День Святого Валентина

– Я думал, ей было запрещено возвращаться на Эраклион после той истории с приворотным зельем, – поспешно вставил Хелиа, явно стараясь предотвратить уже готовый начаться обмен эмоциональными мнениями.

– Вот и я так наивно думал – поэтому сам к этому вопросу решил не возвращаться, но родители, как выяснилось, сочли все не то малозначимым недоразумением, не то вообще моей же очередной блажью!

– Прости… ну, я серьезно… то есть, ты что, всерьез боишься эту фифу? – Ривен попытался прочистить горло, постучав себя костяшками пальцев по ключице. Но восстановить дыхание не удалось, а расхохотаться прямо в лицо… нет, в скорбный прямо-таки великомученический лик, который состроил Его Величество – все же было немного бестактно.

– Принцесса здесь как официальный представитель дружественной державы! – деревянным тоном откликнулся блондин. – Только международного скандала в начале правления мне для совсем уж полного счастья недостает!

– Скай, я тебя умоляю! Если у Джемелла был резон для такого скандала, повод ты предоставил гораздо, гораздо раньше. Очевидно же, что они не меньше, если не больше вас заинтересованы в том, чтобы держава так и оставалась дружественной – хотя бы на уровне официоза. Чего тебе опасаться, у них даже армии толковой никогда не было! Коль скоро после всех твоих прошлых выходок джемеллийцы стараются держать хорошую мину, они готовы утереться от чего угодно – не делай вид, что сам этого не понимаешь!

– Утереться? – слегка нахмурившись, переспросил Скай. – И что значит «после моих прошлых выходок», не изволишь ли уточнить?

Неожиданно официальный тон выдал куда большее раздражение, чем если бы молодой король в запале обозвал Ривена хамом и циником. Дипломированный шпион прищурился, сразу уловив этот холодок в словах, но еще не решив, как на это реагировать.

– Что в моих словах прозвучало непонятно?

– Надеюсь, что я понял что-то неправильно. Потому что иначе выходит, ты только что сказал, будто я могу чувствовать себя безнаказанным, оскорбляя девушку, пока это позволяет военное преимущество королевства. Из-за низких урожаев в их родном мире король Мельхиор вынужден закупать у нас продукцию по расценкам, которые даже щедрый человек назвал бы грабительскими, но выбора у них, собственно говоря, нет. Разумеется, они заинтересованы… Они и на брачном альянсе так настаивали именно по этой причине. Правда, несмотря на это, мы как-то оказались должны им астрономическую сумму, но это так, мелочи жизни.

– И твои родители рассчитывали, что ты того… – прижав к губам кулак, невинно поинтересовался Ривен. – Натурой расплачиваться будешь?

– Сам ты – того! – уже нормальным своим голосом огрызнулся Скай, а Брендон подскочил с явным намерением наградить Ривена душевной затрещиной, но тот успел увернуться, продолжая мучительную борьбу с полупридушенным хохотом. – Разговоры о том, что Эраклион не способен отвечать по своим обязательствам, да еще в столь ценимой тобой хамской манере, мне тоже даром не нужны!

– А как насчет разговоров о том, что новый король Эраклиона – тряпка, позволяющая всем, кому вздумается и как вздумается себя трепать и навязывать свои правила игры? Так тебе больше нравится?!

– Я не собираюсь отступать от своих решений и убеждений. Просто при этом хотелось бы по возможности сохранять с людьми нормальные отношения, только и всего! Не понимаю, зачем Мельхиору потребовалось все усложнять и чего добивается матушка…

Ривен снова хмыкнул, хотя забавной ситуация казаться уже перестала. Ну да, наверное, в идеальном мире два подобных ингредиента можно было бы объединить! Чьи-то интересы в любом случае пострадают.

– Поделился бы с тобой парочкой способов относительно безболезненно отвадить девушку, только, боюсь, на данной стадии уже поздно пить боржом, – попытался шутливо приободрить друга Брендон.

– Видел я твою «виртуозную тактику» – в Подземелье с царевной Аментией!

– Ну почему единственное исключение все непременно запоминают и воспринимают, как показатель?

– Да перестаньте вы оба, наконец, молоть околесицу! Мельхиор ничего не усложнял. Напротив, поступил вполне логично: если его сестра с одиннадцати лет жила на Эраклионе, причем – фактически уже на правах члена королевской семьи, то она лучше всех в их аристократии разбирается во всех тонкостях этого двора. А до ее чувств ему не больше дела, чем до твоих. Не удивлюсь, если и ей самой тоже. Сам ведь говоришь, принцесса здесь как представитель своей державы. Заверяющей в своей дружбе державы! С какой стати относиться к ней в этом качестве иначе, чем к любому другому послу?

