День свершений

Входит Ян — насупленный, бледный, глаза, как две колючки. И что-то шепчет сквозь зубы — ругается, что ли? Увидел меня, подходит.

— Что они, совсем озверели? В безоружных!.. — выкрикивает. А у самого губы трясутся, кулаки стиснуты.

Что тут скажешь?.. Пожал я плечами, вздохнул.

— Ладно, — говорю мрачно. — Идти надо… Монахи без нас своих отпоют…

Смотрит он на меня глазами круглыми, будто не слышит. Потом вроде что-то в них блеснуло — дошло.

— Послушай, — вдруг говорит тихо, — отсюда есть другой выход?

Я головой покачал, у самого душа в пятки: что еще?

— Понимаешь, какое дело, — продолжает, морщась, — геликоптер-то на перевале сел… Я проследил. Хорошо бы нам другой путь поискать.

Все у меня внутри обмякло, сел, где стоял, винтовку коленями стиснул. Ну вот и добегались! На Седловине один человек с пулеметом армию удержит, не то что нас!

Понял я, что хана нам — и вроде полегчало. Конец так конец, от воли богов, как говорится, не уйдешь…

СЕДЛОВИНА

Ночь была на исходе, оставался час темноты, может, чуть больше. Стэн хорошо чувствовал время — никаких часов не надо. Перед рассветом в горах всегда так: тьма будто сгущалась, давила на грудь — даже дышать трудно… Впрочем, здесь — на перевале — всегда не хватало воздуха.

Стэн нацепил очки и невольно зажмурился. Мир вспыхнул призрачным сиреневым светом, будто в горах, на всех вершинах одновременно, зажглись миллимы гигантских факелов. И опять он затаил дыхание: чудо есть чудо.

Он лежал прямо в пушистом снегу, зарывшись в сугроб чуть не по самые брови. Вокруг было светло, как днем. Просматривалась каждая трещина в скалах, каждый камешек. Четко, ясно, словно глаза стали еще зорче — лучше, чем днем!

Слева, за близким перевалом, плавной умопомрачительной дугой нависал заснеженный массив Армагеддона. Вершина, обычно скрытая туманной дымкой сферы, блистала лиловым девственным снегом. Оттуда, пронзая Зенит, бил тонкий, с волосок, световой луч — Священная ось мира. Правее вздыбилась четкая, словно нарисованная цепочка дальних вершин; за ними лежала Проклятая долина — страшное место, откуда никто не возвращалсА. А впереди, всего лишь в сотне шагов, в неглубокой заснеженной ложбине горбился темный силуэт геликоптера — провисшие винты почти касались снега. Даже пулемет виден в приоткрытом люке дулом на тропу…

Да, они все-таки пошли наверх. Арифметика проста: сзади сотня гвардейцев при полном вооружении — верная смерть; впереди — экипаж воздушной машины, человек пять-шесть Правда, у них пулемет и отличная позиция — тоже верная смерть. Но все же: сто или пять?! Конечно, днем бы они не прошли, тропа из ущелья просматривалась вдоль и поперек, их перестрляли бы еще на дальних подступах. А вот ночью — совсем другое дело. Ночью в горах никто не ходит, и, стало быть, их здесь не ждут.

Стэн осторожно потрогал очки — надежно ли сидят? — не дай бог потерять! Бруно выудил из своего рюкзака эти штуковины на тропе, когда их тьма накрыла. Стэну тогда даже не по себе стало. С виду — очки как очки, легкие, в металлической оправе, неказистые. А нацепишь всесильные боги! — ночи как не бывало!.. Очки ночного видения, вот как они назывались. Конечно, здесь, в Призенитье, никто о таких и не слышал. Простой бинокль — и тот редкость!

И одежонка подходящая у них нашлась — вроде чехлов с капюшонами. Материя на ощупь совсем тонкая, на рыбьем меху, а влезешь туда, молнию — взык, капюшон на голову, и как в печке! Красота… Комб называется.

