«ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г.

Ветеран

Сынпал Пахомыч в ящик. Не обманул судьбу. Совсем как настоящий Лежит себе в гробу. Лежит себе, не дышит, Ухоженный зато, И больше не колышит Пахомыча ничто, Ни пенсия, ни льготы, Ни счёт за газ и свет, Пахомыч — беззаботный, Его же как бы нет! А кто его обидел, До нищеты довёл, В гробу Пахомыч видел, Вот он какой, орёл!

Душа

Душа не может быть пуста. Вот у меня в душе, Одни стоячие места, Сидячих нет уже. Пусть я не сделал ни шиша, Но каждый час и день, Была распахнута душа Для всех, кому не лень, И вот теперь который год, Уверенно вполне, Толпится в ней простой народ, Едва знакомый мне.

Любовь

Я люблю тебя, но всё же И меня понять сумей. Я-то сам себе дороже, Я-то сам себе родней! Сам себе-то я, конечно, Слова против не скажу, Сам к себе во тьме кромешной, Я дорогу нахожу! И к себе любовь не скрою Я завистникам назло. Повезло тебе со мною! Мне с собою повезло!

Ностальгия

А хорошо пройтись по роще! Не торопясь, не впопыхах. Заметить, ненароком, в общем, Рояль развесистый в кустах. Не удержаться. Взять аккорды. Вдохнуть озон, расправив грудь. На лоне девственной природы Изобразить чего-нибудь. И, не краснея от конфуза, Пускай негромко, но всерьёз, Спеть Гимн Советского Союза, Скупых не сдерживая слёз.

Мария

Не пряча красивое тело, В чём мама почти родила, Выходит Маруся на дело, Точней — на большие дела. Выходит, ни капли не труся, Коварных мужчин не боясь. Со всеми умеет Маруся Наладить духовную связь. Не зря она в школе училась, Кончала не зря институт. В работе ей всё пригодилось, Везде её любят и ждут. Под силу ей планы большие, Реальными станут мечты. А кто она? Просто Мария, Такая, как я или ты.

Март

Закат на грани суицида, Ещё немного и — сгорит. Звезда чахоточного вида С другой звездою говорит О неминуемой кончине. И лес вдали, как голый факт. У снега, видимо, инфаркт, По уважительной причине. Он, пережив глубокий стресс, Лежит пластом и молча тает. Всем витаминов не хватает, Особенно на букву «С». Поэт хандрит, на жизнь в обиде, В окно печальный вперив взор, И пишет он про всё, что видит, Тональность выбрав «ля минор».

* * *

Я, наверно, не смогу Честь свою отдать врагу. Лучше другу, друг родней, Пусть воспользуется ей. Забирай, Ванюша, честь! Отдаю какая есть!

К читателю

Чужих не слушай мнений, А я тебе не вру, Допустим, я не гений, Но весь я не умру, За жест мой благородный Постой благодарить. Я в памяти народной Останусь. Так и быть.

* * *

Мы все уходим понемногу Туда, где нет цветов в росе. Уходим мы, но слава Богу, Что до сих пор не сразу все.

Александр Цыганков Лес расходящихся тропок

Лес расходящихся тропок

Лес расходящихся тропок — от родника, Чья чистота — как исповедь самурая. Дальневосточный поезд издалека Гулом пробил пространство лесного края. Что там теперь, в том весёлом густом саду? Светит ли лампа под мелкой старинной сеткой? Где тот философ, мыслящий на ходу, Что управлял оркестром ольховой веткой? Поезд, как время, всё ускоряет ход, Пересекая плоскость в картине сада С тенью садовника, что заклинал восход Неповторимой лексикой вертограда! Можно исправить повести и стихи, Но персонажей не привязать к предмету Новой эстетики, как и все их грехи Лучше оставить людям, чем бросить в Лету. Только в садах вызревают плоды идей. Образ Платона глубже, чем тень платана. Лес, где расходятся тропки, как мир людей, Не переносит ни ясности, ни тумана. Как в иллюзорной графике полотна, Мраморный идол, тот, что завис над бездной, Благообразней кажется из окна Поезда, что всё мчится из Поднебесной.

