День разгорается

Гайдук, по несколько раз в день переодеваясь в разное платье, шнырял всюду, где скапливался народ, и смотрел, и слушал.

57

На город обрушилась колючая стужа. Она пришла из глухих и темных недр тайги, сползла с голых сопок, поплыла из глубоких заснеженных долин. Пушистый, филигранный куржав облепил телеграфные и телефонные провода. Седая изморозь осела на заборах, на карнизах домов, на кровлях.

Бронислав Семенович долго отдувался и отряхивался в прихожей. Гликерья Степановна запахивала пестрый капот и покачивала головой:

— Замерзли?

— Понимаете, тридцать пять. Я не посмотрел и сунулся без шарфа. Очень холодно...

— А мой Андрей Федорыч убежал на-легке. Никогда не послушается.

Натансон прошел в комнату, зябко потирая руки. Гликерья Степановна усадила его на диван.

— Посидите, я сейчас чай приготовлю. Согреетесь.

Чай был быстро вскипячен. Хлопоча за самоваром, хозяйка расспрашивала гостя о делах, о здоровье, о новостях.

— Здоровье у меня как будто теперь в порядке. Все, видимо прошло благополучно. А дела по-старому. Вот учеников почти совсем нет. Не до музыки, говорят, в такое время...

Гликерья Степановна подула на чай, отпила маленький глоток и отставила чашку.

— А как поживает ваша новая знакомая, та интересная девушка Галя? — с грубоватым лукавством спросила она.

Бронислав Семенович покраснел. Стакан, поставленный им неловко на блюдце, покачнулся и чай плеснулся на скатерть.

— Видаетесь? — беспощадно продолжала допытываться хозяйка.

— Редко, — выдавил из себя Натансон.

— Почему же? — удивилась Гликерья Степановна, широко улыбаясь. — Мне показалось, что она очень интересуется вами, Бронислав Семеныч. Я подметила в больнице...

— Ах, что вы!? — огорчился Натансон и отодвинулся от стола. — Что вы, Гликерья Степановна? Она такая... молодая, светлая... Вообще разве может быть разговор о таком?.. Не понимаю!..

Гликерья Степановна следила за смущением Натансона смеющимися глазами. Ей было интересно и забавно помучить скромного и застенчивого Бронислава Семеныча, который слыл среди своих знакомых самым робким и трусливым при женщинах холостяком.

— Ладно, ладно! Чего уж тут скромничать? И она вами интересуется, да и вы, ой как, врезались в барышню! Я ведь вижу! Все вижу, Бронислав Семеныч!..

Натансон впал даже в отчаянье от смущенья. Он весь горел румянцем стыда и ерзал на месте. Но в передней звякнул замок, раздался топот, послышалось, как кто-то снимает галоши. Гликерья Степановна подняла голову и властно крикнула:

— Ты, Андрей Федорыч?

— Я! — отозвался тот и торопливо вошел в комнату. — Ух, холодина какой! — сообщил он как редкую новость. — Тридцать шесть, у аптеки посмотрел... Здравствуйте, Бронислав Семеныч!

Натансон обрадованно поздоровался с хозяином: Андрей Федорыч пришел для него очень кстати.

Андрей Федорыч был чем-то взволнован. Он присел к столу, схватил застывшими пальцами налитый женою стакан чаю и, обжигаясь горячим чаем, торопливо сообщил:

— В городе надо ждать крупных событий!..

— Каких это еще? — недоверчиво спросила Гликерья Степановна.

— Очень серьезных, Гликерья Степановна! — убежденно повторил Андрей Федорыч. — Совет депутатов вооружил рабочих, ждут прибытия каких-то верноподданных солдат. Губернатор и начальник гарнизона...

— Все пустяки! — прервала Гликерья Степановна. — Где это ты, Андрей Федорыч, батюшка, услышал, кто тебе насказал?

Андрей Федорыч скривился от обиды и зачмокал:

— Ну, ну, вот ты всегда так, Гликерья Степановна! Опровергаешь, а у меня самые верные сведения. Мне Воробьева Галочка сказала...

Бронислав Семенович вздрогнул и зачем-то расстегнул и снова застегнул пиджак.

— Мне Галочка Воробьева сказала... — продолжал Андрей Федорыч. — А она в курсе. Понимаешь, она очень близко в этих делах принимает участие. Я уж пробирал ее, журил, но ничего поделать не мог... Она торопилась и успела только рассказать о солдатах... Теперь запасные ушли, а оставшиеся колеблются. Зато у рабочих очень боевой дух. Вооружены и все такое... Над военным положением смеются и собираются полный переворот совершить... Понимаешь, предстоят очень важные события!..

— Ты льешь на скатерть! — хозяйственно оборвала Гликерья Степановна мужа.

— Ах, да, да! — смутился Андрей Федорыч. — Прости... Так вот я и говорю... Надо будет, Гликерья Степановна, закупить что надо... Из провизии там, чаю, варенья... Знаешь, опять может случиться, что магазины закроют...

— Скажите! о чем беспокоится!

— Да я, чтоб тебе неудобства не было...

— Не беспокойся!.. — язвительно заметила Гликерья Степановна. — Обо мне не беспокойся!

Бронислав Семенович нервно ерзал на стуле и покашливал. Ему было неловко, что Гликерья Степановна так обрывает этого расчудеснейшего добряка Андрея Федорыча, и кроме того его подмывало порасспросить о Гале, а расспрашивать нельзя было, потому что тогда Гликерья Степановна снова начнет трунить над ним и смущать его. Но и тут опять выручил Андрей Федорыч.

— Галочка Воробьева, — после некоторого молчания заговорил Андрей Федорыч, — очень изменилась. Понимаешь, Гликерья Степановна, этак возмужала, совсем взрослой выглядит. И лицо беспокойное. Горят они, теперешние молодые люди, прямо пламенем горят!..

Дряблые щеки Гликерьи Степановны задрожали. Она отодвинула посуду, поставила толстые обнаженные локти на стол и сцепила пухлые пальцы. Ее глаза потемнели.

— Горят? — глухо повторила она. — А чего же им не гореть? У них забот никаких и никаких обязанностей!.. Можно и гореть...

— Вы несправедливы, Гликерья Степановна, — кашлянул Бронислав Семеныч.

Гликерья резко обернулась к нему, хотела сказать что-то, но промолчала и вдруг жалко улыбнулась.

— Может быть, — пробормотала она, — может быть...

Андрей Федорыч с испуганным изумлением поглядел на жену. Что это с ней? Откуда этот непривычный порыв и эта странная улыбка?

— Я знаю! — быстро оправившись, обычным решительным тоном продолжала Гликерья Степановна. — Знаю, что молодежь нынче очень хорошая. И правда, что они горят!.. И мне их жалко, а иной раз и завидно... Почему, — неожиданно обратилась она к мужу, — скажи, почему это мы с тобой почти целую жизнь прожили, а никогда не горели на каком-нибудь общем деле? А?

— Гликерья Степановна, матушка... — забормотал Андрей Федорыч. — Да ведь так обстоятельства складывались... Жизнь...

— Ах! — безнадежно махнула рукой Гликерья Степановна. — Оставь! Обстоятельства! Жизнь! Пустые отговорки! Ерунда!..

Андрей Федорыч сжался и сидел как пришибленный. Бронислав Семенович растерянно крутил на блюдце недопитый стакан чаю.

— Давайте! — протянула руку к нему Гликерья Степановна. — Ну, давайте налью горячего!.. Вы не обращайте на меня внимания...