День разгорается
Шрифт:
Юнкера хмуро глядели сквозь решетку. У отступающих был вид победителей. Они весело пели. Над их головами колыхался красный флаг.
По предприятиям, на фабричках и заводах города заговорили о совете рабочих депутатов.
Из Питера, наконец, пришли первые номера «Известий». Со свежих листов небывалой газеты повеяло новым и бодрящим. В подпольной типографии часть статей и воззваний «Известий» были перепечатаны отдельным изданием. Отдельное же издание листовки, разъясняющей значение и цели советов рабочих и солдатских депутатов, было напечатано в типографии «Восточных Вестей». Там этим делом занялся Трофимов и там рабочие первые выбрали своих депутатов. Сразу же
Емельянов попал в совет в качестве представителя партии. Потапова выбрали рабочие электрической станции. Павел в совете не оказался. Это его огорчило и обидело. Он полагал, что партия могла бы послать его вместо Емельянова. «У меня больше теоретической подготовки», — раздраженно думал Павел, — «Да и грамотность Емельянова сомнительна...» О своих огорчениях и обидах Павел никому не говорил, но к совету относился с легкой издевкой.
— Совет!.. — язвительно говорил он в кругу близких партийцев. — Одно слово, что пролетарская, рабочая организация! Собрались, организовались, наговорили много сильных слов, и больше ничего!..
— А ты чего хотел? — спрашивали у него.
— Действия! Самого активного действия!.. Смять остатки полиции! К чорту и почистить жандармов!.. Всю нечесть вымести!.. Если по-настоящему взяться за дело, так ведь сила-то у нас!..
Совет рабочих депутатов действовал нерешительно. Товарищи понимали, что какая-то доля правды в брюзжании и упреках Павла была. Но вместе с тем они чувствовали, что Павел брюзжит напрасно, что сразу теперешний состав совета раскачать на решительные активные действия трудно. Железнодорожники послали в совет осторожных и нерешительных депутатов. Почтовики тоже от них не отстали. Потом в совет просочились представители общества приказчиков, фармацевты, еще каких-то вовсе не рабочих организаций и союзов. Надо было завоевать настроения в таком совете исподволь и осторожно.
Когда начались волнения в казармах и генерал Синицын отказался удовлетворить требования солдат и засел в своем штабе под охраной юнкеров и пушек, в ротах и батальонах начались выборы солдатских депутатов.
Первое заседание совета рабочих и солдатских депутатов произошло как раз в тот день, когда солдаты ходили к генералу Синицыну и соединились там с казаками. На этом заседании Сергей Иванович, снова в солдатской шинели и снова плохоотличимый от многих запасных, сидел в президиуме. И когда дошла очередь ему говорить, председатель сообщил:
— Слово даю товарищу Бодрову!
Солдаты после выступления Сергея Ивановича восторженно говорили:
— Ишь, ловок-то как говорить! Как по книге читает!..
— Мозги у человека на правильном месте... Не то, что темнота какая-нибудь!..
— Научно у него все и ясно, как стеклышко!.. Все поймешь!
Кто-то сомневался, солдат ли Бодров. Но эти сомнения не спугивали хорошего настроения и благодарности, которую слушатели питали к Сергею Ивановичу.
— А хоть бы и так, что значит вольный он, так какая в этом беда?!
— Правильные слова человек говорит! А что он солдат ли или вольный, это делу некасаемо!..
Емельянов и Потапов ходили среди солдат, слушали их толки, удовлетворенно посмеивались и вступали в разговор.
Когда речь Сергея Ивановича показалась части депутатов слишком решительной и опасной, в углу зала наскоро состоялось совещание и очередной оратор пылко и сбивчиво заявил:
— Вот тут под видом солдата выступал представитель эсдеков...
— Это провокация! — перебил оратора Потапов. — Форменная провокация!..
