День дурака

Ближе к концу узкой аллеи, слегка обозначенной на местности кустами разросшегося шиповника, торчали три фигуры: вид у них был и впрямь какой-то пришибленный. Приблизившись, Митя разглядел, что действующих лиц было в два раза больше. Во-первых, собственно, труп - он полусидел, привалившись спиной к мусорному контейнеру, скособоченный... но почему-то не падал. Мельком отметив аномалию, Митя переключил внимание на спокойного мужика предпенсионного возраста в серой форме: тот курил, приткнувшись на "римской скамейке". Рядом изводился худой низенький старичок в бежевой куртке, брюках, заправленных в валенки и с непокрытой головой. Дед чуть не подпрыгивал от возбуждения, а при виде опергруппы шагнул, было, навстречу, но был остановлен негромким окликом мужичка в форме. Двое молодых ребят были словно отлиты по одной форме: метр девяносто восемь, бицепсы величиной с семилитровое ведерко, размер обуви сорок седьмой разношенный, тип одежды - не стесняющий движения. Этих Митя знал - сотрудники частной охранной фирмы: "Щит". С полицией у них были взаимовыгодные отношения на основе натурального обмена: полицейские на звонки охранников мчались под мигалкой, а те, в свою очередь, по первой просьбе выручали "понятыми". "Щитодержатели" выглядели так, словно их кто-то крепко приложил пыльным мешком с ватином. Шестой в компании торчал из куртки дедушки: голова с детский кулачок, глаза - блюдца, уши локаторы, - и тихо, угрожающе рычал. Увидев, что опергруппа не прошла мимо, а остановилась рядом с обожаемым хозяином, пес высунулся до половины и заорал тоном бывалого квартирного склочника: тонко, злобно, напористо.

– Борисыч, уйми своего волкодава, - буркнул сидевший, загасив сигарету и поднимаясь навстречу.

– Цезарь, тихо. Свои...

– Цезарь?
– Степа качнул головой, - а почему не Ганнибал?

– Так ить... не я ж называл, - пожал плечами дед, - он же породистый, им имя в этом... питомнике дают. Оно у него длинное, можно вместо веревки к колодцу привязывать, хватит... Мы, когда с мужиками... сидим, - старик доверительно подмигнул Степе, - я себя так проверяю: пока полное имя Цезаря помню - порядок, можно дальше сидеть. Как не выговорить - все, баста. Нужно вставать и домой идти, а то не дойду.

– Остроумно, - хмыкнул Степа, и, мгновенно переключаясь, совсем уже другим, рабочим тоном спросил, - а по существу дела что скажете?..
– корочки показались в руке, давая возможность бегло сличить фото и оригинал, и тут же спрятались.

– Плюев, - чистосердечно признался словоохотливый дед, - был такой Неплюев, а я - Плюев. Мартын Борисыч. Пулеметчик. Во время войны семьдесят три ленты по врагу расстрелял. Прицельно.

– Вы обнаружили тело?

– Он, - мгновенно перевел стрелки главный и пока единственный свидетель. Цезарь тихонько гавкнул, видимо, подтверждая показания хозяина, - Я его гулять вывел. А он швырь-швырь... и почти сразу сюда. Как знал! Я за ним, смотрю, а тут - мать честная, курица лесная...
– Мартын Борисыч оглянулся на неподвижного и терпеливого покойничка, смолк и вдруг мелко перекрестился.

Митя перевел взгляд туда и почувствовал настоятельнее желание повторить жест свидетеля. Покойничек не падал, потому что накрепко... а точнее, намертво был прибит к контейнеру здоровенной стрелой.

Мощная, деревянная дурища с толстым бочкообразным древком пробила жертву насквозь. Хвостовик с двумя красивыми, длинными перьями какой-то серой птицы, слегка подрагивал на ветру.

Оперативка началась в десять, как обычно. В длинный, узкий как пенал, кабинет Енерала (в миру, Игоря Олеговича Сторожева), набилось человек пятнадцать... к чему так много, к снегу или, наоборот, к вёдру, Степа гадать не стал, привычно приткнувшись на широком подоконнике, рядом с мясистым перуанским кактусом. Место это было его, законное, никто на него не претендовал уже давно, все претендующие мирно отсеялись в процессе. По неизвестной науке причине "перуанец" терпел рядом с собой лишь Степу, остальных немилосердно хватал за все подвернувшиеся места, награждая чесоткой дня на три, а то и больше. Народ шипел сквозь зубы, обещая сделать из кактуса бонсаи, полить водкой, высадить в открытый грунт под Новый год... втуне. Поле боя так и осталось за Степой и его перуанским другом.

