Деньги Ватикана. Тайная история церковных финансов

«Когда епископ дает показания на заседании комитета, политики думают о голосах 235 тысяч избирателей из католиков. Представители страховых компаний опасаются расходов. Торговая палата заявляет, что эти процессы задушат бизнес. Мартин Лютер Кинг говорил, что в наше время мы движемся в сторону правды и справедливости. Я вижу, что мы все лучше осознаем, какую роль здесь сыграл Ватикан».

Его жена верно заметила, что деньги не были главным для ее мужа. Джефф вел битву с церковью. Он радовался тому, что давали деньги, радовался своему дому для отпусков в Стимбот-Спрингс в штате Колорадо, элегантному особняку на реке с роскошным крыльцом и викторианскими портиками в Стиллуотере, который они с женой недавно обустроили и отремонтировали, коллекции произведений религиозного искусства, отражавшей его интерес к духовному миру. Но скорее деньги были его оружием для борьбы с силами зла. «Тут надо быть психом и идти на огромный риск, – говорил он по телефону между двумя деловыми встречами в Чикаго. – С точки зрения бизнеса никто не считает, что эти вещи можно так делать. Я брался за множество таких случаев, которые казались безнадежными. Из всех поданных мною исков 40 процентов были отклонены из-за законов штатов о сроке давности».

Он родился в 1947 году и рос около Сент-Пола в удобном доме. У него были одна старшая и одна младшая сестра. Его родители, принадлежавшие к среднему классу, ходили в лютеранскую церковь, а затем перешли к конгрегационалистам. «Я чувствовал себя несвободным», – вспоминает он. Его отец, торговавший мебелью, был добрым человеком, но мало проявлял свою доброту; мать, как он вспоминает, была эмоционально холодной. «Я не помню детства. Я помню, что обо мне заботились, но в семье не хватало глубоких связей, и это как-то на меня повлияло. Возможно, мое неконтролируемое поведение объясняется тем, что я не получил в детстве чего-то нужного».

Закончив среднюю школу, он поступил в Симпсон-Колледж в штате Айова. Ему было девятнадцать, он был влюблен в Патти, девушку из большой католической семьи, и та забеременела. Они вступили в брак, у них родился сын. Эндерсон окончил колледж, успел поработать, а затем поступил в Университет Миннесоты как раз в самые буйные шестидесятые годы. Он отрастил длинные волосы, покуривал травку и выходил на марши протеста против войны во Вьетнаме, желая еще активнее участвовать в перестройке общества. После окончания университета он поменял несколько работ с низкой зарплатой и начал изучать право на вечернем отделении Колледжа Уильяма Митчелла в Сент-Поле. К тому времени у них родился второй ребенок, девочка. Он неуспешно сдал экзамен, снова записался на курс правоведения и здесь ему посчастливилось стать студентом Розали Вэл, которая преподавала уголовное право, а позже стала судьей в Верховном суде Миннесоты. Его вдохновляла идея защищать людей, оказавшихся на задворках общества. Его факультет занимался юридической помощью бедным; здесь он взялся за дело черного мужчины, которого обвиняли в том, что он помочился на здание церкви. Эндерсон утверждал, что его клиент просто искал место, где бы пописать. Судья согласился с его мнением. «И в тот день я понял нечто новое, чего раньше не понимал, – сказал Эндерсон, когда мы сидели в его изысканном офисе, на стенах которого весели портреты Кларенса Дарроу и доктора Кинга. – Это чувство силы: что я могу повлиять на то, как общество поступает с людьми».

Он начал свою практику в качестве адвоката в уголовных делах, где он работал вместе со своим бывшим преподавателем. При этом ему приходилось заниматься делами о вреде, нанесенном личности, и оскорблении. В 1983 году к нему обратилась католическая семья рабочих с просьбой им помочь. Их 25-летний сын, отбывавший тюремный срок за растление несовершеннолетнего, сообщил им, что в детстве стал жертвой отца Тома Эдемсона. Они встретились по этому поводу с викарным епископом Робертом Карлсоном, возглавлявшим архидиоцезию Городов-близнецов. Тот посочувствовал им и послал чек на $1500. «Получите по нему деньги, – сказал Эндерсон. – И разрешите мне навестить вашего сына».

Глядя через стеклянную перегородку на юного заключенного, Эндерсон был тронут его печальной наивностью, которую он часто мог наблюдать у своих клиентов, совершивших уголовные преступления. Он поговорил с полицией: ничего нельзя было сделать из-за истечения срока давности преступлений священника. Он не знал ни одного адвоката, который бы подавал иски против Католической церкви.

