Деревенские адвокаты
Шрифт:
– Не любо - не люби! И в кажном деле так!
– крикнул Нажип с Носом. Знать, увидел случай в прошлых своих похождениях оправдаться.
– Кто же от назначенного яства откажется?
Халфетдин с деревянной ногой, который на всех собраниях и сходках за долгие годы и единого словечка не обронил, тут почувствовал, что язык во рту дернулся и ожил. Злость, столько лет дремавшая в груди, вдруг проснулась.
– Ты в это дело свой нос не суй! Тогда прищемили, так теперь оторвут, - остерег он.
Острословам того и хватило, со всех сторон посыпалось:
– Ничего, бывалый нос, испытанный, его так просто не возьмешь!
– Краса Кулуша'
– Только ли Кулуша!
– Эй, хватит лясы точить!
– Пусть Мухтай скажет'
– Пусть даст ответ!
Мухтасим встал, но из угла своего не вышел.
– Даю ответ. Отчего же не дать? В том, что его в таком виде всему аулу, каков он есть, показали, моей вины нет, ямагат. Как свалился Кашфулла пьяный, я велел запрячь лошадь и бережно доставить домой. Но шурин мой Ишти, сами знаете, умом скудноват, нашел, оказывается, где-то ручную тележку и забаву себе устроил, дескать, мясник он. Я его отругал за это, крепко отругал.
– В голосе, в словах Лисы звучала скорбь.
– Вот как это случилось. А что я напоил его... Так ведь я не уговаривал. Я с гостем сидел, а он попросил и сам, один выпил, даже с нами не чокнулся.
– Так и было?
– Кылысбаев этому не очень поверил, повернулся к Зулькарнаеву. Тот, словно уже пришел к какому-то решению, сидел спокойный.
– Сам попросил и выпил?
– Так и было. Сам попросил и выпил.
В озябшей было душе приунывшего уполномоченного сразу потеплело. Громовой голос снова обрел силу.
– А теперь мы слово дадим тебе, Кашфулла, сын Га-рифа Зулькарнаева. Как же ты теперь оправдываться будешь? Какие клятвы принесешь? Ну, послушаем, - и он сделал шаг назад. Дескать, сейчас перед вами еще один человек выступит.
Кашфулла спокойно встал, но из-за стола не вышел.
– Ни оправдываться, ни клятвы давать не буду, - как обычно, с нажимом на каждое слово, сказал он.
– Как мне теперь вам в лицо смотреть и как вот эту печать, данную мне Советской властью, носить?
– Из брезентового портфеля он достал белую тряпочку, не торопясь развернул ее, выложил на стол круглую печать и четырехугольный продолговатый штемпель, портфель убрал под стол.
– Вот они, печать и штемпель, оба в целости-сохранности. Принимайте. Я с этой службы ухожу.
– Вот это сознательно!
– одобрил Кылысбаев. Но печать со штемпелем в глубокий карман галифе почему-то сразу не убрал.
Сидевший в третьем ряду Нурислам в два прыжка взлетел на сцену. Первым делом схватил печать со штемпелем и сунул себе в карман. Народ даже ахнуть не успел.
– Это что за самоуправство, что за самоволие такое? Откуда такая спесь? Кто дал Зулькарнаеву право с печатью играть? Печать не девица - хочу женюсь, хочу разведусь. Панимаешь!
– это он уже добавил для красы.
– Где твоя честь, где афтаритет? Комар ужалил, а ты "разбой" кричишь? Красноармеец ты, который кровь проливал, или... это... Ладно, этого не скажу... Что, нюня, разобиделся? Вот еще барин, его превосходительство, хочет - приходит, хочет - уходит. Через нас, через наши головы переступить хочешь? Не выйдет! Ты не по своей воле сюда сел и так просто, по своей обиде не уйдешь. Нет, товарищ Зулькарнаев, кроме тебя еще мы есть. Мы!
– он повернулся к народу и двумя руками обвел сидящих.
Кылысбаев пытался остановить его, но перебить Враля ему было не по силам.
– Есть мы, ямагат, или нет уже нас?
