Дерево на крыше (сборник)
Шрифт:
Александр нажал на курок. Щелчок. Перед глазами те же самые обои. Александр не мог понять: на каком он свете?
Сел. Спустил ноги на пол. К ногам тут же подошел кот. Потерся. Тот же кот и так же потерся.
Из коридора доносился голос Татьяны. Она всегда орала в трубку, не доверяла технике. И сейчас орала.
Александр понял, что он жив. Пистолет дал осечку.
Второй раз он стреляться не стал. Испугался.
Татьяна Дабижа открыла три химчистки. Это оказалось непросто: взятки, подписи, аренда помещения.
Татьяна взяток не давала. Манипулировала
Александр целыми днями лежал лицом к стене, не хотел жить. Потеря смысла жизни.
Эта постоянная депрессия – как гиря на ногах Татьяны. У нее ведь никто не умер, и даже наоборот: деньги текут рекой, жизнь бьет ключом.
Надо было как-то решить вопрос с Александром. Но как?
Если смысл жизни потерян, его надо заменить. Замена смысла.
Татьяна сосредоточилась. Она умела сосредоточиться, когда надо.
В этом крылась причина ее жизненного успеха.
У Александра развилась бессонница. Он засыпал под утро и спал до обеда.
– Так и будешь? – спрашивала Татьяна.
– А что? Я тебе мешаю?
– Ты же не птица. Мужик должен работать и зарабатывать.
– Для кого?
И в самом деле. Татьяна зарабатывает, как семь мужиков. А ему одному – много ли надо? На похороны? И так похоронят. На поверхности не оставят.
Все лучшее осталось в том времени, когда он жил с Верой и считал себя несчастным. Именно тогда он снял свои лучшие фильмы. Именно тогда испытал самые яркие чувства…
Александр сожалел, что не умер от желчного перитонита. Он был в расцвете славы. Его хоронили бы с почестями, как члена политбюро. Он не женился бы на Татьяне, не обидел бы Веру, не узнал бы о смерти сына…
Однажды его разбудили шаги, голоса, стук дверей. Александр открыл глаза и увидел посреди своей комнаты девочку лет пяти. Она была замотана в пуховый платок и походила на маленькую бабенку.
«Ребекка», – толкнулось в Александре. Он ее никогда не видел, но сразу узнал. Девочка не похожа на Ванечку, но видно, что его дочь. Те же синие, граненые глаза и та же манера стоять, выпятив пузико.
В дверях маячила нестарая женщина лет пятидесяти. Вот уж точно копия Ребекки. Вернее, наоборот. Девочка – копия бабушки.
– А где Оля? – спросил Александр.
– Замуж вышла, – отозвалась бабушка. – В Риге живет. Там свои дети.
Значит, Ребекка не понадобилась в новой семье.
На девочке было тяжелое пальто, сшитое на руках. Детей в городах давно так не одевают. Современные дети носят пуховые легкие комбинезончики. А здесь – бедность. Та самая голь, которая на выдумки хитра.
Татьяна высилась среди комнаты – торжественная и взволнованная, как на сцене. Это был ее проект: поехать в Мамыри, разыскать внучку Александра и привезти с доставкой на дом.
– Откуда ты узнала? – спросил Александр.
– Не в колбе живем, – загадочно отозвалась Татьяна.
Она повела гостей на кухню. Их надо было накормить и расселить. Татьяна
собралась прописать Ребекку и бабушку на площадь Ивана. В свою бывшую квартиру. Предстояли справки, документы. Предстояло свершить невозможное.Но для Татьяны ничего невозможного нет. Вся ее жизнь – скачки с препятствиями.
Татьяна любила препятствия, как молодая кобыла, когда надо сгруппироваться и перепрыгнуть, не зацепив. Без преодолений скучно и вяло. Что за жизнь без преодолений…
Татьяна вывела гостей из комнаты. Закрыла за собой дверь, чтобы не нарушать режим Александра. Но Александр не лег больше лицом к стене. Сколько можно смотреть в стену, что там можно увидеть, кроме пальмочек.
Надо вставать. Надо работать и зарабатывать. Тащить эту беспомощную парочку: бабушку и внучку.
Бог даст день, а пищу даст Александр.
Иванушка будет доволен. А может быть, он и подослал.
Прошли годы.
Вера умерла.
Незадолго до смерти она дала телевизионное интервью. Передачу записывали в доме престарелых, и у всех создалось впечатление, что она умерла в богадельне. Но это не так. Вера умерла в своей квартире, которую ей когда-то помог купить Александр. Дал половину суммы.
Мог бы, конечно, дать всю сумму, но и половина лучше, чем ничего.
Бог даровал Вере легкую смерть. Во сне.
Вера лежала со спокойным разглаженным лицом – красивая и ясная. Может быть, она простила всех и вся. Или забыла всех и вся. Ее ждала встреча с сыном, с его картинами, которые он написал неземными красками.
Интервью вышло через полгода после ее смерти.
Лена с напряжением смотрела на экран.
Вера повествовала о своей жизни, и Лена с ужасом ждала, что Вера сейчас по ней пройдется. Размажет по стене. Отомстит, хотя бы словесно. И будет права по-своему. Пару слов за испорченную жизнь.
Сергей вжался в спинку кресла. Если Вера пройдется по Лене, то значит – и по нему. А у него пол-Москвы друзей, больше сотни подчиненных. Но – никаких имен. Никакого сведения счетов. Только достоинство и мужество.
Вера рассказывала, как потеряла главную любовь жизни – Александра. Потеряла единственного сына. Господь уготовил ей такой путь.
Вера читала свои любимые стихи – без актерства, очень просто, благородно, донося только автора. И ни в коем случае – себя.
Лена, привыкшая видеть Веру в разорванном халате, разлюбленную и униженную, была поражена размахом ее личности и таланта. Вера как будто пришла из зазеркалья, чтобы сказать: «Вот она – я. А вы все живите, как умеете».
В конце передачи Вера грустно улыбнулась и спросила ведущего:
– Я погорелица, да?
Ведущий подумал и ответил:
– Все мы погорельцы.
Все ждали от жизни большего. Хотели одно, получили другое. Каждому недодали.
Несколько раз в году, на церковные праздники, Александр навещал Веру на Ваганьковском кладбище.
Предварительно он звонил Рябе – это имя закрепилось за Ребеккой. Они встречались у входа на кладбище, покупали гвоздики. Вера любила эти стойкие цветы за то, что долго не вянут и пахнут гвоздикой.