День гнева

— Ты же видишь! — укорил гок. — Он в сознании, адекватен. Хочешь поговорить с ним — пожалуйста!

Подошедший к ним Ту-Ганн тоже наклонился к боксу.

— Я могу снять медицинские данные с его лечащей системы? — прогудел ту. — Если я правильно понимаю, согласно 536-дрей вы обязаны лечить пленников прежде, чем обменивать на своих?

— Мы никогда не выдаем их! — отрезал Гру-Хак. — Они погибнут как воины и вольются в Таман, ибо мы ценим своих противников, их ум, мужество и ярость в бою. Но мы не позволим им снова вернуться в ряды, ведущие бесконечный бой против нас.

— Можно на два слова? — Татьяна схватила Ту-Ганна за шерсть на локте и потащила за собой, заставила наклониться ниже. — Проведите расширенный анализ сознания пленника. Здесь что-то не то! Я чувствую. Возможно, они держат их под пси-барьером, подобным действию граэллитов. В общем, проведите все исследования, какие возможно. Гоки хитрят!

Станционный доктор внимательно посмотрел на неё.

— Я доверяю вам, Лу-Танни, — коротко сказал он. — Сделаю что смогу!

Он вернулся к делегации, снял с платформы ксбасса привезённое с собой оборудование, переговорил с Гру-Хаком. Тот без единой заминки помог ему подключить медицинскую консоль к боксу.

Пока Ту-Ганн обследовал пленника, остальные члены делегации разбрелись по залу. СиРиЛион и некоторые члены делегации, знающие сатианский язык, заговаривали с сатианетами, отключив трансляторы. Вопросы были одинаковы — где взят в плен, какое ранение, срок пленения, условия пребывания на платформе и тому подобное. Собеседники отвечали охотно, казались адекватными и общительным. Но Татьяна уже знала, что это ширма. Первым тревожным звоночком в её сознании было увиденное под колпаком в рубке, вторым — странный сон. А третьим... Что-то не то было во взгляде сатианета, что взглянул на неё. Нет... Не на неё! На Гру-Хака, стоящего рядом. Этот ясный, спокойный взгляд жёлтых глаз. Чего-то в нём не хватало! Как специй в блюде, как красных кровяных телец в плазме... Ну конечно! Татьяна даже задохнулась от откровения. Сатианет, смотрящий на гока без ненависти, не мог быть собой!

Стараясь не привлекать внимания Второго координатора Армады, она направилась в сторону Ту-Ганна, который с медицинской консолью обходил боксы, выборочно снимая показания.

— Всё в норме, — заметив её, доложил ту. — Мозговые ритмы не нарушены, стороннее влияние на сознание не выявлено. Полученная от пленных информация соответствует медицинским показаниям консоли. Ни следов запрещённых веществ в крови, ни меток исследований или вмешательств, нарушающих 536-дрей. Лу-Танни?

Татьяна молчала. Ту-Ганн нахмурился.

— Мой ответ не удовлетворил вас!

Татьяна смотрела на доктора, но его не видела. Разматывалась кинолента памяти, возвращая в исследовательский блок станционной клиники М-63. В останках, которые она осматривала, тоже не было следов лекарственных веществ, меток исследований или вмешательств, маркеров запрещенных Ассоциацией воздействий. Но существа были мертвы. Неведомая, неуправляемая сила сожгла их изнутри... Неуправляемая? А может быть, наоборот?

Татьяна развернулась к консоли и ввела несколько характеристик поиска. Ей было совершенно ясно, что сатианеты ждали бы смерти с ненавистью к врагам, яростью и желанием жить дальше, чтобы отомстить им. Но не с равнодушием! Что-то напрочь оторвало их от реальности, превратив в безэмоциональные чурки, обшитые панцирями. Что-то, не попадающее под определение пси, фарма— или любых других видов известных Татьяне Викторовне вмешательств.

Консоль повторила информацию, которую сообщил Ту-Ганн.

«Ты можешь бывать в Вечности так часто, как пожелаешь! — вспомнила Татьяна слова Крагги ди Аллиен. — И если силы твои будут на исходе — обратись к ней за помощью, поддержкой или укрытием».

Может быть, время пришло? Иначе откуда это удушающее ощущение неправильности происходящего?

Татьяна закрыла глаза и мгновенно успокоила зачастившее сердце. Через минуту под веками посветлело — помещение обретало неясные, колеблющиеся очертания, фантасмагоричные и жутковатые. Лежащие в коконах сатианеты воспринимались горящими ровно языками пламени. Холодного пламени.