Енерал обвел взглядом свою "армию", стараясь выглядеть грозно... Но получилось как всегда: устало и недовольно.

– Вязов?!

– Я за него, - буркнул Степа, высовываясь из-за кактуса.

– Что у тебя с трупом на Парковой?

Докладывать Енералу сидя на подоконнике было как-то не камильфо, и Степа встал, на ходу оправляя старенький, растянутый свитер и такие же джинсы.

– Следствием установлено, - привычно забубнил он, с тоской глядя в окно, - что потерпевший действительно потерпел, окончательно и бесповоротно. То есть хуже ему уже не будет никогда в жизни.

– Убийство?
– поинтересовался Енерал, привычно пропуская Степин треп мимо ушей, - или все-таки несчастный случай? Ну, там... пацаны баловались. Какие-нибудь толкинутые...

– Да черт его разберет, - откровенно признал Степа, - баллистическую экспертизу, сами понимаете, провести затруднительно. Я пригласил для консультации сотрудника музея, ему предоставлен подробный план места происшествия, с указанием расстояний до всех точек, пригодных для стрельбы. Но только...
– Степа замялся.

– Что - только?
– поторопил Енерал.

– Да не было на этих точках никого. Ни малейших следов. Стенка там. И сугробы по пояс, еще не стаяли. Все это должным образом отражено в протоколе осмотра места происшествия, - поторопился добавить он.

– Стреляли из окна?
– предположила немолодая уже тетка, следователь Ирина Строева.

– Стена глухая, - отозвался Степан.

– И... что же у тебя получается, - Енерал, стряхнув обычное усталое равнодушие, взглянул на Степу в упор выпуклыми, неправдоподобно голубыми глазами.

"Как у эльфа", - пришло вдруг в голову Степе. Наверное, стрела навеяла.

– Получается глухарь, - хмыкнула Строева.

– Личность потерпевшего установили?
– спросил Енерал, в маниакальном стремлении услышать по "странному" делу хоть одну хорошую новость. Как ни удивительно, Степа его не разочаровал.

– Потерпевший - гражданин Шелин Петр Михайлович, тридцать пятого года рождения, пенсионер, проживающий, предположительно, в районе кладбища и... прилегающей к нему территории, - неуклюже вывернулся следователь.

– Бездомный?
– уточнила Ирина.

– Ну, какой-то дом у него есть. Только наш дедушка там почти не появляется... появлялся, - поправился Вязов, - там даже кобель с цепи спущен, сам по себе болтается.

– Алкоголик?
– уточнил Енерал, и, заметив вопросительные взгляды коллег, торопливо поправился, - я имел в виду не кобеля, а потерпевшего.

– Да не так, чтобы очень... Чертей не ловил.

– Ладно, - отвел свои голубые линзы начальник, - С этим музейщиком поговоришь, может, что и проясниться. И... Степан, раз уж ты у нас по Х-файлам специализируешься...

Строева хихикнула. Нехорошие предчувствия защекотали Степу где-то в районе копчика, все-таки День Дурака... И в следующую секунду они оправдались на сто процентов.

– Возьмешь себе дело о пропаже хозяина магазина.

– А что там? Конкуренты постарались?

– Свидетели говорят... инопланетяне его похитили.

– Что?!
– опешил Вязов, - там еще и свидетели имеются? Что, прямо рассказывают, как к мужику подлетела летающая тарелка, оттуда вышли зеленые человечки, обездвижили, сунули ему в рот кляп из собственных носков... А эти свидетели хотя бы иногда просыхают?

– С зелеными человечками на месте разберешься, - скривился Енерал, - а свидетели - две молодые женщины, абсолютно трезвые и вменяемые. У обеих высшее образование.

В тяжелой степени изумления, Степан едва не сел на своего зеленого друга. Бог миловал. Видимо, кактус все-таки подвинулся, ничем иным это чудо не объяснялось.

В помещении бывшей городской управы (где квартировал музей, временно, уже лет, этак, шестьдесят), было аномально тепло. Для этого времени года. Обычно нормальное протапливание в Калинове заканчивалось где-то в середине марта, а поскольку нормальная весна приходила не раньше середины, а то и конца апреля, работникам "каменного мешка" постройки начала позапрошлого века полагалось стучать зубами, отращивать шерстяной покров или в хвост и гриву гонять обогреватели. Вместо этого музей встретил Степана открытыми форточками и курортными + 23.