День Святого Валентина

Огрон в странной задумчивости замолк. Думан хмыкнул, хотя значение этого «хотя» так и осталось для него загадкой. Если предсказательница уже выложила им всю необходимую – или просто всю возможную – информацию, теперь она могла сотрясать воздух своими претензиями сколько душе угодно. Хотя стопроцентной уверенности в словах гадалки у метаморфа отнюдь не было, весьма маловероятно было и то, что она вздумала поиграть с ними, чего-то не договаривая. Связываться с феей из чужого мира никому из четверки не хотелось бы. Особенно с серьезной «королевской» фатой: никакой пользы победа над чужачкой им не принесет, а неприятностей феечки, при своей кажущейся несерьезности, способны предоставить достаточно!

– Не стал бы я на твоем месте так уж доверять словам какой-то шарлатанки! – глухо проговорил Анаган, мрачной громадой возвышающийся немного правее и позади занятого Огроном кресла. Присесть, как остальные, он почему-то не соизволил.

Хотя магический квартет был идеально слаженной даже не за годы, а за века командой, для внешнего мира представляя даже не стаю, а практически единое целое, это вовсе не значило, что они должны были быть друг от друга в непременном восторге. Нет, безусловно, Думан умел ценить братьев именно за те качества, которых так не хватало ему самому, как и понимать не просто важность, а истинную необходимость союза, однако зачастую эти же их черты вызывали отторжение, а «черный рыцарь» своей физиономией – частенько и оторопь. Официально второй по силе в команде… и, очевидно, ничего не имеющий против того, чтобы стать, чтобы занять место первого. То есть, конечно, ничего против каждый из них не имел бы: ни сам метаморф, ни этот обманчиво кажущийся ко всему равнодушным похожий Гантлос – но по-настоящему оспаривать решения Огрона, на каждом шагу, в кажущихся мелочах бросая ему неявные вызовы осмеливался один только Ан. Впрочем, это продолжалось уже не одно столетие, а иерархия в команде оставалась все той же, что установилась когда-то.

Мать Анагана была из немногочисленного волшебного народа, тем не менее, заслужившего в человеческих поверьях весьма мрачную славу – пустынных дэвов. И это, собственно говоря, было все, что Думан знал о темнокожем великане. В отличии от большинства фэйри, у агрессивных и не гнушавшихся людоедством дэвов появление полукровки, да еще человека по отцовской линии, должно было быть чем-то уж совершенно из ряда вон выходящим, так что эта история обросла в свое время многочисленными рядами домыслов, а сам Анаган, понятное дело, не откровенничал. Да и вполне мог сам этим не интересоваться. Тем не менее, наверное, по какому-то смутному зову крови «черный рыцарь» именно страны средней и южной Азии считал своей излюбленной вотчиной – но, вероятно, в большей степени все-таки по той причине, что именно там хоть где-то, но с определенной регулярностью вспыхивали оглушительные конфликты, открывающие некоторую свободу для проявления природной агрессивности. Анаган уже много веков был, по современному определению, солдатом-наемником, искренне равнодушным к тому, на чьей стороне и под каким лозунгом ему в этот раз воевать, да и к оплате своего «труда» довольно равнодушным, лишь бы была возможность вдыхать полной грудью запах гари и крови в какой-нибудь очередной «горячей точке». Мирная жизнь заставляла полудэва буквально задыхаться, что давало Думану повод позволять себе некоторое презрение – уж неумение приспосабливаться к любой окружающей среде было для метаморфа абсолютно чуждым и непонятным.

– Но все ведь именно так, как говорила Химера. Владычица зверей – незримая сила… – внешне сохраняя полную безмятежность, развел руками «алый рыцарь». – Кстати, Думан, что за дурацкое представление ты тут устроил? Говорил же, превращайся во что-нибудь пушистое, обаятельное… девицы любят всякую большеглазую мерзость.

– Сам бы за ней и следил, раз такой умный! – вяло огрызнулся Думан. Вообще-то поддерживать Анагана, по какому бы то ни было вопросу, было не в его правилах, этак можно и раскол в команде спровоцировать, а при всех недостатках Огрона тот все-таки больше устраивал в качестве лидера, нежели «черный рыцарь», но все-таки метаморф рискнул выразить свои сомнения. – По правде говоря, я не чую в девчонке никакой «незримой силы». Обычный подменыш с средненьким даром – понимать мысли животных, да и тот задавлен внушением и отрицанием. У нее сейчас тот возраст, когда способности обычно входят в активную фазу – если такое вообще происходит. Не уверен даже, что способностей девочки хватит на то, чтобы сделать Выбор.

– И почему это звучит так, словно ты хочешь… словно ты ее защищаешь? – неприятно прищурившись – стальные глаза холодно блеснули из-под ресниц – задумчиво протянул Огрон. Думан состроил в ответ недоуменную мину. – Опять ты за свое? Забыл, как Небула почти успела тебя прикончить, а мы появились буквально в последний момент, и снова начнешь уверять, будто не все феи одинаковые?!

– Ничего такого я не говорю! И вовсе ее не защищаю, просто предупредил, что девчонка может оказаться пустышкой, только и всего!

