День империи

За годы, проведенные в тюрьме, я словно вывернулся наизнанку. Я переродился и стал другим человеком. Когда я вышел на свободу, я, правда, позволил себе одну последнюю аферу, но только лишь для того, чтобы это перерождение во мне стало окончательным. Через некоторое время Дилан Пилиано умер. Так, по крайней мере, было зафиксировано во всех официальных документах, а вместо него в Центраполисе появился Джагар Крид - молодой и перспективный офицер полиции. Для меня началась новая жизнь. Я очутился по другую сторону баррикад и теперь уже всем сердцем презирал тот подлый и развратный мир, в котором я сам когда-то вращался. Я служил закону столь ревностно и беззаговорочно, что у моих коллег это часто вызывало лишь усмешки. Они все считали меня карьеристом и не могли догадываться, что причина здесь в клятве, которую я несколько лет дал самому себе. Я поклялся сполна отплатить свой долг государству. Всегда верой и правдой служить ему до самых своих последних дней и одна только смерть могла бы освободить меня от этого долга.

Теперь я умираю и я, наконец то, свободен. Я счастлив, что никому и ничего больше не должен. Все закончилось. Странное это чувство... Вот она какая, на самом деле... эта свобода...

Джагар закрыл глаза. В его груди навсегда замерло дыхание, а руки безвольно опустились на кровать. Он был мертв. Сола тихонько заплакала, а Виктор растерянно сидел на одном месте и почему-то десятки раз прокручивал в памяти последние слова полицейского.

Теперь в их маленьком доме воцарилась пустота. Похоронили его в дальней, пустующей комнате, среди груды битого кирпича, а на могилу поставили маленький, деревянный крест, сделанный из сломанного табурета. После смерти отца Солы, их жизнь полностью изменилась. Те, кто ещё совсем недавно безумно любили и не могли и минуты обойтись друг без друга, теперь уже словно бестелесные тени блуждали в непроницаемой темноте склада и лишь изредка обменивались скупыми и короткими фразами. Горе и безысходность с каждым днём всё сильнее отдаляли их друг от друга. Виктор надеялся, что со временем всё пройдет, но вместо этого Сола лишь всё больше и больше замыкалась в себе и всё меньше и меньше хотела его видеть. С Солой происходили какие то страшные изменения. От слёз и недоедания она стала ужасно худой и нервной. С впавшими глазами и растрёпанными волосами она словно женщина-призрак из старой киноленты бесшумно ходила из одной комнаты в другую, разговаривала сама с собою, кричала и истерично смеялась.

Скоро у них закончились продукты. Последнюю, упакованную в пластиковый пакет индейку Сола кое-как поджарила на гаснущем огне газовой плиты и, положив её в тарелку, злобно бросила на стол перед Виктором.

– Ешь!

– А как же ты?

– Я не хочу.

Постояв ещё немного рядом, она вдруг развернулась и, закрыв лицо руками, бросилась прочь. По щеке Виктора потекла одинокая, соленая слеза. Это было ужасно - видеть как самый дорогой на свете человек погибает прямо у тебя на глазах. Он неподвижно просидел так около получаса, после чего она, наконец, всё же вернулась и, словно извиняясь, присела рядом. Они разделили пополам свой последний завтрак и быстро его съели. После этого снова наступила гнетущая тишина.

– Сола.

– Да.

– Что с нами такое происходит? Мы стали словно чужие друг другу.

Перед тем как ответить, девушка долго и задумчиво смотрела куда то в пустоту.

– Это всё из-за того, что в последнее время на нас свалилось так много несчастья. Я не знаю как жить дальше, но я не должна была срывать на тебе всё своё раздражение. Прости. Я ведь по прежнему люблю тебя. Я знаю - мы все скоро умрем, но я рада, что остаток жизни проведу именно с тобой. Пока ты рядом, мне ничего не страшно... даже умирать.

Виктор пододвинулся ближе и нежно обнял её дрожащие, худые плечи. Сегодня они были пока ещё вместе, а что готовит им обоим завтрашний день - было уже не важно.

Через некоторое время они узнали, что такое настоящий голод. Виктор ещё кое-как пытался раздобыть еду. Он перебирал кучу пустых пакетов, вытряхивая из них последние крохи, а однажды даже поймал несколько крыс, но этого явно не хватало. Скоро их жизнь начала напоминать такой кошмар, который не мог присниться ни в одном, даже самом ужасном сне. Вначале Сола начала разговаривать со своим умершим отцом, так как будто он сидел рядом с ней. Затем её больной рассудок придумал себе ещё более обширную компанию из бывших школьных подруг, двоюродных братьев, сестер и каких то совершенно незнакомых людей. Она приглашала их в гости, усаживала за пустой стол и долго рассказывала какие то несуществующие истории. Слушая эти разговоры с самой собой, он и сам понимал, что начинает медленно сходить с ума, а когда он пытался заговорить с ней о её вымышленных друзьях, то в ответ получал лишь громкие издевательства и оскорбления.

