Демоны Вебера

Стоило их процессии отойти на пару десятков метров от последнего из видневшихся домиков, как по бокам кареты зажглись лампы, и что немаловажно — лампы электрические. Их яркий белый свет знатно контрастировал с мерцающим керосиновым освещением поселения.

«Сразу видно о ком тут заботятся больше», — хмуро отметил про себя Вебер.

Погруженный в свои мысли Верго размышлял о краткой беседе что состоялась между ним и Остином, незадолго до того, как их группа выступила. Обладатель обезображенного лица и не самого большого запаса терпения недвусмысленно высказал свои мысли касательно участия Вебера в их путешествии. Бывалый солдат выложил все прямо, без сложных аллегорий и запутанных намеков, за что следовало отдать ему должное — не многие способны столь ясно выразить свои мысли. Всю суть его речи можно бы было заключить в двух коротких предложениях:

«Понятия не имею кто ты и зачем тебя вообще во все это вовлекли, но ты мне не нравишься. Договоримся об одном — ты не создаешь проблем мне, и я не создам их тебе».

Верго уже давно перестал обращать внимание на недоверие и презрение окружающих, он привык игнорировать доносящиеся в спину насмешки, закрывать глаза на унизительные шутки о его работе. Глубоко в душе ему даже льстило что все эти невежественные крестьяне, считающие себя вершиной благоразумия и остроумия, изводились желчью в попытках уязвить его. Ему нравилось смотреть на то как завистливо и ненавистно искажались их лица стоило им только услышать о его гонорарах. Он, столь презренный и «униженный», зарабатывал за одно дело больше чем многие из них за полгода тяжелой роботы. Окончив дело, Верго всегда радостно покидал места обитания своих недоброжелателей, оставляя их один на один с собственной злобой и завистью. Его ждали роскошные отели, дорогие вина, общество прелестных дам, таких, что и не взглянули бы на нищего и неграмотного представителя низшего сословья. Но до этого, ему приходиться замарать руки, пускай и не долго, но все же повозившись в той же грязи что и его завистники. Самое поразительное что он находил некий шарм в бытии таким вот мучеником-изгоем. Во всяком случае, ему хотелось в это верить.

Пытаясь занять себя хоть чем-нибудь, в стремлении хотя бы на секунду забыть о вездесущей промозглости и осточертевшем тумане, Вебер занялся внимательным изучением их группы: ведущим был, как не сложно догадаться, Остин, уверенно шествующий через сумрачный лес; все солдаты с виду сторонятся его, будто боясь подходить ближе чем за несколько метров, все, кроме одного — стройная фигура шествовала по правую руку от своего командира, что-то увлеченно ему рассказывая; в пяти метрах от них шло трое здоровенных детин, периодически браня своего менее массивного товарища, чей рот не закрывался ни на секунду; скачущий на ухабах экипаж в сопровождении двух солдат ехал следом, сразу за ним брели Верго с Голдбергом и одним из его телохранителей, второй же вел карету, умело управляясь с вожжами и громадным созданием к которому они крепятся; караван замыкали двое особенно отчужденных наемников, они совсем не общались друг с другом, даже не обменивались многозначительными взглядами, а это, как известно всякому кто наслышан о умудренных жизнью, бывалых бойцах, — святое.

Мгновенья муторного пути складывались в секунды, те формировали собой долго тянущиеся минуты, что плавно переходили в мучительно длительные часы. Где-то значительно позже тянущихся минут, но недостаточно поздно, чтобы успели пройти те самые мучительно длительные часы, Вебер всерьез стал задаваться вопросом целесообразности постройки селения в столь отдаленной глуши. Ну серьезно, как туда доставляют пищу и строительные материалы, вообще без каких-либо дорог?

Глава 2. Угрюмые достопримечательности

Театрально тяжелый вздох Верго ознаменовал окончание шестого часа их пути. Уставшие ноги, болевшие еще час назад, сейчас просто гудели сделавшись ватными. Отсутствие толковой передышки между его поисками оставшегося где-то позади особняка и началом затяжного путешествия все чаще напоминало о себе. Дорожная пыль, забиваясь в рот и нос неумолимо раздражала иссохшую глотку. Глоток из старой алюминиевой фляги лишь ненадолго улучшал ситуацию — десяти минут для здешнего сухого воздуха было достаточно чтобы вновь надругаться над горлом. Единственным облегчающим обстоятельством был исчезнувший туман, что рассеялся получасом ранее. Но что хуже, практически безвредная дымка, или ледяные, прошивающие насквозь порывы ветра? Разумеется, вопрос риторический.