– Он прав, – глядя мимо всех в пустоту, впервые за разговор подал голос Гантлос. – пока силы девчонки даже не пробудились, нам будет нечего у нее забрать. Может статься, только впустую время здесь тратим!

Как и у Думана, мать светловолосого мага была обыкновенной человеческой женщиной. Только повезло ей еще меньше: если в том, что переменчивый рыцарь фейри вскружил голову своими речами еще имелись свои приятные моменты, даже если ничем хорошим это не кончается, то угодить в плен к норвежскому ледяному троллю из свиты Мэб – заведомо более пессимистично. Вмешательство непонятно как оказавшейся неподалеку королевы Титании спасло той неизвестной жизнь, а поддержка ее же могущественного волшебства – удерживала еще почти год, однако рождения полукровки женщина все равно пережить не смогла.

По сути дела, Титания, последняя Истинная Королева Фей, вырастила и воспитала всех четверых. Думан мог считаться частичным исключением, поскольку прожил среди людей почти до двенадцати лет, после чего начавшиеся тогда еще бесконтрольные метаморфозы обеспечили и ему и его матери дорожку на костер. Только ему, благодаря тому же «дьявольскому» дару сбежать удалось, а ей уже нет. Тогда обещанная защита встреченной в лесу после его панического бегства королевы еще казалась даром судьбы – мальчишка отнюдь не сразу понял, что спасительница тем самым обрекла его на статус своей ручной собачонки. Для того, чтобы научиться контролировать свои превращения, Думану понадобились долгие годы, а Титании ничего не стоило «запереть» его в любом из обличий – и не всегда это обличье его в той же мере устраивало. В четверке метаморф был самым младшим – остальные юноши тогда уже воспитывались при дворе королевы фей, точно так же не догадываясь до поры об истинном своем предназначении.

В волшебным королевстве Тэрра в те времена еще царствовали примерно равные по могуществу соправительницы: королева фей Титания и великая колдунья Мэб. И обеих, надо сказать, такое разделение совершенно не устраивало, но, если у Мэб руки оказались развязаны для любых методов, то фата, традиционно выступавшая светлой и милосердной стороной волшебного мира, вынуждена была придерживаться в противостоянии соответствующих своему образу и славе рамок. Поскольку соправительницу свою она ненавидела ничуть не меньше, чем та ее – этот факт ее крайне огорчал. Неизвестно, сколько лет или десятилетий минуло прежде, чем Титании пришло в голову элементарное, казалось бы, решение – что действовать можно и чужими руками, ни капельки не замарав белых риз. Сравнительно немного времени понадобилось для того, чтобы найти и выдрессировать близких к идеалу исполнителей.

Огрон был собственным сыном королевы фей. Она не так уж редко находила себе романтические увлечения в мире обычных людей, увлекая своими чарами талантливых поэтов и музыкантов, а то и просто достаточно симпатичных юношей. Не то, чтобы она была ветреной особой, но обычные люди имели неприятное свойство – стареть и умирать, оттого к большому огорчению высочайшей правительницы, через какие-то лет двадцать-тридцать очередной фаворит терял всякую привлекательность и вынуждал королеву искать себе новую игрушку. Должно быть, один из таких зачарованных рыцарей и оказался отцом Огрона – очень похожего на мать что волосами цвета вишневого вина, что горячим высокомерным нравом.

В знак официального перемирия между дворами Титании и Мэб была принята традиция обмениваться высокопоставленными заложниками – в знак символического доверия, которого обе владычицы друг к другу в действительности совершенно не испытывали, да и жизнь заложника, если перемирие все-таки нарушалось, играла не слишком-то серьезную роль. Поэтому никого особенно не удивило, когда очередным таким посланником Титания избрала своего незаконного сына, чей статус при дворе был именно таким – громким, символичным, но при этом абсолютно ничего не значащим. Если подменыш-девочка, обладая достаточной унаследованной силой, еще могла, сделав Выбор, переродиться в полноценную фею, то у юношей выбор был невелик: либо удерживать в себе остатки человеческий природы, либо становиться какой-нибудь «неведомой зверюшкой» в услужении крылатых повелительниц. Правда, для самого Думана грань была весьма размытой…

Владычица Мэб не стала возражать против того, чтобы «принца» сопровождала свита из трех таких же полукровок, что и он сам – тех, кто еще не сделал Выбора, вообще мало кто воспринимал всерьез. Признаться честно, колдовской двор понравился четырем «посланникам» гораздо больше волшебного. Метаморфу – так уж точно. Играть роли то коней, то гончих в выездах на ежегодную королевскую охоту было гораздо веселее, чем изображать большую часть времени левретку у ног высокой фаты! Черный рыцарь Анаган тоже впервые смог в полной мере удовлетворить свою природную жестокость, только тогда, выполняя для Мэб самые опасные поручения. Что происходило в голове у Гантлоса, конечно, трудно было предположить, иногда Думану казалось, что от отца-тролля блондин унаследовал не только свою нечеловеческую силу и некоторую скуповатость, но и весьма неторопливую манеру мышления – неизвестно, экономил он так же свои мысли, или только слова. Кажется, королева колдуний была весьма довольна подаренными сестрой по власти и заклятой соперницей игрушками – ей они оказались гораздо более близки по духу, нежели самой высочайшей фате.