День народного единства: биография праздника

Присяга царю Михаилу Федоровичу началась в то время, когда еще не было получено его согласие занять престол. Что же должен был чувствовать находившийся в Костроме, в Ипатьевском монастыре, юноша Михаил Романов, на которого пала эта участь?

Костромское посольство

После 25 февраля 1613 г. из Москвы собиралось новое посольство – просить о принятии царского престола. Только на этот раз оно ехало не на запад – в Смоленск, а в глубь Русского государства – в Кострому. Не случайно направление дороги, приводившей к концу Смуты. Вместе с именем Романовых люди выбирали возвращение к временам прежних царей, и только будущее могло показать, ошибались они в своих намерениях или нет. Посольство составилось в несколько дней, его возглавили члены Освященного собора, Боярской думы, а в состав вошли члены Государева двора и выборные люди разных чинов «по списком», выданным боярам. Во главе посольства стояли рязанский архиепископ Феодорит, бояре Федор Иванович Шереметев, князь Владимир Иванович Бахтеяров-Ростовский и окольничий Федор Васильевич Головин. В наказе от избирательного Земского собора, выданном послам 2 марта 1613 г., говорилось о том, чтобы ехать им «в Ярославль, или где он, государь будет». Как ясно из доверительной переписки с казанским митрополитом Ефремом, в Москве были хорошо осведомлены, что Михаил Романов находился в тот момент в Костроме. Однако по каким-то причинам указали только приблизительное направление похода.

Посольский наказ давал подробные инструкции боярину Федору Ивановичу Шереметеву и другим членам посольства, как они должны приветствовать царя Михаила Федоровича (о «многолетном здоровии спросить») и мать царя инокиню Марфу Ивановну. Архиепископ Рязанский Феодорит должен был произнести речь, которая дословно повторяла текст, содержавшийся в грамотах об избрании Михаила Федоровича, отправлявшихся в города 25 февраля.

В речи архиепископа [14, 1045–1050]снова ссылались на пресечение «царского корени» и «общий земский грех», сделавший возможным обстоятельства, наступившие после низложения царя Василия Шуйского. Впрочем, в ней были небольшие, но важные нюансы. Так, про короля Сигизмунда III сказано, что он не просто «обманом завладел Московским государством», а «преступя крестное целованье». Самому Михаилу Романову, когда-то стольником целовавшему крест королевичу Владиславу, теперь, принимая русский престол, легче было отказаться от своей прежней присяги, так как раньше аналогичную запись нарушила польско-литовская сторона. Еще одно добавление в речи архиепископа Феодорита – о том, как «полских и литовских людей в Москву ввели обманом», тоже напрямую касалось Михаила Федоровича. Конечно, у многих оставался вопрос о поведении царского стольника и других высших чинов Государева двора и Боярской думы в те годы, когда в столице распоряжались чиновники Речи Посполитой. Поэтому архиепископ Феодорит напоминал, что польско-литовские люди «бояр захватили в Москве силно и иных держали за приставы». Участь пленника миновала стольника Михаила Романова, и напоминание об этом снимало неуместные вопросы о том, кто и где был, когда освобождали Москву.

Речь архиепископа Феодорита сообщает новые сведения о порядке созыва Земского собора и его цели «обрать» царя «кого Бог даст и кого всею землею оберут». Для этого из городов звали «лутчих людей», которые должны были приехать в Москву, «взяв у всяких людей о государском обиранье полные договоры». Далее «из городов власти и выборные лутчие люди к Москве съехалися, и о государском обиранье мыслили многое время», в результате чего было принято решение, «чтоб на Московское государство обрати государя из московских родов». Если в грамотах об избрании Михаила Федоровича говорилось: «…многие соборы у нас были», – то для речи, обращенной к царю, поправили с другим смыслом: «… и о государеве обиранье Бога молили в соборне по многие дни». 21 февраля состоялось решение об избрании «праведного корени блаженные памяти великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии племянника, тебя государя Михаила Федоровича».

Послы Земского собора, приехавшие в Кострому, в своих речах, обращенных к царю, приглашали его приехать в Москву и рассказывали о начавшейся присяге, которую уже приняли «на Москве бояре, и околничие и всяких чинов люди». Послы сообщали также, что «изо многих городов» уже писали о том, что присяга проходит вполне успешно, но это было все-таки преувеличение. Когда 2 марта они выезжали из Москвы, сведения о ходе присяги новому царю в городах просто не успели дойти до столицы. Одно из первых свидетельств было прислано в Москву только 4 марта из Переславля-Рязанского, где воевода Мирон Вельяминов привел к крестному целованью местных дворян и жителей города, а также свияжских детей боярских и несколько тысяч казанских служилых татар, воевавших под его началом против Ивана Заруцкого. Правительство Земского собора во главе с митрополитом Кириллом поспешило отправить известие об этом в Кострому вместе с подлинником грамоты царю Михаилу Федоровичу, но это уже было после отъезда посольства к царю.

