю, что он делает. Он вводит меня с помощью наркоза в глубокий сон, а просыпаюсь я уже в палате, и все тело у меня жутко ноет. Но нигде нет никаких ран, шрамов, ничего подобного. И все же он что-то делает! Он еще даже резать меня не начал, а я уже на пределе!