День дурака
Шрифт:
– Да брось, - запротестовал Вязов, - это же такая красивая вещица. Тут на шлифовальном станке так не обработаешь, а ты говоришь - камни.
– Я говорю - совершенство, - тихо поправил Валера и мечтательно улыбнулся, - их называли "перуновы стрелы", оправляли в серебро и носили, как украшения. Ты представляешь, сколько труда и умения нужно было мастеру, чтобы сделать сколы так ровно, так остро.
– Постой... а крепеж?
– Ну, никаких выемок тут, как ты видишь, нет. На том образце, который я лично держал в руке, и на тех, которые видел в музее, датированных примерно тем же периодом, их тоже нет. Значит, можно предположить, что наконечники вставлялись. Вы ведь когда стрелу дернули, наконечник остался в теле?
– Так и было, - кивнул Степа.
– Но, выходит,
– Ну, наверное, не так, как у вас патроны, каждый под роспись. Но как-то в эту сторону, - кивнул Валера.
– Теперь я понял, что означали все эти рисунки на стенах пещеры, - с серьезным видом проговорил Вязов, - там, где охотники сообща валили медведя. Это же отчеты об истраченных боеприпасах!
Секунды две в кабинете висела напряженная тишина... которая вдруг разразилась оглушительным хохотом на два голоса. Таким громким, что в двери влетела пани Зося и зашипела на мужиков, как болотная змейка:
– Совсем крышу снесло? Хотите ржать, как кони гортоповские, идите куда-нибудь за угол и ржите там, сколько влезет. Тут люди прощаются, между прочим!
Валера, смущенный, а Степа, все еще хихикающий, прихватив наконечник стрелы, покинули помещение городского морга. Глядевшая им вслед пани Зося неодобрительно качала головой, когда телефонный звонок прервал ее размышления.
– Вязов там?
– услышала она знакомый голос дежурного.
– Только что ушел.
– Елки! Тут его ищут.
– А... что-нибудь случилось?
– Еще как, - подтвердил полицейский, - трамвай угнали.
– Что?
– пани Зося решила, что не расслышала, но знакомый парень невозмутимо подтвердил, - трамвай пропал. Вместе с водителем, кондуктором, и, предположительно, пассажирами. Маршрут-то бойкий, там порожняком не ходили.
– Да ладно!
– Зося хлопнула по столу маленькой, крепкой ладонью, и рассмеялась, - тебя тоже с Днем Дурака!
– Да не шутка это! Он, реально, пропал. Не веришь мне - позвони Сторожеву.
– Ну, куда мог деться трамвай, он же только по рельсам ходит, - Зося, сообразив, что ее не разыгрывают, раздраженно пожала плечами, - здесь где-нибудь. Небось, на Заручье сковырнулся. Не путай меня, и так с этой каменной стрелой морока. Подожди, сейчас выйдет твой Вязов, я его в окно крикну, скажу, чтоб в контору ехал.
Аккуратно положив трубку, Зося выглянула в окно. Прямо напротив, была аккуратно припаркована машина Степана. По идее, через минуту мужички должны были нарисоваться в поле зрения. Но прошла минута, потом вторая. Потом еще пять. Ни Вязов, ни второй так и не появились.
Курят где-нибудь на углу, решила пани Зося, и вернулась к делам, которых у нее всегда было в достатке. Немножко меньше - и в самый раз. О звонке на счет пропавшего трамвая она вскоре напрочь забыла. И лишь поздно вечером, собираясь домой, вдруг бросила взгляд в окно и невольно вздрогнула. На дорожке сиротливо стояла синяя "пятерка", слегка припорошенная недавно выпавшим снегом.
Глава 2. От тюрьмы до апартаментов.
Тюрьма - она и в Африке тюрьма. Впрочем, каземат, где полицейский с историком коротали уже вторые сутки, был очень даже неплох. Степе было с чем сравнить, и доведись выбирать, он, не задумываясь, предпочел бы здешнюю "кичу" родному "обезьяннику". Судите сами: камера довольно просторная, примерно десять - двенадцать метров, с окном, хоть и забранным железным "намордником", но зато на уровне глаз, с дивным видом на кусочек реки, трудолюбиво вращающей огромное колесо водяной мельницы. Два топчана, матрацы, набитые, кажется, мхом, или чем-то похожим. В "спальный набор" входили одеяла, пахнущие псиной, но легкие и необыкновенно теплые. В углу - люк "для естественных надобностей", прикрытый деревянной крышкой. Как ни странно, оттуда совсем не пахло.