Дорога от Москвы до Костромы заняла у послов Земского собора больше десяти дней, и они оказались там «в вечерню» 13 марта. Крестный ход к Михаилу Романову, находившемуся в Ипатьевском монастыре, был назначен на 14 марта. Еще только светало, когда все собрались на костромскую соборную площадь. После молебна в Успенском соборе Костромы участники Земского собора взяли принесенные из Москвы образы московских чудотворцев Петра, Алексея и Ионы, а костромичи вынесли самый чтимый ими чудотворный образ иконы Федоровской Божьей Матери. Процессия двинулась крестным ходом через весь город в Ипатьевский монастырь.

«С третьяго часа дни и до девятого часа неумолчно и неотходно» молили послы и все собравшиеся люди Михаила Романова и инокиню Марфу Ивановну, чтобы они согласились принять царский престол. Отказываясь «с великим гневом и со слезами» от такой участи, будущий царь ждал того же, что и собравшиеся вокруг него – подтверждения своей «богоизбранности». Михаил Романов уже никак не мог следовать собственным желаниям, видя перед собой множество коленопреклоненных людей, но он должен был убедиться, что все происходившее было не обычным человеческим выбором. Позднее, когда царь Михаил Федорович впервые обратится в Москву к Земскому собору и боярам, он напишет об этих решающих часах:

«И мы, для чюдотворных образов пречистыя Богородицы и московских чюдотворцов Петра и Алексея и Ионы, за многим молением и челобитием всего Московского государства всех чинов людей пожаловали, положилися на волю Божию и на вас, и учинилися государем царем и великим князем всеа Русии, на Владимерском и на Московском государстве и на всех великих государствах Росийскаго царствия, и благословение от Феодорита архиепископа Резанского и Муромскаго и ото всего Освященнаго собора и посох приняли. А сделалося то волею Божиею и Московского государства всех вас и всяких чинов людей хотением, а нашего на то произволения и хотения не было» [14, 77].

Костромское посольство исполнило свою миссию и немедленно составило грамоту в Москву, где извещало митрополита Кирилла и весь Земский собор о согласии царя Михаила Федоровича принять царский престол. Грамоту от послов боярина Федора Ивановича Шереметева и архиепископа Феодорита поручили отвезти дворянину Ивану Васильевичу Усову и зарайскому протопопу Дмитрию. В руках этих гонцов на короткое время оказалась не просто грамота, они должны были известить столицу об окончании Смуты.

В Москве целый месяц с 24 февраля, когда было принято решение об отправке посольства в Кострому, и до 24 марта, когда было объявлено об успехе земского посольства, ничего не знали о будущем приезде царя Михаила Федоровича. Совпадение приезда гонцов с навечерием праздника Благовещения было воспринято как еще один важный знак. По словам «Утвержденной грамоты об избрании царя Михаила Федоровича», собравшиеся в тот момент в Успенском соборе в Московском кремле, «руце на небо воздев», вознесли благодарную молитву, «яко едиными усты».

Венчание на царство Михаила Романова

Оставалось дождаться приезда в столицу избранного на Соборе царя Михаила Романова. Сделать это новому самодержцу было непросто по прозаической причине весенней распутицы. Поэтому ожидание царя растянулось еще на полтора месяца. Сначала было решено перевезти юного царя Михаила Федоровича в Ярославль, куда царский поезд выехал из Костромы уже 19 марта. Две последние недели Великого поста царь Михаил Федорович провел в стенах Ярославского Спасского монастыря, под защитой более укрепленного и населенного посада, в городе, где формировался «Совет всей земли», избравший нового царя. 4 апреля царь Михаил Федорович праздновал в Ярославле Пасху, после которой состоялся поход к столице.

Дальнейшее уже хорошо известно из сохранившейся переписки Боярской думы с царем Михаилом Федоровичем о подготовке царской встречи. Вспомним внешнюю хронологическую канву событий: в самой середине апреля царский поезд двинулся в Москву, провожаемый жителями города и начинавшими съезжаться отовсюду челобитчиками. 17–18 апреля царь Михаил Федорович останавливался в Ростове, 22–23 апреля «стан» был в Переславле-Залес-ском, а 26 апреля нового царя встречали в Троице-Сергиевом монастыре. Троицкая остановка была самой важной перед торжественным вступлением царя Михаила Федоровича в Москву, состоявшимся 2 мая 1613 г.

События, происходившие в Московском государстве, показывали, что Смута не завершилась окончательно. Между Думой и окружением царя Михаила Федоровича оставалась напряженность и возникали споры, хотя они и были глубоко скрыты за этикетными фразами царских грамот и отписок Боярской думы. Находясь на пути в Москву, царь Михаил Федорович внимательно следил за тем, как воюют с Иваном Заруцким в рязанских и тульских землях. А глава нового правительства боярин князь Федор Иванович Мстиславский торопился обнадежить нового самодержца вестями об успехах войска, преследовавшего казачьего атамана и удерживаемых им Марину Мнишек с «царевичем» Иваном Дмитриевичем – претендентом на русский престол.