День после ночи

– Это и вправду ты?!

Волосы Зоры были собраны в элегантный узел, открывавший высокие круглые скулы. Ее карие глаза теперь, когда под ними исчезли темные круги, стертые хорошим сном, сияли, как оникс.

– Глупо выгляжу, знаю, – сказала Зора. – Но эта девица затащила меня к себе в комнату и отказалась выпускать, пока... ну, в общем, вот это. – Она помахала руками вокруг головы, будто отгоняла комаров.

– Выглядишь шикарно! – восхитилась Теди.

Они с Леони только что вошли в столовую.

– Не говори ерунды, – проворчала Зора.

– Господи, да ты в зеркало смотрелась? – воскликнула Леони. – Не знаю, кто выбирал эту блузку, но этот человек истинный гений. Теперь ты должна носить только этот цвет.

Эсфирь, увидев Зору, восторженно взвизгнула.

– Я знала! Я знала! – кричала4 она.

Когда они принялись за еду, Шендл спросила:

– Вы хорошо спали?

Эсфирь ответила, изо всех сил стараясь отчетливо произносить еврейские слова:

– Не помню, когда я в последний раз так хорошо высыпалась.

– И я тоже, – кивнула Зора. – Лучше не бывало.

– Да, – согласились остальные и принялись за хлеб и салат, чтобы избежать разговоров о том, что принесет день.

В столовую вошел невысокий жилистый человек, помахал над головой газетой.

– Зелигман! – послышались со всех сторон возгласы. – Что пишут?

– Мы на первой полосе «Палестин пост», так что теперь все знают, что у нас тут приключилось! – объявил он. – А вот, друзья мои, что сообщает «Ха-Арец» ^[14]. «Двести восемь заключенных были освобождены из Атлита с применением силы».

Грянули аплодисменты. Зелигман, председатель кибуца, которого редко видели без планшета, выждал, пока все успокоятся.

– «В среду около полуночи беженцы, содержавшиеся в лагере Атлит, бежали при содействии сил еврейского поселения. На тот момент в лагере находились 182 иммигранта, прошедшие ужасы концентрационных лагерей. Кроме того, там было 37 беженцев из Ирака и Сирии, ждущих депортации, что привело к высокой напряженности в лагере... Женщина-христианка была связана и скончалась от удушья...»

Зора покосилась на Леони, Теди и Шендл, которые сосредоточенно изучали содержимое тарелок.

– «...К утру многочисленные полицейские войска окружили кибуцы Бейт-Орен и Ягур. Когда новости достигли Хайфы, толпы рабочих и молодежи, оставив работу и школы, бросились на помощь осажденным фермерам. Тысячи людей возвратились в Хайфу с горы Кармель».

– Тысячи? – возмутился кто-то. – Здесь было от силы пара сотен. Ну и горазды врать эти писаки!

– «...Толпа в четыре тысячи человек собралась на улице Ге-Халуц. Звучали пламенные речи. В них подчеркивалось, что рабочие Эрец-Исраэль готовы к борьбе с любым декретом, направленным против иммиграции... Все фракции выразили свои соболезнования в связи с потерями, понесенными полицией. Был убит британский инспектор Гордон Хилл, двадцати двух лет, родом из Аведона, со степенью магистра права Абер– динского университета. Прежде чем присоединиться к полиции Британского мандата, он посещал полицейские курсы».

– Гордон? – прошептала Теди на ухо Шендл. – Не тот ли это молоденький сержант из Атлита, что работал в приемной начальника лагеря? Блондин, который на иврите говорил?

– Не знаю.

После того как люди разошлись по своим рабочим местам, Леони придвинулась поближе к остальным подругам и прошептала:

– Они преподнесли это так, будто ее смерть – несчастный случай.

– Значит, так тому и быть, – сказала Теди. – Ты заметила, что они не назвали никаких имен? Все уже забыто.

Зора пожала плечами:

– А я вообще не понимаю, о чем вы.

К их столику подошел Зелигман.

– Кто из вас будет Шендл Ашкенази?

Шендл подняла руку.

– Ты знаешь кого-нибудь по фамилии Бессер?

– Я знала Шмули Бессера, – ответила она, в голове тотчас вспыхнула картинка: Шмули весело ухмыляется в объектив. – Но он погиб.

– Это тебе от Иезекиля Груббера.

Зелигман протянул конверт.

Шендл взяла письмо, которое явно вскрывали, а потом кое-как заклеили снова, достала листок.

– От двоюродного брата Шмули, – пробормотала она. – Зовет к себе в кибуц Алоним. Это далеко?

– Нет, рядом. И в двух шагах от Хайфы. У меня там много друзей. Завтра они кого-нибудь за тобой пришлют.

– А с моими подругами что решили? – спросила Шендл.

– Как звать?

– Дубински, – сказала Леони.

– Дубински, Леони. Отправишься в кибуц Далия.

– Это ведь тоже здесь, недалеко, у Хайфы, да?

– Откуда ты знаешь? – изумилась Теди.

– По-моему, там живет дядя Алицы. Интересно, не приложила ли она к этому руку? Это возможно, господин Зелигман? Я работала в больнице с госпожой Гилад. Медсестра Алица Гилад.

– Я понятия не имею, как вас распределяли.

– А что со мной? – спросила Теди. – Моя фамилия Пасторе.

– Ты поедешь в кибуц Негба. Это на самом юге. Поторопись со сборами. Скоро за тобой приедут. Вам, скорее всего, придется остановиться где-нибудь на ночь. Если повезет – в Тель-Авиве.

– Негба, – повторила Теди, привыкая к названию своего нового дома.

– А нет письма для Вайц? – с напускным равнодушием спросила Зора.

– Ты Зора Вайц? Писем нет. – Зелигман снова уткнулся в список. – Но ты поедешь в кибуц Ма'Барот. По-румынски, надеюсь, говоришь?

– А что?

– Да там одни румыны. И все немного того. – Он покрутил пальцем у виска.

– А Эсфирь Залински? Она моя родственница. И ее сын Якоб? Его фамилия тоже Залински.

Он пробежал пальцем по списку.

– Кибуц Элон.

– Это где? – спросила Зора.

– На севере. Там живут в основном поляки, так что родственница твоя будет там как дома. Можешь ее обрадовать. Теди Пасторе уезжает сегодня, а остальным придется подождать до завтра. Наслаждайтесь нашим кибуцем. Хорошего дня.

Зора повернулась к Шендл:

– Это катастрофа. Эсфирь совсем не умеет врать. Как только она рот откроет, все поймут, что она крестьянка. Эти въедливые поляки вмиг ее на чистую воду выведут. Ты должна что-то придумать. Нужно сделать так, чтобы мы с ней поехали в одно место.

– Да что я могу? Ничего.

– Еще как можешь! – возразила Зора. – Расскажи им, чем ты занималась во время войны. Они тут же со страху напустят в штаны и сделают все, что ты скажешь.

– Вряд ли, – помотала головой Шендл. – Суть кибуца в том, что здесь все равны.