Стола и стульев заключенным, а вернее, как надеялся Степа, все же пока лишь задержанным, не полагалось. Еду приносили два раза в день: утром
и вечером, и ее скудность - единственное, что печалило Вязова.Его товарищ по несчастью первые сутки провисел на подоконнике, до одурения вглядываясь в мельничное колесо, а сейчас с энтузиазмом студента на практике пытался наладить контакт с аборигенами. Пока безуспешно. Парни, приносившие баланду, видимо, получили приказ - с "одетыми камнем" в разговоры не вступать. Они ставили миски на пол и исчезали в проеме дверей раньше, чем Валера успевал завязать знакомство.
– А что ты делаешь?
– поинтересовался историк, наблюдая, как Степа пытается с помощью подручных средств, весьма, надо сказать, скудных, расковырять небольшой стальной цилиндрик. Без труда Валера опознал в нем патрон.
– Так, дурью маюсь, - пожал плечами Степа, - на всякий случай.
...Это было не столько страшно, сколько странно. Выйдя из морга, полицейский с историком направились к машине. Сунув руку в карман за сигаретами, Степа, неожиданно для себя вытащил пакет с вещдоком.
– Показалось, - ответил он на вопросительный взгляд Валеры, - почему-то вдруг почудилось, что она - теплая... Дичь какая-то.
Вязов сжал стрелу в ладони, и даже глаза прикрыл, сосредотачиваясь на своих ощущения.
– Ну?
– Да черт его знает, - с досадой отозвался Степа, - не понять.
– Дай мне.
Валера потянулся к наконечнику, но вдруг заметил, что мир вокруг странно неподвижен. Стих ветер, еще мгновение назад обжигающий холодом босые уши, исчез привычный уличный шум. Вернее, не исчез полностью, а словно какой-то чародей взял и смешал отдельные звуки в однородную массу, превратив шум машин, голоса прохожих, мелодии мобильников и карканье ворон - в одну длинную, тягучую ноту. На этом фоне как-то совсем не удивило, что вещдок неторопливо просочился сквозь дно полиэтиленового пакетика, задумчиво повисел в воздухе, а потом, словно что-то для себя решив, двинулся вниз и слегка наискось. По пути, не напрягаясь, он просочился сквозь Валеркину ладонь, не оставив на ней не то, что дыры, но даже шрама...
– Твою фамилию, - потрясенно вымолвил Валера.
– Совершенно, пардон, ага, - согласился Вязов, наблюдая округлившимися глазами, как привычный мир вокруг сначала сходит с ума, а потом и со сцены, сменяясь сероватой дымкой без звуков и ощущений.
Сколько он проторчал в "безмирье", Степа не смог бы сказать и под угрозой лишения квартальной премии. Внезапно его сбил с ног сильный толчок, он повалился вперед, инстинктивно группируясь, и, спустя мгновение уже стоял на широкой каменной площадке, высоко, почти под самой острой крышей... А вокруг кипела драка. Драка всерьез, это Степа определил мгновенно. Люди, сцепившиеся у него на глазах, не просто "мяли бока для аппетита", они пытались убить друг друга. Сначала Степа отметил это. А уж потом: странные одежды, прически. Нетипичные "орудия преступления". Шум, лязг, гортанные вопли, буквально, взорвали мозг, в ноздри ударил острый, тревожный запах дыма. Обернувшись, Степа сообразил, что секунду назад сбило его с ног. Прямо перед ним поднимался скат острой крыши, крытой дранкой. В нем, на уровне Степиной груди, торчала здоровенная, даже на вид тяжелая стрела. Клок пакли, который макнули во что-то вонючее, горел яростно и дымно, крепко примотанный к наконечнику. Огонь уже перебрался на сухую крышу и, охватив пространство величиной с ладонь, бодрыми ручейками побежал вверх, к шестиугольной башне. Оттуда, из узкого окна, похожего на бойницу, вдруг высунулась лысая башка, потом показалась лука арбалета и короткая стрела со свистом ушла в полет. Степа инстинктивно метнулся под защиту крыши, и чуть не столкнул Валеру.
– Что происходит?
– заорал Степа.
– Кажется, штурмуют замок, - Лапин повел носом, тоже заметил дым и, сдернув с плеч кожаную куртку, подскочил к занявшейся крыше.
– Ты что, сдурел?
– рявкнул Степа, - Пожарник-доброволец, мать твоя... была порядочной женщиной... На кой банан тебе сдалась эта долбанная крыша?
– Так ведь сгорит!
– Ну и хрен с ней! Это не наша крыша, пусть хоть серебром рассыплется. Нас сейчас прибьют тут, к чертовой бабушке. Мотать отсюда надо.