Deng Ming-Dao

Западный пик имел причудливые очертания. С ним было связано немало легенд. Согласно наиболее романтической из них, эта вершина имела другое название – пик Лотосовой Лампы. По древнему преданию, некогда одна из семи дочерей Нефритового Императора полюбила прекрасного пастуха. Богиня и простой смертный жили неразлучно, пока отец, соскучившись по дочери, не решил отыскать ее. Нефритовый Император разгневался, обнаружив, что его дочь не просто отдала свою любовь какому-то пастуху, но и родила от него ребенка. Рассерженный отец заточил молодую женщину в глубине Западного пика. Когда ее сын, Чэнь Сян, подрос, он отправился на поиски даосского колдуна, который мог бы научить его своему искусству. Наконец он нашел себе учителя. Когда даос убедился, что передал ученику все свои знания, он вручил Чэнь Сяну волшебный топор. С помощью этого топора юноше удалось отогнать демона, охранявшего горную вершину, и разрубить Западный пик. Однако воссоединению матери и сына помешал все тот же страж-демон, который вернулся во главе целой небесной армии. Сын бросился в битву с волшебным топором в руках; а мать использовала магию и лампу из лотоса, отпугивая таким образом нападавших. Нефритовый Император, тронутый сыновней преданностью Чэнь Сяна, простил их, а Западный пик с его раздвоенной вершиной после этого начали называть пиком Лотосо- i вой Лампы.

Пейзажи и древние предания стали первыми впечатлениями Сайхуна о Хуашаньских горах. В глазах мальчика это были вершины умопомрачительной высоты, с которых во время тумана нельзя было ничего рассмотреть, но зато при хорошей погоде глазам открывались далекие горные цепи и прекрасные долины внизу. То было место легенд и мифов, дом необычных, обладающих невероятными способностями жителей. Там можно было обнаружить множество небольших храмов, ютящихся на узких скалистых обрывах. Хуашань был одновременно и величайшей тайной, и святыней. Даже несмотря на свою ярость из-за насильного водворения сюда, Сайхун не мог избавиться от благоговейного трепета при виде мощных и суровых гор. Он изумлялся жителям Хуашань и поражался царившим повсюду духом приобщения к возвышенному.

Служки привели Сайхуна в храм Великого Мастера. То была Святыня Южного Пика у Источника Нефритового Плодородия. Храм представлял собой впечатляющее скопление строений и двориков, скрытых за стенами из _! кирпича и известняка. Дома были выстроены в традиционном китайском стиле, хотя в плане они выглядели несколько асиммегрично. Служки пояснили Сайхуну, что и здания, и комнаты в них строились так, чтобы соответствовать определенным созвездиям.

Резиденцией Великого Мастера был главный молельный зал храма. Перед входом была установлена большая бронзовая курительница для благовоний – символ Хуашань. Несколько каменных ступенек вели к главным дверям. У начала лестницы по сторонам стояли две бронзовые скульптуры журавлей со светильниками на головах. Крышу храма поддерживали резные деревянные колонны, а главный вход был украшен табличками с каллиграфическими изречениями. Две главные таблички по бокам у входа предупреждали: «Оставь все земные мысли» и «Войти могут только вегетарианцы».

Как и остальные хуашаньские храмы, этот ничем особенным внешне не отличался: такие же выветрившиеся камни, такое же потемневшее от непогоды дерево. Но при всей материальной убогости залы храма были безусловно богаты духовной силой. По внутренним коридорчикам струились ароматы курящихся благовоний, из невидимых комнат мягко доносилось пение, а окна напоминали простые, но изящные рамки потрясающих картин с горными пейзажами.

За храмом ухаживали сами монахи. Любое занятие, начиная с уборки или приготовления пищи и заканчивая починкой строений, могло лечь на плечи любого монаха. Ни сан, ни положение значения не имели; исключение составлял лишь Великий Мастер. Кроме того, повседневные обязанности способствовали сплочению даосов, приучали их сотрудничать.

В последующие месяцы оба служки помогали Сайхуну приспособиться к жизни в храме. Все трое спали на одной подставке. Утро у монахов начиналось задолго до восхода солнца. Жизнь в храме представляла собой бесконечную череду религиозных и бытовых обязанностей и начиналась сразу после пробуждения. В качестве первого поручения Сайхун должен был по утрам открывать затянутые бумагой окна, чтобы солнечные лучи высушили влагу на стенах – в высокогорном жилище было холодно целый год.