Однажды, после почти суток непрерывного молчания, Сола вдруг вбежала в главную комнату и со сверкающими глазами и странной, радостной улыбкой на лице.

– Милый, ты говорил мне, что у нас совсем закончились продукты. Это не так. Пойдем же со мной и ты сам это увидишь. У меня столько еды, что хватит на целый праздничный стол. Там апельсины, виноград и ветчина, мало того я видела даже несколько бутылок отличного шампанского.

Взяв, ничего толком не понимающего, Виктора за руку, она с силой потянула его к двери. Пока они шли, девушка всё время смеялась и несла что-то несуразное, а когда оба, наконец, оказались в соседней комнате, подняла указательный палец на белую, отштукатуренную стену, где и апельсины и виноград и шампанское были лишь грубо нарисованы чёрным углём.

– Угощайся, милый.

Виктор, словно парализованный, замер на месте и в эти мгновения был не в состоянии сдвинуться ни на шаг.

– Угощайся, я тебе говорю! Ешь или, может быть, тебе больше не нравится как готовит твоя Сола?!

– Тебе нужно прилечь и успокоиться.

– Молчи!!! Я не собираюсь здесь выслушивать всякое от негодяя, который угоняет чужие машины и затем возит в них по городу дешёвых шлюх! Убирайся! Я тебя ненавижу!!! Кто вообще просил тебя спасать меня там на площади?! Зачем? Чтобы затем жить в этом дерьме.

Переполняемая яростью, Сола вдруг бросилась на Виктора, чтобы вцепиться ему в лицо своими пальцами, но ещё раньше сильная, мужская рука перехватила и крепко сжала её запястье.

– Успокойся, я прошу тебя... я умоляю. Как ты такое вообще можешь говорить?

Первые несколько мгновений девушка ещё как-то пыталась вырваться, но затем она всё же оставила эту бессмысленную попытку. В глазах померк безумный блеск и с лица в миг исчезла злобная, истеричная усмешка.

– Как я такое могу говорить... как я такое могу говорить... как я...

Сола побледнела и чуть было не упала в обморок, но Виктор тут же подхватил её и прижал к себе.

– Прости меня. Я не знаю сама, что я говорю. Что-то ужасное со мной происходит в последнее время. Я не могу с этим бороться.

– С тобой всё будет хорошо, нам нужно только поскорей уходить отсюда. Твой отец был прав - это гиблое место. Покинем город, отправимся к океану или в горы, где нас никто не сможет найти. Мы начнём новую жизнь и будем счастливы так, как были счастливы когда-то.

– Нет,- Сола подняла голову и посмотрела прямо в глаза Виктора. Она вся дрожала и всё же напоследок, последним усилием, смогла подарить ему свою настоящую хоть и слабеющую с каждой секундой улыбку,- Я никуда не пойду. Снаружи полно фаталоков и я не вынесу ещё одной встречи с ними. К тому же у меня больше не осталось сил. Я ухожу... Прости за все, что было не так и знай, что я всегда любила одного только тебя. Ради тебя мне стоило жить, а теперь - прощай. Прощай, моя любовь...

Мёртвое тело девушки начало медленно сползать вниз и Эрикс, все ещё отказываясь верить в то что произошло, по прежнему изо всех сил поддерживал ее. Когда Сола повисла у него на руках, только тогда он медленно положил её на кровать и, присев рядом на корточки, еще долго сжимал в своей ладони её маленькую холодную руку, десятки раз вспоминая каждый миг, каждую секунду, что он когда-то провёл с ней. Жизнь больше не имела никакого смысла. Он потерял самого дорогого человека на земле.

Неожиданно чистая, необузданная ярость затмила всё его сознание. Ноги сами понесли куда-то вперёд и, остановившись в проёме двух комнат, Виктор с силой дикого зверя вцепился пальцами в дверной косяк так, что из него посыпались опилки.

– За что?! За что мне одному досталось столько боли и страдания?! Где ты, справедливость? Где - я спрашиваю? Тебя нет. Ты отвернулась от меня, а может тебя никогда и не было вовсе. Зачем мне жить дальше? Я ненавижу тебя - жизнь!!!

Часть третья