День ангела

Она коротко рассмеялась.

–  Я же у тебя красивенькая блондинка, Рома. "Скажите, это второй этаж?" "Нет, третий" "А где второй?". Вот и пусть так думают. Когда поймут, будет поздно. Если, конечно, вообще успеют понять.

Я смотрю ей в глаза, судорожно стискивая, как удав. В ее глазах еще плавает задавленный страх, но на дне их уже зажглись знакомые огоньки.

"Рома, если ты хочешь меня задушить, то так не получится"

–  Я. Тебе. Не. Позволю. Ясно тебе?

–  Позволишь, Рома, никуда ты не денешься. Вопервых, я старше по должности. Вовторых, ты же видел нашу с тобой диаграмму? Зачем вся эта болтовня? Или ты и в самом деле хочешь, чтобы я бродила в смертной тоске, как эта… ну… да, тень отца Гамлета? И сама призывала свою смерть?

–  Но…

–  Все, Рома. Решение принято!

Ее глаза занимают все мое поле зрения.

"Мама права мы с тобой теряем наше время. Ты обещал мне минимум пятерых детей, и прошло уже больше полугода, а где?… Хватит отлынивать!"

Долгий, тягучий поцелуй, чуть не до крови. Мне немного обидно. Я ли не стараюсь? Ладно!…

–  Мм… Еще!

Я глажу ее везде, ласкаю жадно и бесстыдно. Нежно и ласково, как только могу. Нет, не только я и она сама ласкает себя моими руками, жадно раскрываясь, бесстыдно подставляя себя моим ладоням. Мы странное существо, так долго бывшее разорванным надвое.

–  Аа… Еще!

Мои губы лопнули уже по всем швам, но я не обращаю никакого внимания. Правда, на сей раз досталось и губкам моей Ирочки. И ей это тоже все равно.

–  Оох… Еще!

И никого и ничего нет на тысячи световых лет вокруг только мы. Я без труда могу читать ее мысли, так же, как и она мои, но зачем? Зачем читать свои мысли?

Вот интересно я ничуть не выдохся. Мама Маша к работе относится очень серьезно. Мама Маша, спасибо. Хотя ты и заинтересованное лицо.

–  Ххахх… Еще!

Я чувствую, как в мои ноги вцепляются пальчики ее ног научиласьтаки щипаться ногами… Сквозь густеющий туман приближающегося оргазма Ирочка выглядит светящейся. Как и положено ангелу.

Взрыв в голове! Я не попадал под ядерный удар, поэтому сравнивать мне не с чем.

Нет никаких цветных размытых пятен, танцующих сложный танец, исполненный скрытого смысла. Все поле зрения занимают жемчужносерые сияющие глаза. И упругий пушистый шар не перекатывается в моей голове. Но я вижу и понимаю все.

"Я люблю тебя"

"Я люблю тебя"

Конечно. Конечно. Как же может быть иначе? Я знаю тебя тысячу лет, и все эти годы я люблю тебя.

"И у нас никто не живет тысячу лет. Но я знаю мы будем первые"

Да, мы будем первые. И неважно, что все, кто были до нас, умерли. Мы будем первые. Мы будем всегда. Мы будем вместе.

Мои чувства передать невозможно. Я вижу все, как сквозь текучую прозрачную воду. Я вижу, как через две стены от нас укладываются спать Белая молния и Смотрящий из поднебесья. Как и положено у них, женщина сверху, укрывшись ее распущенными крыльями. Странный обычай. Я мог бы прочитать их мысли, даже неоформленные, смутно проплывающие в сознании, но я не хочу. Не надо тревожить их. Я же вижу, как они устали, особенно он. Спите спокойно, мои мама Маша и папа Уэф.

Я вижу, как все еще работают Чук и Гек, особисты они и там особисты. Да, не всем удается сеять разумное, доброе и вечное, комуто приходится и полоть. Уничтожать зло в лице его абсолютных носителей. Я мог бы прочитать в их мозгах немало проработанных деталей предстоящей операции, но я не хочу. Не стоит их отвлекать. Я верю вам, ребята, вы меня не сдадите. И они не убьют никого, просто не смогут, маленькие зеленые человечки, возомнившие себя сверхчеловеками.

