Депрессия и тело

Однако вскоре после женитьбы Джеймс снова впал в депрессию. А началось все с заражения гриппом, во время которого он оставался дома несколько дней. Болезнь его ослабила и сделала раздражительным. Сам он про себя сказал следующее: «Я отключился от всего — от работы, семьи, секса и т. д. Я снова в депрессии, но, кажется, на этот раз она не так сильно зажала меня, как раньше». Он значительно похудел, сбросив 12 фунтов, и его тело уже не было таким грузным, как раньше. Я знал, что мои слова не дойдут до него, поэтому мы начали работать на физическом уровне с дыханием и с криком. В этот раз мое внимание было сосредоточено на его челюсти. Она, казалось, была сделана из твердых пород дерева, застывшая, жесткая и неподвижная. Глядя на нее, можно было подумать, что он полон решимости бороться за свою драгоценную жизнь. Создав кулаками давление на его скулы, я, когда он кричал, смог определить оттенок грусти в его голосе. Он сказал, что грустит из-за депрессии. Затем я создал некоторое давление на передние лестничные мышцы вдоль его ноздрей, и, продолжая кричать, он начал слегка всхлипывать. Он продолжал всхлипывать каждый раз, когда открывал горло, чтобы издать звук. Но на этот раз его всхлипывания стали каким-то образом отличаться от предыдущих. Он сказал, что ощущает их как плач однолетнего ребенка, который грустит о чем-то. Он повторял упражнение, которое делал несколько раз до этого без какого-либо эффекта. Он вытянул вверх руки и сказал: «Мама». Однако сейчас он начал плакать уже взахлеб, осознав, что его плач был связан с ее потерей.

В этом переживании Джеймс чуть-чуть столкнулся с ребенком, который находился внутри него. Эта была та часть его личности, которую он прятал все эти годы как от других, так и от самого себя. Она была защищена толстыми, деревянными стенами его тяжелой мускулатуры, недосягаемая, но в то же время и неспособная выйти наружу. Вместе с ребенком были запрятаны все чувства, делающие жизнь содержательной и разнообразной, но в то же время болезненной. Джеймс получил очень серьезную душевную рану и был полон мрачной решимости, неосознанной, конечно, избегать этого в дальнейшем. Он хотел быть неуязвимым и непробиваемым и, действительно, почти таким и стал.

В конце занятия Джеймс выглядел совсем другим человеком. В нем пробудилась какая-то легкость и веселость, как будто его выпустили из тюрьмы. До этого я не замечал в нем этих чувств.

Через две недели я встретился с ним снова. Эффект от последнего занятия у него сохранился. Он также заметил, что не чувствует грусти и хочет снова плакать. Но он соприкоснулся лишь с поверхностью своего страстного желания любви и своей грусти, поэтому было необходимо более полно высвободить эти чувства наружу.

Он начал с дыхательных упражнений (на табурете), чтобы мобилизовать свое тело. Затем в его ногах появились вибрации. Ложась на кровать, он уже был энергетически заряжен. Я попросил его вытянуть руки и губы, представить себя ребенком, который хочет пососать материнскую грудь. Как же тяжело ему было сделать это! Его губы с трудом вытягивались вперед. Я немного надавил на его челюсть, и, сказав «мама», он расплакался. К его удивлению, это произошло довольно быстро и повторялось каждый раз, когда он пытался вытянуть губы. Для сосания ребенок также двигает языком. Поэтому я накрыл ладонью рот Джеймса и попросил его прикоснуться к ней языком. Это вызвало еще более глубокий плач. Теперь он сознавал, как отчаянно ему хотелось дотянуться и как трудно это было сделать. Он почувствовал гнев, который оборвал его плач, и впервые он смог изо всей силы бить кулаками по кровати и кричать «Почему?» уверенно и убедительно. Он начал по-настоящему горевать и соприкоснулся с гневом по отношению к своей утрате.

Что же он потерял? Он потерял удовольствие и удовлетворение, которые могла принести ему материнская любовь, но, что более важно, потерял способность тянуться и раскрываться к удовольствию. Он утратил способность получать удовольствие, и это было то, о чем он горевал и на что злился в настоящем. Это то, что охраняет каждый человек, который был лишен удовлетворения младенческих потребностей. Эта не та потеря, к которой можно приспособиться или принять, ибо она отняла у жизни ее содержание. Ее также нельзя компенсировать, и все попытки компенсации неизменно оканчиваются неудачей и депрессией. Только если терапия восстановит способность пациента тянуться к удовольствию и получать его, она будет эффективной в своем преодолении депрессивной тенденции.

