Деньги для киллера

— Ты чего как пришибленный? — поинтересовалась Сонька.

— На кладбище ходил.

— Опять? Чего тебе неймется?

— Как же… любопытно.

— У меня был любопытный знакомый, так на днях схоронили.

— Сонька, закопали ее.

— Кого? — очень натурально испугалась она.

— Ну, яму эту.

— Кто ж ее закопал?

— Откуда мне знать? Пошел сегодня взглянуть, а ее и нет вовсе. А после дождя и место не найдешь, будто корова языком слизнула.

— Ну и что? Нужна тебе яма?

— Как же, Софья, что-то ведь здесь не так.

— Я тебе говорила и еще повторю, помалкивай ты об этом. Далась она тебе.

— Надо бы все-таки сообщить куда следует.

— Сообщи. Яма у него пропала. Была и нету. Засмеют на старости лет. Давай-ка за стол. За картошку денег не взял, так хоть выпьем.

Максимыч не отказался. Часов в десять мы отнесли его на родной диван.

— Ну и что? — съязвила я. — Так и будем человека спаивать?

— А что делать прикажешь? Как бы его от этой глупой мысли избавить? печалилась Сонька.

Два следующих дня мы сажали картошку и спаивали соседа. Такая щедрость со стороны Соньки кого угодно насторожила бы, но Максимыч, похоже, и подумать не мог, что в голове соседки, которая росла на его глазах, могут завестись черные мысли. Однако, несмотря на систематическое спаивание, забота о появившейся, а затем пропавшей яме его не оставляла. Он упорно вспоминал ее, доводя Соньку до отчаяния. К моей радости, праздники кончились, пора было возвращаться домой.

— Я с тобой, — заявила Сонька.

— А как же лето аристократки?

— Какое лето, когда он возле амбара лежит. Продам к чертям собачьим эту дачу.

— А Максимыч? Не получит поллитровки и в органы кинется.

Сонька заскучала.

— Все равно, одна я здесь не останусь.

Я только вздохнула.

Мы вернулись в город. Привычные дела отвлекли от мыслей о ночном приключении, и я заметно успокоилась. На День Победы я сбежала от Соньки к друзьям в Загорск, и мы неделю не виделись, хотя она звонила с завидной регулярностью. Подруга в эти дни занималась выколачиванием денег с жильцов, снимавших у нее родительскую квартиру, была чрезвычайно деловита и о покойнике даже не заговаривала. Так было до пятницы. В пятницу, выходя с работы, я заметила Соньку. Она вышагивала по тротуару от дверей до угла здания и была явно чем-то взволнована. Я вздохнула и пошла ей навстречу.

— Ну, и чего ты здесь бродишь?

— Тебя жду.

— Могла бы позвонить.

Она отмахнулась и вдруг стала совать мне в лицо газету.

— Вот, полюбуйся!

— Может, ты перестанешь ушами дергать и объяснишь, в чем дело?

— Ты читай, читай. Вот здесь.

Газета была областная. В рубрике «Происшествия» встречались иногда курьезные вещи. Сонька ткнула пальцем в столбик:

«Пенсионер К., возвращаясь ночью в родную деревню Куделиху, встретил на местном кладбище двух подозрительных лиц с лопатами. Утром на кладбище им была обнаружена яма, которая еще через день исчезла». Читать дальше я не стала.

— Ну и что?

— Доболтался, старый черт, — волновалась Сонька, — говорила тебе, нельзя его оставлять.

— Не вижу в этой заметке ничего для нас опасного, — зевнула я.

— Ох, Гретка, газеты не только мы читаем. А что, если эта заметка на глаза им попадется?

— Кому им?

— Тем, кто его закопал. А?

Я задумалась, потом пожала плечами:

— Да… Не будут же они раскапывать, это глупо… или будут?

Мы посмотрели друг на друга и зашагали к остановке.

— Гретка, надо на дачу ехать. Посмотреть, что произойдет.

— Ничего не произойдет.

— Хорошо, если так.

— Слушай, давай забудем все это, а?

— Ага. Забудем. Забудешь тут… Едем, на автобус как раз успеем.

На автобус мы успели и вскоре пили чай у Максимыча, он заметку прочитал и остался доволен, чего нельзя было сказать о нас.

Чай мы пили минут двадцать, после чего в голове Соньки родилась очередная идея.

Ничего не объясняя, она потащила меня в лес, прихватив провизии и полевой бинокль. Шла она очень уверенно и вывела меня на поляну. Я огляделась и за деревьями увидела кладбище, совсем рядом. И развилку дороги, которая с этой стороны хорошо просматривалась.

— Устраивайся, — предложила Сонька.

— Навсегда?

— Как получится.

Я легла на землю, закинула руки за голову и уставилась в небо. Сонька изображала дозорного. Одно радовало: погода стояла летняя. Я извлекла из кармана журнал, но читать желания не было, и я стала приставать к Соньке.

— Вот, к примеру, с чего ты решила, что они приедут сейчас? Может, они уже были, или явятся ночью, или никогда не явятся.

Сонька уставилась на меня зелеными глазищами, поразмышляла.

— Пойдем-ка яму посмотрим. — Я вздохнула и вслед за ней побрела смотреть яму, которая, строго говоря, не была ямой. Мы присели рядышком и принялись разглядывать землю. Место поросло молодой крапивой и выглядело совершенно невинно.

— Как думаешь? — спросила Сонька.

— Если и были, то землю не трогали.

— А можно, не раскапывая, определить, есть покойник или нет?

— Ты меня спрашиваешь?

Мы помолчали и минут через пять вновь заняли боевой пост на поляне. Я легла, а Сонька сидела, поджав ноги и навострив уши, чем очень напоминала дворовую собаку. Я сказала ей об этом, она отмахнулась, и мне стало ясно: своим занятием подружка увлечена чрезвычайно и никакие силы не заставят ее покинуть пост. Оставалось только ждать, когда ей самой все это надоест.

Я вздохнула и стала листать журнал. Прошло часа два, мы уже поесть успели, журнал был прочитан, а Сонька стала проявлять явные признаки нетерпения.

— Может, пойдем? — предложила я. — Еще успеем на последний автобус.

Сонька только головой покачала.

— Слушай, земля холодная, — напомнила я, — для моего здоровья вредно так много времени…

Я не успела договорить, послышался шум подъезжающей машины. Мы замерли, уставившись на развилку дороги. В поле зрения возникли красные «Жигули», свернувшие затем в сторону Зайцева.

— Пост объезжают, — пояснила Сонька расстроенно и опять насторожилась. — Слышишь?

— Не-а.

— Да слушай ты.

Я старалась изо всех сил. Точно. Машина. Вскоре мы ее увидели. «Восьмерка» цвета «мокрый асфальт» появилась на дороге и притормозила. Минуту ничего не происходило. Потом машина плавно двинулась к кладбищу и встала как раз возле куста бузины. Сонька сопела, как паровоз.

— Номер запиши, — шепнула она торопливо. Я записала. Любопытство разбирало и меня, я выхватила у Соньки бинокль и уставилась на машину. Стекла тонированы, и определить, что происходит внутри, было невозможно. Дверь машины открылась, и появился мужчина: коренастый, стриженый, на вид лет двадцати семи. Я узнала его сразу, именно он в памятную ночь выступал в роли одного из могильщиков. Он перелез через ограду, присел и так же, как мы, стал рассматривать землю. Сидел на корточках минут пять, не меньше, как видно, о чем-то размышляя, полагаю, о неприятном, потому что хмурился все более озабоченно. Сонька тянула руки к биноклю, и я отдала его ей, все, что хотела, я уже увидела.