Стэн погладил рукав, вздохнул. Странный материал, скользкий, будто жиром смазан, а не пачкает. Лежишь в снегу — и хоть бы что, словно на травке летом. Да-а, экипировочка у них что надо, любой позавидует. Вот бы такую — насовсем!

Чуть скрипнув снегом, подполз Бруно, залег рядом.

— Ну? — негромко спросил Стэн.

— Спят, — сказал Бруно. — В палатке, вон за тем выступом… Четверо. Пятый — в машине, Зацепил ты его тогда.

Стэн непроизвольно погладил винтовку: ага, зацепил!..

— Так чего ждем? — возбужденно воскликнул Ян, всматриваясь вдаль. — Вперед!

Они с Лотой залегли по левую руку от Стана А все время о чем-то шептались. Стэн досадливо отмахнулся, повернулся к Бруно.

— Не знаешь, где у него горючка? — испросил, кивая на машину.

— Внутри, в баках, — ответил Бруно. — Зачем тебе?

— А затем, — назидательно сказал Стэн, — что прорваться, может, и прорвемся, но утром они нас в минуту-догонят и сверху — как баранов. Ясно? Сжечь ее надо к чертям собачьим!

— Зачем сжигать?! — вскинулся Ян — Не надо сжигать! Хорошая машина, летает. Самим пригодится!

Глянул на Стэна весело, подмигнул. Дурак зеленый, выругался Стэн про себя, нашел время шутки шутить!

— Так, может, сам и поведешь? — бросил с усмешкой.

Ян пожал плечами.

— А что, могу и я!

— Нет уж! — вдруг подала голос Лота. — Пусть лучше Бруно, с ним надежней! А с тобой я налеталась — хватит!

— Тоже вспомнила! — рассмеялся Ян. — Это ж когда было?!

У Стэна сперло дыхание: чокнулись они, что ли?!

— Вы что, ребята, серьезно?

Тройка переглянулась, Ян подался ближе, заглянул Стэну в лицо.

— Ты, главное, не дрейфь! — заговорил убежденно. — Мы с Бруно эти машины наизусть знаем. Чего нам по снегу топать? Полетим, как люди!..

Стэн почувствовал, что у него ум за разум заходит. Черная сфера, они же на полном серьезе! Действительно собрались по воздуху… Ведь гробанемся же! Это ж сколько учиться надо, чтоб такие машины водить?! Темно, скалы кругом, пропасти — костей не соберешь! Обалдели, совсем обалдели!

— Значит, так, — решительно произнес Бруно. — Я беру на себя машину, а вы — палатку! Подержите их там, пока не запущу двигатель. Понятно?.. Вперед!

И не дав Стэну опомниться, скользнул вниз, в ложбину — тихо, как ящерица.

— И-эх! — удало воскликнул Ян, вскакивая. — Где наша не пропадала?! Айда!

Кубарем покатился вниз по склону, увлекая за собой рыхлый снег будто на игрищах. Следом заскользила Лота, обернулась, призывно махнула рукой. «Мать всех богов, — прошептал Стэн, вставая, — спаси и помилуй!..»

Брезентовые бока палатки облепил иней; было тихо, пилоты, похоже, дрыхнули без задних ног. На утоптанном снегу — пустые консервные банки, окурки. Ничего живут пилоты, невольно отметил Стэн, позавидуешь!.. Бруно уже скрылся в люке, оттуда не доносилось ни звука.

Стэн замер напротив палаточной щели, у растяжек. С другой стороны застыла невысокая плотная фигура Яна. Он помахал рукой — мол, все в порядке, приготовься. Бешено колотилось сердце. Лота, постояв рядом, тихо шагнула к машине. Вдруг там что-то звякнуло, донесся сдавленный вопль — короткий, задушенный. Стэн напрягся, покрепче перехватил приклад. В палатке завозились, кто-то закашлял.