День дурака

Той-терьер сидел прямо на столе, аккуратно пробуя сыр, нарезанный кубиками. Палач и маг на него откровенно глазели, но, не смотря на горячие заверения новых знакомых, признавать ЭТО собакой отказывались. А Цезарь, в отместку, отказывался лаять, даже по команде: "голос!"

– И вот этот беглый преступник звонит мне, заявляет, что раскрыл дело и просит срочно подъехать по Тому Самому адресу, - Митька осторожно, ножичком подтолкнул песику еще один кусочек сыра. Тот взглянул на него благосклонно, дед Мартын перевел дух, характер любимца был ему хорошо известен, и молодой опер продолжил, - Я, естественно, хватаю Лизку и мчусь на пятой передаче.

– Даже кофе допить не дал, - пожаловалась девушка.

– Ну, кофе ты теперь долго не увидишь, - бросил Лапин в пустоту удивительно теплой ночи.

– Долетаем до "коттеджа" Мартына Борисовича, стучим - никто не отзывается. Я толкаю дверь, легонько так... А она и не заперта, оказывается. Входим. А там - упс... Сидит наша пропажа в прикиде сэра Перигора, а на диванчике красноречивый такой тючок, ремнями перевязанный. А из него: "Ох, ах, пустите меня, дяденька, невиноватый я ни в чем..." И, - Митя понизил голос и выдержал драматическую паузу, - плач... Детский. Жалобный такой.

– Неправда!
– воскликнул мальчишка, - я не плакал!

– Точно, не плакал, - кивнул Степан, - ты ругался, как нетрезвый гастарбайтер.

– А Степа смотрит на нас так, словно мы персонажи блокбастера "Мумия возвращается". И, страшно так, с подвыванием: "Зачем вы сюда вошли, несчастные!"

– Я сказал по-другому, - возмутился теперь уже Степа.

– Точно, - подтвердила Лиза, - ты сказал: "Ни хрена себе, пельмень".

– И я не выл, - добавил Вязов.

– В общем, как оказалось, билеты у нас, всех, в одну сторону, - неунывающий Митя перевернул свою кружку и красноречиво постучал по дну, намекая, что всякая пустота жаждет быть заполненной, - мы и в "черную" дверь пытались, и в окно, и через забор - один черт...

– Здесь нет чертей, - педантично поправил историк, - местные жители, когда хотят выругаться, поминают Тварь Неназываемую.

– Учту, - кивнул Митя.

– Все это очень весело, - перебил Вязов, - но я, кажется, пропустил совещание "в верхах". Что сказала герцогиня? Когда штурм?

– Через три дня, - ответил Трей, и в его голосе Вязову послышалась какая-то злая обреченность.

Степан оглянулся на Лизу Потапову.

– Успеем?

– Должны, - осторожно сказала девушка, которую Степа по дороге посвятил в свой план возвращения к родным осинам, - если тут найдется все необходимое.

– А что вам необходимо, госпожа... э... Дракон?

Лиза невольно вздрогнула.

– Можно без титулов? Нужен уголь, сера и калиевая селитра. Еще нужна ступка, хорошая. Большая, - Трей кивнул, похоже, у него в хозяйстве такая вещь имелась, - глиняных горшков у вас, наверное, много. Это хорошо, потому что много и понадобиться. Десяток ничего не даст, если сработает один из трех - уже будет здорово.

– Если нужно что-то растирать, мы с Мархом поможем, - вызвался Трей.

– Все поможем, - поправил Степан.

– Ага, - кивнула девушка, - все и поможете. Только вас все равно мало будет. Нужно ж еще запаковать эту беду и фитилей накрутить... Ой, Степа, во что ты меня втравил?

Менестрель, всеми позабытый, тихонько сидел в уголке с плоской черной коробочкой в руках и, похоже, не собирался никуда удирать.

– В "Вертолет" играет, - пояснил Степа, - мне повезло - у Мартына Борисовича такая же "Нокия" как у меня, так что наше основное оружие я зарядил. Еще дня на четыре хватит и эти четыре дня парня можно не сторожить.

– Чем это он там таким занят?
– полюбопытствовал Трей.

– Вот только ты не суйся!
– испугался Степан, - еще "подсядешь", а у взрослых психика не такая гибкая, можешь "ломки" не пережить, понятно?

– Понятно... Чего ж тут не понятного. Эй, малец? Малец!!!
– тот нетерпеливо отмахнулся, дав понять, что слышит, но страшно занят, - твой инструмент можно? Ты не беспокойся, я не расстрою...

– Да ей уже ничего не повредит, - отозвался парень, не отрывая глаз от мобильника.

– Ну, тут ты не прав. На нее еще сесть можно.

– Да садились уже! Два раза.

– И что?
– неожиданно заинтересовался Трей.

– Ничего. Починил.

– Сам?

– Нет, Мастеру отдал, - огрызнулся пацан, явно недовольный, что его постоянно отрывают от игрушки, - у меня ведь лишних монет полные кошели, из-за пазухи так и сыплются, наклоняться и подбирать - брезгую.

– Да ладно, не кипятись, - примирительно сказал чародей, - мне любопытно стало - ты и вправду такой умелец?

– Было бы что уметь, - фыркнул менестрель, - всей хитрости: бочинку правильно изогнуть. Да и это, если приноровился - не хитрость вовсе.

– Разносторонний парень, - оценил Лапин.

Трей аккуратно извлек из чехла инструмент, который был немного похож на гусли, но имел девять струн и разметку, обозначающую лады. Инструмент и впрямь был заслуженным, им, похоже, только в хоккей не играли. Но, когда чародей на пробу подергал струны, звук оказался мягким и на диво чистым.

– Марх, у тебя маска есть?

Палач покачал головой, не осуждающе, а, скорее недоуменно-покорно, но пальцами прищелкнул, и один из бритых по его приказу доставил нечто, похожее на чулок Фантомаса. Слегка перепугав Мартына Борисовича, насторожив Цезаря и поразив в самое сердце Лизу Потапову, чародей натянул это безобразие себе на голову, совершив сие во славу Алами, и негромко запел. Даже, скорее, заговорил: это был речитатив, где далеко не в каждой строфе соблюдалась рифма, да и с размером был легкий напряг, но в целом строй был понятен и легко уложился бы в рок-н-рольные квадраты.

...Отчего так глубока небесная река.

Не дотронуться рукой, а сердцу так близка.

Ты глядишь глазами звезд, встречающих рассвет.

Ты моя, моя до неба, как вода и хлеб.

Так вперед, ломоть в суму, нож, фонарь в руке.

Знаю я, ты со мной будешь там, в далеком далеке...

Упрямый взгляд матери, отец научил мечтать,

Вот все. Ну и хватит мне, чтоб тебя отыскать.

Кружат землю день и ночь, тебя уносят прочь.

Ты глядишь глазами неба, светлый звездный дождь.