Тем временем декорации соснового леса сменились голыми, скалистыми, гранитными образованиями то тут, то там выглядывающими из земли россыпью мелких острых камней, коими был устлан каждый квадратный сантиметр горного склона, и редкими облезлыми елями, непонятно как пробившимися своими корнями до грунта сквозь толстый каменный слой. Самые высокие из них доходили Веберу до плеч. Изредка, из-под очередного булыжника проглядывались темно-зеленые ростки непонятных трав, чьей живучести бы позавидовали даже самые закоренелые коррупционеры Помонта, что умудрялись уже пятую смену власти удерживаться на своих местах. Солнце закономерно пряталось по ту сторону горного хребта, навеки оставляя местный небольшой мирок в умиротворяющей полутьме. Одинокие теплые лучи кое-где все же находили себе путь сквозь далекие горные расщелины, бездарно растрачивая свою живительную силу на разогрев безучастных камней.

Давящую на уши тишину прерывали вызываемые восходящими потоками нередкие порывы ветра, да непродолжительное шебуршание среди камней, — хоть местная природа и выглядела безжизненно, все же некоторым созданиям удавалось выживать и здесь. Небольшие дикие коты, обладатели пушистых хвостов и неприметного серого окраса, безустанно подкарауливали загадочных обитателей, скрывающихся в отдаленных норах и расщелинах. Верго не знал кого именно выслеживают усатые охотники, но предполагал, что это какие-нибудь кролики, а может, не очень крупные птицы, что предпочитают гнездиться в скалах. Он пристально вглядывался в каждое темное отверстие мимо которого проходил, но раз за разом обнаруживал в них лишь непроглядную темноту.

Дорога давалась путникам с трудом. Всякий кто хоть раз в жизни держал путь через пологие склоны гор с их пренеприятнейшими ветрами и рассыпчатой фракцией камня под ногами прекрасно знает, насколько это тяжкое занятие. Даже сравнительно ровные и открытые участки в сухую погоду вызывают заметные трудности при их пересечении. Отдельной проблемой можно считать разряженный воздух, что сбивал дыхание, вызывая изматывающую отдышку. В таких условиях пройти даже пятнадцать километров, не сделав длительного привала для сна — настоящее достижение. При этом всем путникам приходилось тащить не самое легкое обмундирование, походные сумки и запасы провизии, а также периодически выталкивать экипаж из очередной дождевой ямы под испепеляющий взгляд Остина, не говоря уже о необходимости регулярно подкручивать ослабевающие болты транспортного средства. Такую дорогу аж никак было не назвать приятной прогулкой.

За последние несколько часов, бредущий неподалеку Голдберг успел задать Веберу больше вопросов чем кто-либо за прошедший месяц. Большинство из них касались работы предсказателем, меньшая часть была расспросами о мыслях Верго касательно этого дела. Усач бодро вышагивал, покуривая толстую и невероятно вонючую папиросу, вероятно подумывая о том, какой еще нелепой формулировкой можно вытащить из спутника мнимые вселенские тайны. Вебер, порядком уставший от затянувшейся пытки, собравшись с мыслями решился нанести упреждающий удар:

— Ваш особняк расположен довольно далеко от… От чего угодно, пожалуй. Неужели у вас так много врагов?

— Это не мой особняк, в нем я лишь гость. Что касательно Самюэля — врагов у него всегда было предостаточно, — Барон говорил неспешно, вдумчиво, будто пытаясь что-то вспомнить. — В нашем княжестве вы уже не первый день, скажите, как часто вы встречали здесь электрическую иллюминацию?

— Сложно сказать. Сейчас, когда я об этом задумался — пожалуй не так и часто. Может видел несколько ламп накаливания в крупных отелях, да и только. К чему вы ведете?

— В том то и беда. Через биржи и торговую палату Помонта проходят тысячи крат ежедневно, сотни тонн угля и железной слюды вереницей тянутся к столице, выжимая все соки из многочисленных шахтерских поселков, а электричеством здесь и не пахнет. Промышленная революция погибла еще на подходах к нашей богом забытой родине. Вдумайтесь, Ганоя — не просто административный центр, но сердце этого ресурсного придатка федерации, до сих пор освещена лишь газовыми и керосиновыми лампами, говорить о паровом отоплении тут и вовсе не приходиться! — Голдберг закашлявшись затушил окурок о ближайший валун. В его голосе проскальзывали странные нотки обиды и затаенной злобы.