Законы Миннесоты позволяют адвокату послать жалобу на ответчика до подачи документов в суд. Эта процедура позволяет добиться урегулирования без широкой огласки и не тратя денег на процесс. Он послал заявление в диоцезию. Ему тотчас же позвонил юрист церкви: чего он добивается? Он хотел, чтобы священника удалили из прихода. Вскоре он узнал, что это требование выполнено. Церковь хотела уладить дело. Эндерсон хотел снять свидетельские показания архиепископа Джона Роча. Представитель церкви в этом ему отказал. Эндерсон угрожал ему тем, что передаст дело в суд и привлечет к нему внимание СМИ. Ему передали показания, а также дело Эдемсона, содержащее письма, которые показывали, что тот менял диоцезии и приходы из-за обвинений в сексуальных преступлениях. Он снял показания другого епископа, Лораса Уоттерса из Вайноны. Он был убежден в том, что оба епископа под присягой дали ему ложные показания о своем знакомстве с историей Эдемсона, и стал в нем разбираться [551] . Юрист архидиоцезии предложил выплатить жертве «обычную в таких случаях» компенсацию, а это означало, что Эдемсон не был уникален. Размер предложенной компенсации составлял $1 миллион, который выплачивается постепенно на протяжении многих лет в виде ежегодных чеков.

551

Jason Berry, Lead Us Not into Temptation (New York, 1992), pp. 281–286, 371–373.

«Я был нездоров, испуган, расстроен, я не мог спать, – вспоминает он о том предложении, как будто оно было сделано вчера. – Эта сумма казалась мне огромной». Он отправился на встречу с клиентом, который к тому времени уже вышел из тюрьмы. Он заплакал, услышав об этом предложении, которое включало в себя условие о неразглашении. Эти деньги платили за молчание. Эндерсон просил его не соглашаться на это условие. «Джефф, – сказал молодой человек, – разорви его, но сделай это как можно быстрее, пока я не передумал».

Эндерсон вернулся в офис, набросал текст иска и отправился в суд.

В Сент-Поле все заговорили об этом иске. Осенью 1984 года официальное обвинение в уголовном преступлении отца Жильбера Готе из Лафейетта, штат Луизиана, наделало больше шума. В 1985 году Готе по соглашению признал свою вину; диоцезия занялась урегулированием отношений с десятком семей мальчиков, которых он растлил. Готе и Эдемсон оказались разными сторонами одной и той же монеты. Эдемсон никогда не подвергался судебному преследованию. Ранее в связи с преступлениями Готе (а у него появлялись все новые и новые жертвы) выплачивалось в среднем по $400 тысяч за жертву. Эндерсону в его случае удалось договориться о постепенной выплате $1,2 миллиона. К нему стали обращаться другие жертвы Эдемсона. В конце 1980-х ему удалось договориться о выплате в среднем по $550 тысяч, а в сумме это составило около $10 миллионов, треть из которых заплатили страховые компании. В итоге ему удалось добиться того, что в Миннесоте был увеличен срок давности для дел о растлении детей. Тем временем, поскольку Эндерсон пил и изменял жене, распался его брак. Позже он встретился с Джулией Аронсон, которая была на четырнадцать лет моложе его, и она стала его женой. В 1992 году у Джеффа были годовалый сын, любящая жена, прекрасный дом и доходная практика, и здесь он узнал, что его дочь от первого брака, которой уже исполнилось восемнадцать лет, призналась, что в восемь лет была совращена своим терапевтом, бывшим священником. В тот момент преступник находился в тюрьме. Терзаемый виной Джефф Эндерсон решил, что будет серьезнее относиться к отцовским обязанностям. Но он стал скатываться вниз и пил так жадно, что на своем 50-летии после застолья с друзьями полностью отключился. Когда он пришел в себя, то увидел, что его второй брак находится на грани распада.

Эндерсон начал амбулаторное лечение и стал посещать группу Анонимных алкоголиков. Исследуя свое пьянство, он с ужасом понял, что здесь есть нечто такое, что неподвластно его контролю. Как он понял, духовность, благодаря которой все эти католики оставались в своей церкви, имела миллион форм; он сам стал искать духовную основу для преодоления того дефицита любви, из-за которого он мог пить без остановки. Как может агностик встретиться с высшей силой? В этом ему помогали жена и товарищи по АА, но реальную надежную основу он получил от одного католического священника.