Вслед за Потаповым стали кричать и другие. На мгновенье в помещении стало шумно. Оратор, нервно заглядывая в бумажку, старался перекричать
шум:— Я хочу сказать...
— Ладно, не разоряйся!.. Сматывайся!
— Долой!..
— Я хочу сказать, — стараясь перекричать нарастающий шум, надрывался оратор. — Дайте мне досказать!..
— Долой!.. Пусть скажет!.. Не надо!.. Дайте ему сказать!..
— Хочу сказать, что товарищ, названный Бодровым, сам не солдат и потому не может понимать настоящих нужд и требований...
Сергей Иванович, прислушивавшийся к перепалке с лукавыми искорками в глазах, поднялся за столом и замахал рукой.
— Товарищи! — закричал он. — Не мешайте этому товарищу говорить! Только потребуйте, чтобы он доказал, что я выступал неправильно!.. А что касается того, что я социал-демократ, то какой же в этом секрет? Вы меня уже не раз слушали, и я никогда не скрывал, что выступаю и говорю от имени российской социал-демократической рабочей партии и что я большевик!..
Притихший зал одобрительно слушал Сергея Ивановича. Его прямое заявление о том, кто он такой, пришлось собравшимся очень по душе и они бурно захлопали ему. Противник Сергея Ивановича смущенно мял бумажку в руках и перегибался со сцены к кому-то из своих товарищей, горячо и сердито ему что-то наговаривающему...
После закрытия собрания Сергей Иванович вышел на улицу вместе с Потаповым и Емельяновым.
— Народ-то в совете довольно серый! — заметил Потапов.
— Ничего, — ответил Сергей Иванович, — образуется... Когда до настоящего дела дойдет, останутся твердые пролетарии, а шушера и случайные отсеются...
У Вячеслава Францевича в самом начале солдатских волнений вышло неприятное столкновение с Чепурным. Адвокат увлекся обывательскими настроениями и развязно стал предсказывать хаос и анархию.
— Мы не умеем совершать революцию, — поучал он, сам любуясь своими словами, — у нас все должно выйти по-рассейски: с хамством, грубо и неприлично... В Европе и у просвещенных европейцев — революционный переворот, а у нас бунт, свалка! Бессмысленное кровопускание!
Вячеслава Францевича такие рассуждения взорвали. В нем проснулись старые взгляды и традиции народовольца и он возмутился:
— Всякий переворот сопровождается насилием! Наш народ, по-моему, еще продолжает проявлять обычное добродушие... Я не понимаю вашей точки зрения! Так могут рассуждать только реакционеры!
При разговоре были посторонние. Чепурной вспыхнул и ядовито ответил:
— Не все, во-первых, могут быть такими крайними левыми, как вы, уважаемый Вячеслав Францевич. А, во-вторых, то, что вы называете реакционными взглядами, есть ни что иное, как здравое и трезвое представление о фактах и поступках...
Они наговорили друг другу еще много неприятных вещей и расстались почти врагами. После этого Вячеслав Францевич стал избегать показываться в общественном собрании в обычной клубной обстановке. Оттолкнуло его от общественного собрания и то, что заправилы клуба, старшины собрания, умышленно оттягивали обсуждение внесенного некоторыми, в том числе и Скудельским, предложения об изгнании из клуба чинов полиции и жандармерии. Вообще Вячеслав Францевич за последнее время заметил, что обычные завсегдатаи клуба, державшиеся раньше дружной компанией, стали теперь разделяться на группки и кружки, вступавшие между собою в жестокие пререкания и споры. Неожиданно стал выдвигаться, смелеть и уверенно разглагольствовать в своей компании Суконников-младший. Он путанно, видимо с чужих слов, говорил о порядке, о русской идее, об исконних устоях. И его теперь трудно было высмеять, потому, что сразу у него находились горячие защитники. И он порою туманно намекал на какие-то мероприятия, которые вот в скором времени употребят благомыслящие люди для того, чтобы покончить со смутой.