День лжецаря

— Потому что все знают: египтянам нельзя доверять.

— Симеркету можно, — твердо сказал Мардук. — Но я должен признать — мне трудно поверить, что Кутир говорит правду. Я хочу сказать, после всех утрат — людей, продовольствия и сокровищ — поверить, что он просто так остановит эту беззаконную войну…

— Он знает, что его поймали в ловушку в Царском квартале, Мардук. Единственная для него возможность уйти живым — это твое согласие на перемирие. Если ты не согласишься, то тебя ждет осада, которая может продлиться много месяцев, даже лет. Брат Кутира захватит эламский трон, и у Кутира не будет другого царства, за исключением того, что ему удастся удержать здесь. Не лучше ли тебе позволить ему уйти сейчас, когда у него есть другое царство в Эламе, вместо того чтобы наживать себе врага, который знает, что терять ему нечего?

Исины начали громко и сердито спорить — они должны, должны наказать Кутира за его вторжение в Месопотамию!

— У нас есть возможность уничтожить его, — сказал высокий исин, ударяя кулаком по своей ладони. — И тогда мы сможем войти в Элам! Когда Кутир и его армии будут уничтожены, Элам просто упадет в наши руки, как спелый инжир!

— Итак, все начинается сначала… — мрачно пробормотал Симеркет.

— Симеркет нрав, — заключил Мардук. — Впервые почти за три столетия на Грифоновом троне будет сидеть Темная Голова, рожденная в этой стране. Мы достигли всего, чего хотели; давайте не рисковать гневом богов и не просить большего. Мы позволим эламскому захватчику и его армиям мирно покинуть страну. Кроме того, — продолжал он, хитро улыбнувшись, — эти эламцы скоро будут вовлечены в долгую и кровавую гражданскую войну. В конце ее они будут слабыми и подавленными. Это будет лучшее время для того, чтобы вмешаться и сорвать этот спелый плод. Надо лишь выждать — а мы можем позволить себе один раз быть великодушными…

Месопотамия не меняется, с раздражением подумал Симеркет. Так было и так будет — вереница «сильных», отнимающих власть друг у друга. Он воспользовался моментом, чтобы проскользнуть в маленькую комнатку, где его ждали Кем-весет и Рэми. Глаза юноши были открыты и при виде Симеркета заблестели.

— Лихорадки нет? — спросил Симеркет Кем-весета.

— С моим-то уходом? — гордо произнес врач. Но потом добавил, уже более скромно: — Боги были добры к нему.

— Ко всем нам, — согласился Симеркете необычным воодушевлением. И перевел черные глаза на Рэми. — Как ты себя чувствуешь, мальчик?

— Голова болит.

— Голова или не голова, ты вряд ли скоро предстанешь перед Осирисом. В конце концов, тебе не пришлось просить у меня прощения. Этого просто не понадобилось.

Потрепав на прощание руку Рэми, Симеркет удалился в наружный коридор. Вскоре к нему присоединился Мардук.

— Ты выглядишь очень угрюмым, — сказал Симеркет. — Я бы мог подумать, что ты будешь веселым. — Он громко рассмеялся. — Будь осторожным, Мардук. Люди могут начать ошибочно принимать тебя за меня.

Мардук вздохнул.

— Всю мою жизнь я занимался одним делом — борьбой за мой наследственный трон. Я был готов умереть за это, как мой отец. Но благодаря тебе, Симеркет, моя борьба окончена.

— И из-за этого ты такой печальный?

— По правде говоря, жизнь подготовила меня только к борьбе, но не к победе. — Он покачал головой. — Я говорю глупости. Ты не можешь понять, о чем я говорю.

Симеркет улыбнулся.

— Возможно, я единственный человек в мире, который может тебя понять.

Позднее в тот день, после многих поездок Симеркета по важным сановникам, было объявлено о перемирии между двумя соперниками за право управлять Вавилоном. Глашатаи вошли в города, провозглашая указ царя Мардука, первого царя второй исинской династии, что он позволит эламцам покинуть Месопотамию, не подвергаясь преследованиям. Мардук собственноручно отправил исинские войска сопровождать отступающие армии эламцев до границы, не только для того, чтобы защищать их от насилия со стороны людей, которые так от них пострадали, но также для того, чтобы убедиться в том, что они действительно покинули страну.

Пока эламцы готовились к отступлению, Симеркет нашел Шепака в гарнизоне.

— Ты спас мне жизнь, — просто сказал Шепак.

— А ты мне.

Какую-то долю минуты оба неловко смотрели в землю, затем заговорили — одновременно и взволнованно:

— Если тебе случится быть в Эламе…

— Если тебе случится быть в Египте…

Они рассмеялись и обнялись.

— Попрощайся со своей богиней, — сказал Шепак. — Скажи ей, что в другое время я взял бы ее с собой в Элам.

Симеркет, прикусив язык, обещал, что передаст его слова Нидабе. Шепак взобрался на лошадь и натянул шлем (он был уже очищен от наводящих ужас украшений, дабы горькие напоминания не стали поводом для финальных актов возмездия со стороны темноголовых). Последнее, что увидел Симеркет, был Шепак, скачущий рядом с Кутиром через ворота Иштар.

Только тогда, наконец, он смог обратиться к предпоследнему этапу своего путешествия. Ему больше не надо было улаживать распри между народами, обыскивать склепы и спасаться от гнусных тварей. Шаг Симеркета был легким и уверенным, когда он во второй раз отправился к женщинам гагу.

Хотя Симеркет и был полон решимости, не все шло у него гладко. Слух о том, что эламцы покидают страну, распространился мгновенно, а на улицах Вавилона в ту ночь то и дело вспыхивали празднества. Впервые за два последних дня люди покидали свои дома, чтобы собраться в храмах и возле дворцов, желая принести жертвы богам и, возможно, хоть мельком узреть красивого, нового царя Мардука.

К тому времени как Симеркет наконец прибыл к гагу, было уже совсем темно. Разводной мост был опущен, и Симеркет прошел по нему во двор, не спрашивая на то дозволения. Никто из женщин не нагружал караван ослов, не видел он также и дыма горящего битума, поднимающегося в ночное небо.

Однако, как и раньше, женщины снова окружили его, направив на него копья. Даже во время празднеств гагу не утрачивают бдительности, усмехнулся про себя Симеркет.

— Что тебе надо, Симеркет? — спросила стражница. Он удивленно приподнял бровь; подумать только, они знают его имя.

— Я хочу увидеть Мать Милитту.

На этот раз они не возражали и не чинили препятствий, а повели его прямо к основанию парящей обсерватории своей предводительницы.

— А она когда-нибудь спускается на землю? — спросил Симеркет слабым голосом, неохотно ставя ногу на ступеньку.

Медленно, держась за стены, задрав лицо, чтобы не смотреть вниз, он пополз наверх. На вершине башни, как и тогда, восседала Мать Милитта, вглядываясь через бронзовые трубы в звезды и делая пометки на глиняных табличках. Она даже не взглянула на Симеркета, когда он поднялся в ее отсек.

— Мне есть, что сказать хорошего, — объявила она своим низким, почти мужским голосом. — Сешатская звезда снова повернулась на своей орбите и скоро возвратится на свое место над Египтом. Вероятно, ты не был тем злом, которое она предсказывала, Симеркет. В действительности я начинаю думать, что ты принес Вавилону удачу!