Я вижу, как укладывается спать дед Иваныч. Он не отправился сегодня на свой кордон усиленную команду следует кормить как следует, и вообще завтра с утра будет много работы. Всем хватит. Спокойной ночи, дед.

Я будто расширяюсь, как ударная волна, стремительным широким кольцом. В поле моего зрения теперь уже жители ближайших деревень, маленького симпатичного городка Осташкова. Я вижу сотнями, тысячами своих глаз, я ощущаю их мысли и чувства. Я мог бы даже прочитать их сны, особенно детские, яркие и светлые, но я не стану этого делать. Не надо тревожить их сон. Спите спокойно, люди!

Я расширяюсь все дальше и дальше. Я поднимаюсь над землей, и сквозь ночную мглу ясно вижу уже не тысячи миллионы людей. Ночная Москва кипит, бурлит это вам не Осташков. Я вижу мерцание черной злобы, жирный блеск алчности, похоть и глупое тщеславие. Мертвые пепелища душ наркоманов. Металлические склепы душ профессиональных убийц. Да, Москва это вам не Осташков…

Но больше, гораздо больше всетаки других. Я вижу светлые детские сны, я вижу сны их матерей и отцов, здорово измятых злобной реальностью, но живых, да, все еще живых людей. Потому что у них есть любовь. Хоть какая.

Я поднимаюсь выше и выше. Подо мной круглится бок планеты, планеты людей. Я вижу, как на освещенной стороне планеты кипит жизнь, и уже не миллионы миллиарды людей спешат по своим делам, которые они считают нужными и важными, и среди этих дел действительно немало нужных и важных. Спасти когото, сохранить. Живые люди живой планеты, на которой есть много чего ненужного, но есть и главное любовь. Живите долго и счастливо, люди! Я сделаю все возможное, все, что смогу, чтобы спасти и сохранить всех вас.

А надо мной сияет невероятное звездное небо, с острыми иглами немерцающих звезд. Небо огромного открытого космоса, и среди мириад звезд гдето живут ангелы, и многие, многие другие. Живите долго и счастливо, все мои братья по разуму! Я сделаю все, что смогу.

"Спи спокойно, Рома. Завтра у нас будет трудный день"

"Спокойной ночи, родная"

Всю Вселенную занимают сияющие глаза, и я ощущаю на своих разлохмаченных губах легкий, щекочущий поцелуй будто перышком.

…

Она уже уснула, дышит ровно, легко, прижавшись ко мне. Спи, спи, моя любимая. Самое родное мое существо во Вселенной. Я сделаю все, что смогу.

…Красные, коричневые, оранжевые, зеленые размытые пятна танцуют свой таинственный танец, исполненный скрытого смысла. Я сплю, веки мои закрыты. Но я попрежнему чувствую и вижу все.

"…Вот он. Старая развалина, старше нас всех. Он уже был старым, когда попал сюда. Жадные до омерзения"

Гек сидит на широкой лавке в трапезной потурецки, держа в ногах большую деревянную миску с творогом, ест деревянной ложкой прямо из нее. Над столом висит объемное изображение. Круглая штуковина, линза диаметром более метра, с многочисленными мелкими деталями.

"Да, старая развалина… Смотри, вот и вот, и здесь еще… Генераторы ихнего "всевидящего глаза"

Из изображения исходят лучи зеленого света. Лучи проходят сквозь стол, зеленые пятна света ложатся на пол, и доски пола становятся будто зеленое мутное стекло.

"Кто делал модель? Хорошая работа…"

"Ребята старались. Ты учти, они увидят сквозь маскировку, если что"

"Если только выйдут на базу. Но они не выйдут"

Чук отрезает толстый пласт сыра от лежащей на большом блюде целой головки, щедро намазывает маслом из масленки, сверху кладет другой пласт. Откусывает от своего шикарного бутерброда изрядный кусок. Очередное преимущество телепатии можно свободно разговаривать с набитым ртом.