Исподлобья Ривен посмотрел на Ская. Что же, истерить блондин уже перестал, даже, кажется, находится на грани того, чтобы к словам умного человека прислушаться. Не чувствует же он себя виноватым, в конце-то концов! После истории с зельем – это уже был бы полный абсурд. Но «светлый рыцарь» такой… так хочет в глазах всех и каждого быть безупречным и благородным – в том числе и в глазах людей, которые меньше всего заслуживают церемониальных раскланиваний. До знакомства со Скаем Ривен над такой жизненной позицией только посмеялся бы, но… как ни парадоксально, порой это действительно имело смысл. Возможно, поэтому пришибленному своим благоро-одством блондину в Школе Героев досталась специализация стратега и, по сути, лидера, а ему самому куда более приземленная – шпиона и диверсанта. Тогда, на втором курсе, хоть происхождение принца еще было тайной, это очень хотелось списать на блат и патронаж.

– Просто учти, что не все судят о жизни так, как ты сам. Ну и… советую проследить за тем, кто на этот раз будет заказывать напитки! Могу я потом, если вдруг твое поведение будет выглядеть подозрительно, в профилактических целях тебя вырубить? Так, на всякий случай? В случае ложной тревоги я даже согласен потом принести свои извинения!

Если молодой правитель и почувствовал в какой-то момент благодарность к язвительному приятелю, то к окончанию этой замечательной речи теплые чувства значительно поумерились. Совсем чувство юмора блондину отшибло со всей этой международной политикой.

– Ну и гад же ты все-таки! Я тебя сейчас самого – в профилактических целях…

Намечающуюся полушутливую, разрядки ради, разборку, на корню пресекло стремительное появление перепуганного слуги, передавшему Скаю требование его немедленного монаршего присутствия. Что-то в голосе и лице человека сразу отмело версию очередного «невероятно срочного дела» от мающихся ерундой придворных, так что король даже не стал демонстрировать досады от прерванного перерыва, без слов почувствовав действительную серьезность.

– Прошу меня простить, – словно не совсем осознавая, к кому обращается, пробормотал Скай друзьям и вышел вслед за перепуганным слугой, лишь на пороге замерев и обернувшись, чтобы жестом остановить подскочившего было следом Брендона. Тот разочарованно уселся обратно. Остальные переглянулись.

У Ривена были не то, чтобы предчувствия, а совершенно осознанные соображения на этот счет, однако нагнетать обстановку еще сильнее и высказывать их он не стал. Иногда не так уж плохо оказывается ошибиться. Особенно когда природная интуиция словно специально нацелена исключительно на плохое. С одной стороны, позволяет быть готовым к опасностям и трудностям, с другой… завидуешь иногда людям, умеющим больше внимания обращать и на хорошее – что в окружающем мире, что в самом себе.

Вот что, кстати, интересно. Скай и Брендон столь явно акцентируются на внешнем. Оба из тех людей, которым не все равно, что скажет или даже подумает «княгиня Марья Алексевна», большинство их слов и поступков ориентированы именно на то, как это будет выглядеть и восприниматься. А Хелиа и Тимми, при всех своих различиях, оба из другой категории, для них все внешнее – никогда не больше, чем просто фасад, а мнение людей в расчет принимается, только если речь о людях очень близких и дорогих. Оба на свой манер замкнуты на своих внутренних мирах, поэтому-то и без особого труда отрешаются от неприятных сторон реальности, с которыми ничего нельзя поделать. Но как насчет него самого? Ривен даже с натяжкой не мог причислить себя ни к одной категории, ни к другой. Несмотря на некоторое свое тщеславие, желание добиваться поставленных целей и достигать вершин, никогда не было у него «для публики», все оценивалось и соизмерялось собственными стандартами. Мнение некоторых людей юношу, конечно, интересовало, но очень немногих людей, особенных. Что да своего внутреннего мира… не потому ли Ривен так неизбежно забывал свои сны, что просто не хотел их помнить? Не потому ли так тяжело переносил вынужденное безделье, что боялся оставаться наедине с собственными мыслями и погружаться слишком глубоко в лишенные конкретики впечатления? Разорванная связь с реальностью для него ничем хорошим обернуться не могла. Это не упорядоченный двоичный мир Тимми, не красочные леса и цветущие долины, над которыми витает в своих грезах фантазия Хелиа, потом перенося эти живописные образы на картины… собственное подсознание Ривену представлялось дымчатой бездной, этаким огромным котлованом, невозможно исследовать который дальше, чем просто любуясь поверхностью с самого края. Поверхностью, на которой вспыхивали сполохи, как искры гигантского костра, над которой в мареве дымки порой возникали радуги и призрачные миражи… И может быть – только может быть – это марево и пахло цветущей полынью. Дурацкая поэтичность образов. И под всем этим – неизведанные глубины непроницаемой мглы. Хищные глубины. Может быть, все эти образы приходят ему в безнадежно забытых снах?