Прорыв сознания в ткань Вечности Татьяна ощутила безболезненно. Тени и огни под веками исчезли. Её окружил лес чёрных, блестящих и матовых, лент, в которых не чувствовалось угрозы. Вот только часть их бесконечно тянулась мимо, а часть трепыхалась полотнищами на ветру... Потому что невидимые лучи перерезали их, не давали разматываться в бесконечность, превращая... в оборванные провода Вечности. Что было так же неправильно, как и сияющий клиир, превращённый в механизм навигации! Как там сказал Гру-Хак? «Это не стоило трогать. Вообще не стоило...».

Видение трепещущих перед глазами лохмотьев оказалось таким ярким, что Татьяне захотелось провести рукой по векам. Невольное движение вовсе не отрезвило, а наоборот. Будто кто-то толкнул под локоть, заставил коснуться пальцами той самой упругой поверхности, толстой плёнки, сквозь которую раньше никак не удавалось проникнуть сознанию.

«Интересно, — неожиданно зашелестел голос Дуг-Кагна в сознании. — Гокам удалось найти ранее неизвестный спектр волнового воздействия на ДМИТ-поле. Излучение его дестабилизирует, отделяя Дач-агенты от существ... Лежащие здесь сатианеты — пустышки. Тела, с сохранившейся моторикой и кажущимся нормальным функционированием сознания... но по своей сути мёртвые тела!»

Татьяна растерялась. От осознания того, что видит и слышит. От явной параллели со словами Лу-Тана «...мёртвые небесные тела». От чудовищной несправедливости происходящего.

«Вам доступны такие глубины Вечности, куда не мог попасть я, Лу-Танни, — продолжал беззвучно говорить крелл в её сознании. — Видимо, синхронизация вашего разума с разумом Лу-Тана привела излучение мозга в состояние гармонии с излучениями ДМИТ-поля. Будь я на Сан-Заре, не почувствовал бы, не увидел, не понял того, что сейчас происходит! Вы стали мне проводником и зрением... Станьте моим орудием... Мне надо понять, где находится источник воздействия!»

— Лу-Танни? — тихо и встревожено спросил Ту-Роп, придвигаясь ближе. — Что с тобой?

Татьяна ему не ответила. Вытянувшись в струну, слушала глуховатый голос в сознании:

«Вы позволите мне управлять вашими способностями? — спрашивал Дуг-Кагн в полном безмолвии, не нарушаемом течением ленточного глянца. — Я буду вести вас, как ведёт вода. Слушайте плеск моего разума!»

И Татьяна слушала.

Перестала дышать.

Совсем остановила сердце.

Гигантская перевернутая чаша накрыла её, вызвав приступ клаустрофобии. Хоть и была огромна — но душила замкнутостью пространства, растворяющего мысли и чувства, расплавляющего внутренности, наполняющего странным покоем и... пустотой. Распался всегдашний гвоздик в сердце, ставший со временем не таким острым — печали по Артему. Бесследно истаяло тепло, подаренное Ларрилом; исчезло ощущение Дома, испытываемое всякий раз при воспоминании о Лазарете. Татьяна перестала быть собой и перестала принадлежать Вечности, повисла между небом и землей, между прошлым и будущим, между тут и там...

Ощущение собственной беспомощности кольнуло болью. Однажды Татьяна Викторовна попала в паутину, заставившую забыть о своём «Я» на долгие три года. Теперь ей не хотелось быть ни игрушкой в чьих-то руках, ни листком, плывущим по течению, ни звеном в цепи событий. В ней исподволь поднимался протест против безволия, против пугающей потери себя.

По краю сознания мелькнуло удивление Дуг-Кагна; усмешка его усатого лица пропала в блестящей темноте, которую Татьяна невольно стягивала к себе, пытаясь дать отпор пугающему чувству враждебности окружающего пространства, которое, казалось, можно было потрогать руками — холодного, липкого, гибкого. Усилие за усилием она продавливала его, пытаясь извести, заменить на глянцевый блеск Вечности. Прошло всего несколько секунд, с тех пор, как она ушла в себя, столь глубоко, что не заметила, как Ту-Роп встревожено заглядывает ей в лицо, но пространство неожиданно дрогнуло и подалось. Лежащий в ближайшем боксе сатианет смешно сморщился, словно собирался чихнуть. А затем его затрясло и забило, ударяя жёсткое тело о стенки бокса.