Денег нет, но ты держись!

–  Так! Сюда я приставляю стражника! Коты, собаки, мыши, крысы - не еда для королевского стола! Если я узнаю, что вы готовите из них, то прикажу отрубить голову каждому, кто осмелился подать такое блюдо!
– заорала я. Как много нам открытий чудных готовит прогулка по замку.

Когда мы добрались до моей комнаты, Джоана взглянула на кровать и испуганно попятилась.

–  Что не так?
– поинтересовалась я. Служанка сделала страшные глаза, а потом начала показывать странные пассы руками.

–  Не бойся. Он ничего плохого тебе не сделает!
– отозвалась я, сгружая все добро на кровать. Пес подошел к испуганной Джоане и обнюхал ее, а потом вернулся на свое место рядом с хозяином. Судя по тому, как мило они спали, я поняла, что это явно не в первый раз.

–  Набери воды! Чистой!
– попросила я служанку, переворачивая кочергой тлеющее полено. Пациент спал. Я молча положила руку ему на лоб и поняла, что если поить его, то прямо сейчас. Еще бы не мешало компресс сделать. Я взяла полотенце, отдернула штору и размотала завязку, придерживающую створку окна, и раскрыла его. Взяв горсть снега с подоконника, я завернула ее в тряпку и положила на лоб страдальцу. Он попытался смахнуть ее рукой, но я не дала этого сделать.

Через десять минут клюквенный компот без сахара был готов. Я не знаю, насколько правильно я завариваю, но должно помочь. Обжигая пальцы, я попыталась снять котелок, но Джоана выхватила его у меня и поставила на пол, вопросительно глядя на петрушку. Сейчас я чувствовала себя ведьмой на шабаше. В глазах служанки я точно теперь ведьма. Дождавшись, когда пойло немного остынет, я попросила Джоан принести кубок. Наполнив его до половины, я отхлебнула и поморщилась. Бяка! Но должно помочь! Я осторожно приподняла пациента и заставила его выпить, не смотря на вялые протесты. Подождав еще пару часов, я влила в него еще.

–  Много там еще этой дряни?
– поинтересовался демон, кашляя.

–  Целый котел!
– обрадовала я. В ответ дядя простонал и отвернулся.

Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. И не потому, что мое место на кровати занял бессовестный пес. Я сидела в кресле, прислушиваясь к дыханию. Однажды, я даже задремала, а потом проснулась, вспомнив, что забыла сменить тряпку на лбу. Второй раз я задремала под утро. Мне снилась, как ни странно гильотина. Мне снилось, что меня, с завязанными руками вели к ней. Шел снег, изо рта вырывался пар, а я делаю неуверенные шаги навстречу смерти. Интересно, к чему бы это?

Утром перед глазами все плыло. Усталость просто подкашивала меня. Я поручила Джоане следить за больным и глаз с него не спускать. Лучше больному не становилось. Правда жар спал, но пока заметных улучшений я не видела. Мы с Джоан продолжали вливать в него компот, чередуя его с куриным бульоном. Улучшения появились только на третий день. Все три дня я ходила, как в тумане. Отсидев очередной прием для галочки, я, подавляя зевоту поспешила в свою комнату.

В коридоре меня нагнал Ленс.

–  Ты выглядишь просто ужасно! Что-то произошло?
– спросил меня философ, беря меня за руку.

–  Все нормально...
– отмахнулась я, явно не желая продолжать разговор.

–  Та вдова, которая сегодня приходила на прием... Я встретил ее во дворе замка. Она была вся в слезах. Ей не на что кормить детей... Не окажешь ли ты милость помочь ей. У меня сердце разрывается при мысли о том, что бедняжка обречена погибнуть от голода вместе со своими малютками! Ей много не надо...
– произнес Ленс, заглядывая мне в глаза.

–  Опять? Вчера пять золотых для семьи лесоруба, позавчера пять золотых для сирот! Послушай Ленс! Через три недели мне предстоит заплатить дань в миллион золотых. В противном случае начнется война. Нас просто возьмут и растопчут. Ты это понимаешь? Я должна собрать эти деньги! Любой ценой. У меня нет возможности помочь всем сиротам и обездоленным! Если начнется война, то погибнет не сотня, а тысячи людей! И твои «обездоленные» умрут в первую очередь!

– ответила я, вырывая свою руку из его руки.

–  Я знаю... Я об этом слышал... Но... неужели нет способа помочь этой бедной женщине? Ну, будь же милосердной! Если хочешь, то я встану на колени, и буду умолять тебя об этой милости!

–  Сколько ей надо?
– поинтересовалась я, намереваясь уйти.

–  Пятнадцать золотых. Ей нужно заплатить по долгам мужа и купить еды... А еще ей нужно починить старый дом...
– прошептал Ленс, заглядывая мне в глаза.

–  Сколько?
– удивилась я, - Пятнадцать? Да я ей больше трех не дам!

–  Ну дай хотя бы три... Я уверен, что она будет счастлива! Бедняжка даже на такое не рассчитывала...

Я отсчитала три золотых из намного похудевшего мешочка моей бывшей служанки. Честное слово, как от себя оторвала!

–  Благодарю! Благодарю! Я поспешу порадовать ее!
– заулыбался Ленс, принимая деньги из моих рук, - Но тут такое дело... Я видел у ворот замка девочку, которая просила милостыню. В замок ее не пустили. Она стояла на морозе с протянутой рукой. Это же ужасно, не так ли?

–  Ленс! Я дала тебе деньги. Больше ты от меня сегодня не получишь! Если ты действительно хочешь помочь кому-то, то займись чем-нибудь полезным! Заработай деньги и раздавай их направо и налево. Пойди, наруби дров бедной вдове, в конце концов!
– предложила я, с едва скрываемым раздражением.

–  Опять я слышу слова твоего дяди, звучащие из твоих уст!
– вздохнул Ленс, - Кстати, где он? Я его давненько не видел!

–  Он заболел...
– мрачно ответила я, надеясь, что пушкинское «когда не в шутку занемог» не станет пророческим.

–  Это провиденье его покарало! Так всегда бывает с плохими людьми! Я недавно пришел к той мысли, что Провиденье существует. Оно карает бесчестных людей по заслугам! Рано или поздно кара постигнет любого, кто хоть раз в жизни совершил гнусный поступок!
– произнес Ленс.

–  А почему же тогда твое Провиденье не помогает сиротам, обездоленным, бродягам и прочим доходягам?
– поинтересовалась я, глядя в светлое и одухотворенное лицо философа.

–  Этого я еще не понял. Но я обязательно постараюсь это понять и объяснить людям!
– воскликнул Ленс, радуясь новому поводу повалять дурака.

–  Лучше объясни им, что до конца месяца денег нет. Но приободри их, чтобы не унывали и держались!
– язвительно ответила я, давая понять, что разговор окончен.

–  Есть у меня еще одна просьба. Я возьму листы бумаги и чернильницу?
– спросил философ, - Я просто подумываю написать книгу! Я долго думал о жизни и смерти. И пришел к выводам, что когда я умру, вместе со мной умрет мое слово. Я хочу оставить свое слово, свои мысли людям будущего.

–  Отлично!
– наигранно восхитилась я, радуясь, что даже для этого обормота нашлось заделье.