Я думаю, теперь мы может понять, почему депрессия поражает так много людей как раз тогда, когда они, казалось, уже достигли своих целей. Работая много и усердно ради условий, которые, по их мнению, сделают удовольствие возможным, они вдруг обнаруживают, что это невозможно. Удовольствия для них там нет, поскольку у них нет способности тянуться к нему и брать его. На самом деле удовольствие заключается в самом процессе вытягивания и раскрытия к нему, как я уже указывал в своей предыдущей книге /1/. И мы должны признать, что это не исключительно психическая установка. Движение вытягивания выполняется телом и блокируется мышечными напряжениями, которые ограничивают это движение.

Существуют разновидности движений вытягивания: первое выполняется ртом и представляет импульс младенца дотянуться до груди матери; второе выполняется руками — ребенок этим жестом выражает свое желание, чтобы мама подняла его и прижала к телу. Во взрослой жизни эти действия трансформируются в любовные поцелуи и объятия. Оба эти движения сильно ограничены у депрессивных пациентов. Если руки и поднимаются вверх, То плечи оттянуты вниз, а ладони безвольно висят на запястьях, как увядшие цветы. Просьба совершить вытягивание часто наталкивается на непонимание или равнодушие пациентов, которые они выражают фразами: «Для чего?», «Какой в этом смысл?» или «Ее там не было», имея в виду мать. У них в руках отсутствуют ощущения из-за сжатия мышц плечевого пояса. Вытягивание вперед губ также сдерживается спазмами мышц лица. Большинство пациентов имеют твердую верхнюю губу, которая указывает на подавление чувств. Жесткая и неподвижная челюсть, также выражающая негативное отношение, не дает нижней губе свободно выдвигаться вперед.

Если человек не может вытянуться, ему приходится манипулировать своим окружением, чтобы удовольствие само пришло к нему. Но когда это произойдет, он все равно не может взять его. Эту дилемму можно решить, только избавившись или уменьшив мышечные напряжения. Однако это нельзя делать механически. Сдерживание является неосознанным «я не буду», что, с одной стороны, является защитой против возможного разочарования или травмы, но с другой — также и реакцией озлобления. «Раз ты не пришла, когда я хотел и звал тебя, сейчас ты мне не нужна». Пока это негативное отношение не будет осознано и выражено, вытягивание останется зыбким и неполным. Но поскольку пациент находится в отчаянии, одиночестве и нуждается в принятии и одобрении, ему не хватает уверенности, чтобы высказать свою негативность открыто. Это и произошло в случае с Джеймсом. Он нуждался в большем заземлении.

По мере того как я продолжал работать с его вытягиванием и негативными чувствами, состояние Джеймса определенно стало улучшаться, и в течение многих месяцев депрессивная реакция не беспокоила его.

Удовольствие от его отношений с женой значительно увеличилось. Но стали появляться проблемы, связанные работой, что его сильно обеспокоило. Однажды он пришел на занятие в глубокой депрессии, столь же сильной, как и раньше. На этот раз свои чувства он выразил следующими словами: «Я не знаю, хочу ли я вообще жить». Проблемы на работе на самом деле никоим образом не способствовали появлению этого чувства. Изучая его состояние, я понял, что он был не способен закрепить свой прогресс, потому что ему не хватало достаточного количества ощущений в его ступнях, чтобы прочно стоять на земле при столкновении с какими-либо неприятностями.

Я уже давно знал о существовании такой проблемы в личности Джеймса. Мы работали с его ногами и ступнями на протяжении всей терапии, но так и не смогли до конца разрешить эту область затруднений. Дать пациенту чувство того, что он будто бы врос своими ступнями в землю, — задача последнего этапа терапии. Это чувство позволит ему снова встать на ноги как личность. Оно дает ему полную мобильность и гибкость тела. Он сможет свободно передвигаться по жизни. Я мог бы еще добавить, что у Джеймса было плоскостопие, особенно на левой ступне. Мы были вынуждены сосредоточиться на этой проблеме.

Существует много биоэнергетических упражнений, которые мобилизуют ощущения в ступнях. Одно из них, например, заключается в том, чтобы расположить свод стопы на ручке теннисной ракетки и давить на нее до появления болевых ощущений. Я также помог Джеймсу осознать, что он не полностью задействует свои ступни при ходьбе. Он очень слабо отталкивался ими от земли. Поэтому в каком-то смысле он не мог оторваться от своего мрачного состояния.

Джеймс, конечно же, не принял сразу моей интерпретации его проблемы. Только развив в результате упражнений некоторые ощущения в своих ступнях, он смог понять, как слабо они были развиты. Когда в какой-то части тела не хватает или отсутствуют ощущения, человек не чувствует эту часть и, как следствие, не осознает, что она у него не развита. Это является ключевой проблемой в терапии. Джеймс старательно выполнял эти упражнения дома и на терапевтических занятиях. Он быстро вышел из своей последней депрессивной реакции и полностью освободился от нее с тех пор. Он узнал, что должен поддерживать связь между своими ступнями и землей на чувственном уровне, если хотел быть уверенным в том, на чем он стоит как личность.