Умывшись, все трое с первыми лучами утреннего солнца отправлялись в главный молитвенный зал. Туда собирались и остальные монахи, чтобы перед завтраком помолиться и прочесть даосские сутры. После молитвы наступало время еды. Пища монахов была полностью вегетарианской и безыскусной. Так, завтрак состоял лишь из чашки рисовой каши, блюда с солеными овощами и чая.

В утренние часы Сайхун получал обычное образование. Его учили служки, а иногда приходилось отправляться на занятия в другие храмы. Помимо чтения, письма, истории и других предметов Сайхун учился акробатике и растяжке.

Перед обедом снова наступало время чтения сутр. Монахи читали сутры для укрепления своего религиозного духа и одновременно для тренировки дыхания. Уже само по себе это чтение нараспев представляло собой один из вариантов цигун, так что все монахи относились к этому занятию максимально серьезно – за исключением Сайхуна. Мальчику казалось трудным сидеть прямо и неподвижно, так что каждый раз во время чтения сутр он улыбался, вертел головой по сторонам, от души стараясь бубнить наравне с остальными совершенно непонятные для него фразы.

На обед монахи ели лапшу с овощами, иногда – немного хлеба. Каждый прием пищи проходил в полном молчании; монахам запрещалось даже глядеть друг на друга. Каждый должен был постоянно концентрироваться на внутреннем самосозерцании, чем бы он ни занимался.

После обеда, пока два служки получали указания от Великого Мастера, Сайхун приступал к основным своим обязанностям по уборке. Поручая это дело Сайхуну, Великий Мастер надеялся таким образом привить ему чувство ответственности и настойчивости. На деле же до ответственности было далеко. Обуреваемого духом непокорности Сайхуна интересовала совсем не скучная монашеская жизнь, а веселые игры, так что его методы уборки нередко приводили к совершенно нежелательным результатам.

Изящные решетчатые окна, затянутые бумагой, буквально разлетались от жизнерадостного толчка маленькой руки. Пол Сайхун подметал так рьяно, что пыль стояла столбом. Цветы он поливал быстро и эффективно, выворачивая на них ведро воды с верхнего балкона. Когда дело дошло до проветривания сложенных гармошкой свитков с сутрами (это было необходимо, чтобы они не отсырели и не покрылись плесенью), Сайхуну выпала редкая возможность потрудиться на славу: хватая рукой один конец свитка, он с силой швырял другой конец через весь храмовый дворик, и длинные ленты священных писаний покрывали всю землю.

Но за каждую попытку схитрить или отлынивать от должного распорядка следовала скорая расплата. Иногда Сайхуна оставляли без ужина. Случалось и так – как, например, в случае со свитками, – что Журчание Чистой Воды изрядно шлепал его. При этом служка отправлял эту воспитательную обязанность на удивление бесстрастно.

Если же приходилось заниматься грядками с овощами, выращиванием цыплят, ловлей рыбы или собиранием хвороста, Сайхуну никто не помогал и ему часто приходилось идти с вопросами к другим старшим даосам. Таким способом Великий Мастер воспитывал в юном послушнике дух инициативы и стремление учиться.

После вечерней молитвы и чтения сутр наступало время ужина: снова овощи, лапша и лепешки из муки, приготовленные на пару. Потом еще немного учебы, занятия растяжкой и совсем чуть-чуть свободного времени. К десяти часам вечера обитатели храма расходились по комнатам и укладывались спать.

Распорядок жестко выдерживался все семь дней в неделю, и Сайхун постепенно начал привыкать к жизни монаха-даоса. Он даже старался как можно лучше выполнять добровольно взятую на себя обязанность, развеивая суровую атмосферу в храме своими шутками, задорными песнями и всякими милыми выходками. Судя по всему, многим монахам это действительно нравилось. Несмотря на непокорность и привычки шалопая, Сайхун радовал их своим открытым и веселым нравом. Даосизм готовился воспитать еще одного своего верного ученика, а ученик в ответ привносил немного звонкого детского смеха в пустынные залы храма.

Глава восьмая Уроки природы

Даже сама природа давала Сайхуну множество возможностей учиться. Служки пользовались этой возможностью, объясняя мальчику устройство мира и заодно приучая его к основным даосским понятиям. Сайхун был необычайно любопытен. Многое и внутри храма, и во время прогулок по окрестным горам вызывало у него удивленные вопросы. Ответы служек были направлены не только на удовлетворение его интереса, но и на подготовку Сайхуна к аскетизму.

Однажды утром, когда все трое проснулись под гулкие звуки храмового колокола, Туман В Ущелье указал Сайхуну на кошку, которая частенько приходила спать к ним в комнату. Вообще в храме жило множество кошек: они ловили мышей и крыс Эта же, коричневая с белым, выбрала себе в товарищи трех друзей.