Боевые братья

Отец Том Дойль, канонист ватиканского посольства, потерял свою работу и возможность стать епископом из-за написанного в 1985 году им вместе с другими авторами отчета, в котором он предупреждал иерархию о приближении кризиса вокруг преступлений священников. Дойль принадлежал к ордену доминиканцев, которые славятся своими проповедями; когда ему звонили журналисты, он все откровеннее и смелее говорил им о бездействии епископов. Этот клирик, носивший в посольстве отложные манжеты, которого приглашали на банкеты в Белый дом, стал капелланом в воздушных силах. В 1988 году, когда он распаковывал свои книги в коттедже на базе воздушных сил в Индиане, ему позвонил юрист по имени Джефф Эндерсон. Дойль приготовился внимательно слушать. Несколько дней назад он послал Эндерсону отчет на девяноста трех страницах, написанный им вместе с юристом Реем Маултоном и психиатром отцом Майклом Петерсоном, который уже был разослан всем епископам Америки. Этот документ был дымящимся ружьем для судебных процессов Эндерсона.

Разочарованный боец за ортодоксию, Том Дойль сам в тот момент приходил в себя после катастрофы, связанной с алкоголем. Оказавшись на дне, Дойль никогда не винил Ватикан или епископов; он признал, что не в силах справиться с проблемой, и направил всю свою духовную жизнь на то, чтобы встать на путь выздоровления. Он считал себя раненым целителем. Дойль, имевший лицензию пилота и состоявший в Национальной стрелковой ассоциации, был ярким консерватором. Но он стал другом в той же мере откровенного либерала Джеффа Эндерсона, в лице священника тот обрел брата, которого ранее у него не было; они оба были полны решимости освободиться от уз алкоголя и продолжать битву. Чтобы стать ближе к Богу, Дойль принял священство. Возмущенный действиями иерархов, которым он служил, Дойль стал консультировать жертв священников по телефону и через электронную почту. Представления Дойля о духовности сильно повлияли на адвоката, у которого никогда не было духовного руководителя. С другой же стороны, Эндерсон дал в руки бунтующего священника новое оружие: опытный свидетель на судебных процессах, тот мог использовать свои знания, чтобы напоминать иерархам о том, что они нарушают каноны церкви – и нравственные нормы. Дойль считал, что структуры власти ядовиты: прелаты, цепляющиеся за власть как наркоман за шприц, покрывали виновных. Дойль был радикалом – если вспомнить о смысле соответствующего греческого слова redux, которое означает корни, изначальные вещи. Он обладал трезвостью мысли судьи, а пост капеллана защищал его от санкций епископов диоцезий, и потому, когда позволяло время, он давал показания на процессах, которыми занимались Эндерсон и другие адвокаты. В 2002 году «Голос верных», недавно созданная группа сторонников реформ, присудил ему премию Честного Священника. В 2003 году архиепископ Эдвин О’Брайен, старший над вооруженными силами, устроил его увольнение в связи с туманными каноническими нарушениями, так что воздушные силы не могли этому возразить [552] . Это была месть. Путь в капелланы армии был для Дойля закрыт после девятнадцати лет службы – когда ему оставался только год до пенсии.

552

Daniel J. Wakin, “Catholic Priest Who Aids Church Sexual Abuse Victims Loses His Job”, New York Times, April 29, 2004.

Эта мелочная месть иерархов показала их недальновидность: Дойль не собирался сдаваться. Он поселился в пригороде Вашингтона и посвятил все свое время деятельности свидетеля-эксперта в делах о сексуальных преступлениях духовенства. И он был крайне востребованным. В 2010 году Дойль собирался оставить священническое служение.

Когда двое братьев, Джеймс и Джон Ховарды, попросили Эндерсона представлять их интересы на суде против диоцезии Стоктона в Калифорнии, это стало поворотным моментом для адвоката. В начале 1980-х священник ирландского происхождения Оливер О’Грэди втерся в доверие к семье Ховардов и растлил четверых из семерых детей. О’Грэди также дружил с женщиной, чья девятимесячная дочь страдала от вагинальных рубцов из-за его надругательства. Семья обратилась в полицию. Церковный юрист заявил полиции, что О’Грэди более никогда не будет контактировать с детьми. Роджер Махони, епископ Стоктона, послал его к психиатру. О’Грэди говорил с ним о том, как его притягивают мальчики. В своем заключении психиатр нашел «серьезный дефект развития» у О’Грэди и предположил: «Быть может, на самом деле Оливер не призван к священству».