Простая песня

Исследователь тайны! Жизнь не карта, Да и не карты в шулерской колоде. Я мыслю, значит — следую свободе! Что ветреней, чем, скажем, у Декарта, Зато верней, чем бред о розе дивной, Какая бы вовек не увядала. Одной любви для целой жизни мало! И кажется нам истина наивной. Пусть прост мотив, но песня тем славнее, Чем с ветерком созвучней! Словно это Той вольности немыслимой примета! И чем смелее голос, тем вернее! Гармонии претят мечты о славе. Начало музыки — вдали от хора! Простая песня льётся из простора. Играет море в каменной оправе.

Божественные пчёлы

Какая смесь! Разящие глаголы И золотой нектар медовых сот. Блаженные божественные пчёлы — Крылатых строк вневременный полёт! Всё сближено: гекзаметр прибоя, Как избранный соперником Гомер, И пение поэмы без героя Героями с энеевых галер, Вергилия — из ветреной столицы — Блаженные медовые уста И современники — как очевидцы Бессрочного несения креста. …………………………………….. Механика свободного полёта И точная метафора труда — Всё смешано! Без цели и расчёта — Всё движется как будто в никуда. Трагедия с комическим исходом Разыграна сюжету вопреки. Как хочется — соединить с восходом Ночных светил мелки и угольки! И к слитному письму — сплошной строкою — Вернуться вновь, когда без лишних слов Всё ясно и поэту, и герою — Читателю и автору стихов! …………………………………….. О прочих связях сотовой природы Подробнее — ещё поговорим! И не нужны нам больше переводы С латинского — про вечный город Рим.

Зимний вечер в провинции

Светло и тихо в сумрачной природе Пустых дворов и парков городских. Как рукотворный памятник в народе Имперской грустью дышит русский стих. Пронизан воздух светом снегопада. Как холодно! И связан полумрак Сквозною темой, что закрыть бы надо, Да всё не закрывается никак.

Pastime

Дешёвое удушливо. Popcorn. Огни рекламы в хлопьях кукурузы И всюду замороженная пена, В какую щель ни ткни, и город в дым Укутан, как болезненное чадо У глупой няньки с красными белками От недосыпа. Мальчики в глазах! Как от стыда, моргают светофоры. И кажется, что правила движенья Соблюдены из жалости к таким Объектам, вырастающим из пены, Как мраморная грация с попкорном В кульке из «Коммерсанта». Would you like?

Тени

Словно деревья не выдают своих Длинных-предлинных падающих теней, В этой грошовой опере для двоих, Чем примитивней партия, тем сложней Роль доиграть — и остаться самим собой, Выйти в старинный сквер, забывая стих, Тот, что запомнит, как истинный образ твой, Зритель грошовой оперы для двоих. Только деревья, сбрасывая наряд, Не остаются совсем нагими, тогда Как человек, бросая открытый взгляд, Вдруг прозрачным становится, как вода Той реки, что тени дробит волной, Но увлечь их не может. Выходит, что Берег не даром высится над рекой! Всё, что она уносит — и есть ничто. Листопадную роль, как актёр немой, Каждый отрепетировал для своей Неотразимой красавицы записной В этом театре падающих теней. В реплике жеста, рисунке, изломе рук, В пластике тела — всюду исток того, Что из тени, перетекая в звук, Возвращается голосом: «Вам кого?» Вместо ответа, словно разлитый свет: «Здравствуйте…» После паузы: «Отопри!» Да и что ещё можно сказать в ответ Тени, упавшей с той стороны двери? В перестановке, смене героев, тем, Сильный характер перерастает роль. Чтоб не остался зритель и глух, и нем, Раньше кричали «Нате!», теперь — «Изволь…» Краткой фразой, срезанный, словно лист, Тёмным абрисом, падая в пустоту, С тенью чужой сливается сам артист, Подвиги воспевающий и тщету. Так, стоящие твёрдо, как дерева, Тени, бросая, не отпускают их. Не изменить ни музыку, ни слова — В этой грошовой опере для двоих.