– Есть!
– закричали.
– Есть!
– А коли так, товарищ палнамуч, ни ты, ни разобиженный Кашфулла сами этого вопроса разрешить не можете, его мы решать обязаны... Покуда наш председатель нам годился?
–
Годился, годился!– Очень даже неплохой!
– Тогда побьем-потрясем и обратно на место посадим. Согласны?
– Согласны! Согласны!
– Пусть остается! Нурислам совсем разошелся:
– Вот что я тебе скажу, палнамуч Кылысбаев, ты нас и волостью, и властью не пугай. Мы сами себе власть! В волость тоже, бывало, хаживали, дорогу знаем. И с начальством тамошним знакомы. Одного тебя в первый раз видим.
– Погодите-ка, товарищи!
– высоко поднял руку Кылысбаев.
– Это же не собрание. Это черт знает что такое!
– Ты сам вначале сказал, что это собрание и не собрание вовсе, напомнил Нурислам.
Кылысбаев, конечно, из самоуверенных гордецов, но не совсем же безмозглый, понимает: сколько бы жеребенок ни лягался, но горы не свернет. Кроме двоих-троих сомневающихся, Кулуш стоит крепко. Собрание без вожжей, без уздечки несется. Нужно и то сказать, в те времена ораторов назначать, подготавливать, определять, кто о чем должен говорить, заранее собирать голоса - обычая еще не было. У людей - что на уме, то и на языке. Потому неправой воле одного не подчинились. Кылысбаеву, чтобы потом дать отчет в волости, надо было что-то делать. Он ведь думал: "Приеду, разоблачу и скину. Делов-то, на пять минут..." Ан не вышло, дела закрутились по-иному. Самое простое, законное - поставить на голосование. Тут уж и волостное начальство не придерется.
– Вас понял, ступай, садись на место, - сказал он Ну рисламу.
– Ты, Зулькарнаев, тоже садись.
– А печать?
– забеспокоился Враль.
– Положи на место. Никто не тронет.
Нурислам вынул из кармана печать со штемпелем и положил на белую тряпицу. Но, спустившись со сцены, на место не сел, стал, прислонившись к печке. Еще неясно, может, кончилась схватка, а может, и нет, надо быть наготове.
– Одно дело разговор, товарищи, и совсем другое дело - документ. Мне документ нужен, - решил подытожить уполномоченный.
Но в этот раз слово "Документ" прозвучало не так грозно, как давеча, за это время в кулушевцах отваги прибыло.
– А где мы его тебе возьмем?
– спросил кто-то.
– Брать не надо, - Кылысбаев уже совсем приглушил голос.
– Все, о чем говорили, поставим на голосование и узаконим. Первым было предложение снять Зулькарнаева с работы. Ставлю на голосование.
Опять поднялся крик:
– Не было такого предложения!
– Не слышали!
– Кто предложил?
– Я, - сказал уполномоченный.
– Ты не из нашего аула!
– Ты его не выбирал!
– Высокий ямагат! С одной стороны, товарищ Кылысбаев тоже из нашей волости, большой начальник, палнамучем приехал к нам, с другой стороны, его слова тоже нельзя со счетов сбрасывать, - залебезил завсегдатай мечети Искандер.
– Надо принять предложение.
– Ладно, пусть по его будет.
– Давайте руки поднимать!
– Ставлю на голосование первый вопрос.
– Кылысбаев подошел к краю сцены.
Его тусклый взгляд во второй раз обошел всех собравшихся, на этот раз и сидевших в задних рядах не упустил.
– Кто за то, чтобы снять Зулькарнаева Кашфуллу с председателей, пусть поднимут руку. Смелее товарищи, смелее!
"Смелых" оказалось пять или шесть.
– А кто за то, чтобы Зулькарнаева оставить на месте? Дружно взлетели руки.
– Теперь поднимите руки те, кто воздержался! Клуб молчал.
– Воздержался кто или нет? Собрание в смущении молчало.
– Ты только погляди, о чем спрашивает, бесстыдник!- громко зашептала соседке Партизанка Шаргия. Даже ей стало неловко.