День гнева
Шрифт:
И.Д.: Чем меньше людей будут знать о цели операции, тем лучше, Александр Иванович.
А.И.: Костяк будет минимальным. Остальные используются втемную.
И.Д.: Деньги найдем. Так вы согласны?
А.И.: Шесть часов на размышление. Вас устроит?
И.Д.: До половины одиннадцатого я жду вашего звонка по телефону.
А.И.: Худо-бедно, но дело сделано, Игорь Дмитриевич. Ну, а теперь за всеобщее благополучие.
И.Д.: Мне чуть-чуть.
А.И.: Дерьмовый коньяк-то!
И.Д.: Не сильно ли вы рискуете: выпивши и за рулем?
А.И.: Я - почетный милиционер, о чем свидетельствует красивая красная книжица, к которой с
И.Д.: Тогда пойдемте?
Конец магнитофонной записи.
Казарян, который слушая сидел опершись на ладошку, откинулся, разбросал руки по спинке дивана и поинтересовался чрезвычайно громким после магнитофонного бормотания голосом:
– И сколько ты там принял, Санек?
– Поллитра на двоих. Я чуть больше, граммов триста, наверное, ответил Смирнов и незаметно глянул на Алика. Тот, сидя за письменным столом, ногтем сосредоточенно отковыривал что-то от зеленого сукна. Почуяв смирновский взгляд, он поднял голову и тихо, почти как тайным магнитофоном, спросил - не у Смирнова, у всех:
– А хорошо ли это?
– Что именно?
– с грозной осторожностью как бы не понял Смирнов. Ощетинился.
– Слушать вчетвером то, что было адресовано только одному.
Ответить Смирнов не успел, вперед выскочил Кузьминский. Тоже завелся с пол-оборота:
– А хорошо ли, папа Алик, за нашими спинами скрытно обтяпывать дела, которые многое могут переменить в судьбе страны и хлопающего в неведении ушами целого народа?
– Это другой вопрос. Меня сейчас беспокоит этическая сторона Сашиного поступка, - Алик был холоден и обижен. Неизвестно только на кого.
– Беспокоит тебя этическая сторона или не беспокоит - это твое сугубо личное дело. Саня записал, мы послушали. Как говорится, проехали, Казарян вновь переменил позу: уткнув локти в колени, он исподлобья поочередно, ворочая желтыми белками, оглядывал всех троих.
– Я не спрашиваю: хорошо ли это? Я спрашиваю: что ты от нас хочешь?
– Для начала - ответов на несколько моих вопросов, связанных с этой записью.
– Для начала...
– перебил Казарян, - я уже догадываюсь, что будет в конце. Что ж, давай, спрашивай.
– Вопрос первый. К Роману и Виктору. Алика не спрашиваю: он запрограммирован стереотипом двадцатилетнего знакомства. Что за человек мой возможный работодатель? Виктор, быстро. Не рассуждения - ощущения.
– Уже политикан. Но не законченный. Чувствуется, что не проходил партийной школы, ты его, Иваныч, прихватил на поворотах. А партийные скользкие, не ухватишь. Не глуп, поэтому почти не обнаруживает ликования по поводу обладания властью. Холоден, рассчетлив, ни разу не завелся, а ты пробовал его завести. Реакции чуть замедленные. С юмором плоховато. Пока все.
– Рома, - вызвал следующего Смирнов.
– Ах, Витя, Витя!
– Казарян кулаком ткнул в ребра сидевшего рядом Кузьминского.
– Все-то тебе ясно. Я могу сказать лишь одно: серьезный господин. Хотя есть в нем что-то слабо раздражающее. Поза, что ли, не своя? Но, наверное, ноблес оближ, так сказать, положение обязывает, а?
– Не густо, - констатировал Смирнов.
– Следующий вопрос ко всем троим: спрятал ли он что-нибудь помимо сведений о фигуранте?
Алик опередил всех:
– Он не прятал. Он жестко локализовал это дело...
– А это и называется - прятать, - перебил его Виктор.
–
Он локализовал это дело для того, - упрямо продолжил Алик, - чтобы как можно конкретнее определить твою задачу. Он хороший парень, Саня. А осторожен... Конечно осторожен, ответственность-то какая.– Естественно, прячет, - после того, как презрительно фыркнул носом на "хорошего парня", вступил Виктор.
– Повторяю: уже политикан, и поэтому волей обстоятельств завязан на многих, с кем по гамбургскому счету и не следовало бы контактировать. Прячет личные - я не говорю корыстные, я говорю неприглядные - связи, тем самым, Иваныч, лишая тебя свободного оперативного пространства. Он оставил тебе одного фигуранта и прикрыл механизм, где фигурант - деталь, может важная, но - деталь.
– Ну, умный ты, ну, талантливый!
– восхитился Казарян и еще раз ткнул кулаком Виктора в бок.
– Но горяч. Я считаю, Саня, что спрятана главная причина, из-за которой они не прибегают к услугам милиции и ГеБе.
Эти ответы Смирнову понравились больше. Он почесал сморщенный от удовольствия нос, подмигнул серьезному Алику (тот недоуменно пожал плечами), и задал третий вопрос. Надо было полагать, последний:
– Где-нибудь наврал?
Помолчали. Подумали. Первым опять высказался Алик. Очень коротко:
– По-моему, нет.
Виктор сидел, отрешенно уставившись в ковер. Поднял глаза наконец, поморгал неуверенно, тихо на этот раз, заметил:
– Есть на вранье одно подозрительное местечко. Полковник ГБ Зверев. Не верю я в кабинетных ученых гебистов. Вполне вероятно, он будет запущен в параллель тебе, Иваныч.
– Я же говорил: умный! Я же говорил: талантливый!
– страшно обрадовался Казарян.
– Витька прав, это наиболее подозрительный момент.
– Один раз соврать в сорокаминутном разговоре - норма вполне допустимая, можно сказать, рабочая норма, - Смирнов был весел по неизвестной причине, лукав, приветлив.
– Можно считать такого человека надежным партнером?
– Да, - твердо сказал Алик.
– Да, - согласился Казарян.
– Скорее да, чем нет, - засомневался было Виктор, но все-таки решился: - Да.
– Беремся?
– без паузы задал главный вопрос Смирнов.
– Это ты берешься! Ты, ты!
– вдруг закричал Казарян. Алик и Виктор, снисходительно улыбаясь, смотрели на него и помалкивали. Смирнов с трудом, потому как без палки, выкарабкался из кресла, доковылял до телефона и набрал номер.
– Будьте добры, Игоря Дмитриевича... Смирнов, - в паузе, когда секретарша, видимо, докладывала о нем, встретился глазами с Казаряном и сделал ему рожу. Казарян в ответ повертел указательным пальцем у виска. Игорь Дмитриевич? Это Смирнов. Я согласен, - потом долго слушал.
– Завтра в это же время я буду вам звонить. До свидания, - положил трубку и, не садясь, оповестил свою любезную троицу: - Через полчаса его порученец доставит все материалы по этому делу. Понеслись, пацаны!
6
Знакомые все места. "Нива" от Староконюшенного по Гагаринскому чуть спустилась вниз и прижалась к тротуару, слегка не доехав до новенького, специальной постройки, слишком большого здесь дома. Была половина одиннадцатого утра.
Первыми вошли - не в подъезд, в парадное - Кузьминский и Казарян.
Плотно встав у стола привратника, они темпераментно базарили по поводу гражданина Парфенова, который, судя по их бумажке, должен здесь жить, но который, по утверждению привратника, здесь не живет.